«1. Воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и свободу вероисповедания, в том числе принятию религиозных или иных убеждений или отказу от них, вступлению в религиозное объединение или выходу из него, – влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от десяти тысяч до тридцати тысяч рублей; на должностных лиц – от пятидесяти тысяч до ста тысяч рублей.
2. Умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение – влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от тридцати тысяч до пятидесяти тысяч рублей либо обязательные работы на срок до ста двадцати часов; на должностных лиц – от ста тысяч до двухсот тысяч рублей»[113].
До 2013 г. данная статья КоАП РФ также предусматривала более «мягкие» штрафы: в первом случае – от ста до трехсот рублей; на должностных лиц – от трехсот до восьмисот рублей, а во втором – от пятисот до одной тысячи рублей.
Можно сказать, что при определении состава правонарушения в отношении прав верующих или религиозных организаций государство допускает использование канонического взгляда.
Соотношение светских и религиозных истоков современной системы определения противоправных деяний и наказаний за них сейчас активно изучается. «Христианское учение, – пишет И.В. Хорошко, – гласит, что за нарушения религиозных законов, отступление от них, несоблюдение, а также за иные грехи существует кара Божья. С позиции государства несоблюдение установленных в обществе правил поведения, закрепленных в нормативных правовых актах, считается правонарушением, следовательно, за подобное поведение лицо привлекается к юридической ответственности (уголовной, административной, гражданско-правовой, дисциплинарной). Следует отметить, что в религиозном и юридическом способах регуляции человеческого поведения существуют сходные позиции, касающиеся адекватного справедливого возмездия. Например, как грехи, так и правонарушения различаются по степени тяжести, следовательно, влекут за собой наказания различного характера и неодинаковой меры. Общие черты есть и в процедуре привлечения к ответственности: в христианстве – суд Божий, в государстве – суд, избираемый или назначаемый в установленном порядке»[114].
В России на протяжении веков сложилась определённая традиция наступления юридической ответственности за правонарушения в религиозной сфере. Особенно она выкристаллизовалась в середине XIX – начале XX вв., когда разрабатывались первый и второй уголовные кодексы России – Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. и Уголовное Уложение 1903 г., правда, в советский период она была несколько прервана.
Какова же была дореволюционная традиция привлечения к юридической ответственности за правонарушения в религиозной сфере?
XVII – конец XIX вв. характеризовались серьезным влиянием церковных канонов на уголовное право. Именно церковным правом было определено значительное количество преступных деяний. Как отмечал профессор М.Е. Красножен, «в России Православная церковь с самого начала своего появления получила в свое ведение чрезвычайно много уголовных дел разного рода: 1) преступления против веры и церкви, 2) преступления против семейного союза, 3) преступления против целомудрия, 4) некоторые случаи смертоубийства…, если убитым являлось лицо бесправное, стоявшее под покровительством церкви, 5) личные обиды, совершенные в кругу семейного союза или против женщин, или обиды, нанесенные способом особо позорным»[115]. Причем неважно, кем были совершены преступления – духовными лицами или мирянами.
В светском источнике впервые религиозные преступления были помещены в первой главе Соборного уложения 1649 г. «О богохульниках и церковных мятежниках»[116]. Кроме того, и в других главах, например, XXII, встречались упоминания о преступлениях такого рода.
При составлении Свода законов Российской империи все религиозные преступления были отнесены ко второму разделу первой книги XV тома «О преступлениях против веры». Этот раздел состоял из следующих глав: 1) о богохулении и порицании веры, 2) об отступлении и отвлечении от веры, 3) о наказаниях за ереси и расколы, 4) о подложном проявлении чудес, лжепредсказаниях, колдовстве и чародействе, 5) о нарушении благочиния в церквах, притом учиненное а) мирянами и б) духовными лицами, 6) о святотатстве (похищении церковных вещей и денег, разрытии могил и ограблении мертвых тел).
В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. система Свода законов относительно религиозных преступлений была сохранена. В результате в Уложении 1845 г. раздел второй «О преступлениях против веры и о нарушении ограждающих веру оную постановлений» (первый раздел был посвящен общему понятию преступлений, проступков и наказаний, третий раздел – государственным преступлениям) был разбит на пять глав: о богохулении и порицании веры (статьи 182–189), об отступлении от веры и постановлений Церкви (об отвлечении и отступлении от веры (статьи 190–205), об ересях и расколах (статьи 206–217), об уклонении от исполнения постановлений Церкви (статьи 218–222), о святотатстве, разрытии могил и ограблении мертвых тел, о лжеприсяге[117].
Необходимо отметить, что количество религиозных преступлений во второй половине XIX в. постоянно возрастало. С.В. Познышевым были изучены материалы петербургского, московского, одесского, харьковского, саратовского и казанского судебных округов за 20 лет (с 1874 по 1893 гг.), на основании которых ему удалось выявить следующую статистику: если в 1874 г. у судебных следователей было 310 дел по религиозным преступлениям, то в 1893 г. – 1218[118].
Несмотря на рост числа религиозных преступлений, долгое время специальных работ, посвященных их изучению не было. Так, доктор уголовного права Н.Д. Сергеевский (1849–1908) писал, что «особое настроение многих писателей-юристов XIX столетия… побуждало их умалять их во что бы то ни стало значение религиозного момента в праве вообще и в уголовном праве в частности… Писатели как бы игнорировали, что религиозные убеждения граждан представляют собой, может быть, самую могучую из духовных сил, движущих человеком, притом силу всепроникающую, не только господствующую в сфере внутренних движений человека, но и управляющую в значительной степени его внешней деятельностью, его отношениями к ближним, к обществу и даже к государству»[119]. Действительно, например, в книгах признанного авторитета в сфере уголовного права И.Я. Фойницкого, написанных во второй половины XIX в., о религиозных преступлениях и наказаниях практически ничего не говорится[120]. В результате, когда в 1886 г. на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета Л.С. Белогриц-Котляревский (1855–1908) защищал докторскую диссертацию «Преступления против религии в важнейших государствах Запада: историко-догматическое исследование», ему пришлось признать, что «вопрос о преступлениях против религии принадлежит к числу наименее разработанных в особенной части уголовного права не только у нас, но и в западноевропейской юридической литературе»[121].
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
С.С. Алексеев также усматривает некоторые общие черты имеющиеся у негативной и позитивной ответственности. Он считает, что юридическая ответственность является своеобразной разновидностью морально-политической ответственности, которая охватывает активный и ретроспективный аспекты. Причем, по его мнению, и в своем активном аспекте она связана с правом, т. к. включает осознанную и воспринятую необходимость строжайшего соблюдения и выполнения юридических обязанностей (С.С. Алексеев. Проблемы теории права, т. I, с.371).
2
См. Матузов Н.И. Правовая система и личность. Саратов, 1987, с. 214.
3
См. Р.Л. Хачатуров, Д.А. Липинский. Общая теория юридической ответственности. СпБ, 2007, с. 135.
4
Мордовец А.С. Социально-юридический механизм обеспечения прав человека и гражданина. Саратов, 1996, с.232.