– Что, сумма растет?
Уил выглядел смешно в гневе и граф, рассмеявшись, забыл о своих угрозах.
– Найди полотенце, – дал распоряжение и ушел на встречу с отцом Гейдж.
Лорд Карлейн воспринял царапину Сейвуджа как свидетельство крайнего волнения будущего зятя, и даже сделал попытку подбодрить.
– Если моя дочь дала согласие, а ваше пребывание в ее комнате подтверждает это, никто из нас не будет препятствовать.
Тейн в этом не нуждался.
Титул и состояние являлись достаточно весомыми, чтобы смести любого, кто бы попытался это сделать. Напомнив себе, что перед ним отец невесты, Тейн воздержался от комментариев.
– Я даю большое приданое…
– Наслышан.
Лорд Карлейн, ожидавший иной реакции, откашлялся и продолжил.
– Уверен, моя дочь обладает всем необходимым, чтобы считаться завидной партией, но, помимо иных достоинств, принесет своему супругу приличный доход.
– Знай я, что женитьба – такое прибыльное дело, сделал бы это гораздо раньше.
Брови лорда Карлейн поползли вверх, но быстро вернулись в исходное положение.
– Когда вы планируете свадьбу, ваша светлость?
– Мы обсудим этот вопрос с вашей дочерью после подписания контракта.
Закончив изнурительную беседу, за время которой приданое Гейдж увеличилось на двадцать процентов, лорд Карлейн удивился, что мог даже на секунду увидеть в лице хищника простака и возблагодарил небеса, что легко отделался.
Тейн так же не мог сказать, что насладился переговорами. Снисходительно-оскорбительное отношение лорда Карлейн к Гейдж, упоминание суммы приданого побудили к началу торга – в результате чего дочь, рожденная в браке лорда Сейвуджа и мисс Карлейн, будет обеспечена собственным доходом.
Но это его пока мало радовало. Сегодня объявят о помолвке, а на пальце невесты пока нет кольца. Не мог же он возить с собой фамильную реликвию пра-пра-пра, передающуюся из поколения в поколение будущим графиням Сейвудж?
Все это оправдание своей непредусмотрительности. Мог и должен был. И у его камердинера нет оправданий! Непростительная наглость. В конце коридора, достаточно затемненного, чтобы скрыться от любопытных, но довольно светлого для того, кто пребывал в скверном настроении и не поленился пройтись, Тейн обнаружил Уила, прижавшего к стене Агнесс.
– Ну, что ж, – громко сказал граф, и его голос заставил горничную спастись бегством, а камердинера застыть на месте, – ты сделал свой выбор.
Уил поспешил за хозяином в комнату.
– Ваша светлость, я непременно должен с вами объясниться.
– Не со мной, – Тейн сел за стол, достал все то же письмо матери и сделал вид, что поглощен чтением. Правда, тяжело притворяться, что читаешь сетования на самого себя с большим увлечением.
– Ваша светлость, для того, чему вы стали свидетелем, есть логическое объяснение.
– Конечно. Все предельно ясно.
– Видите ли, Агнесс заметила у меня одну вещь, одну очень важную вещь, которую я бережно храню, лелею, ваша светлость, и попросила показать поближе…
– Все зашло так далеко? Почему нельзя было показать эту важную… вещь после свадьбы? Или хотя бы там, где вас никто не мог увидеть? Кстати, когда свадьба?
– Виноват, ваша светлость, хотел поразить ее роскошью, удивить.
– Надеюсь, эта роскошная вещица, – Тейн не удержался от улыбки, – не отобьет у девушки желания выйти замуж. Удивление не перешло в шок?
Камердинер переминался с ноги на ногу, если Тейн не ошибся, покраснел, вздернул с вызовом голову и сказал:
– Она была в восторге, поцеловала меня. Она сказала, что я – само совершенство…
– С лестью девушка превзошла даже тебя. Уил, подумай, если Агнесс вошла в состояние эйфории от одного вида твоей… роскошной вещи, как ты выразился, в браке вас ожидает блаженство.
– Но, ваша светлость, вы меня не совсем верно поняли. Я показал Агнесс вашу вещь, что, конечно же, не имел права делать, но она так просила, так просила!
– Это уж слишком! – Тейн отбросил в сторону письмо, подошел к окну, наблюдая за суетящимися слугами во дворе, тем самым, давая камердинеру шанс выжить.
Дверь не слетела с петель, кроме того, послышалось несколько шагов в его направлении.
Тейн не мог представить себе более унизительной картины, чем горничная и камердинер, застывшие ночью у его кровати и неторопливо стягивающие одеяло с обнаженного тела. Пусть даже то, что они увидели, позже назовут роскошной, вызывающей восторг, вещицей!
Он обернулся. Камердинер стоял с вытянутой рукой, сжимая побелевшими пальцами маленькую бархатную коробочку синего цвета. Внутри лежало бриллиантовое кольцо пра-пра-пра.
– Как?
– Ваша светлость, – заметив улыбку графа, Уил воспрянул духом, – мы с графиней верили, что настанет день, когда оно пригодится.
– Говоря о роскошной вещи, ты имел в виду кольцо?
– Да, ваша светлость. А вы о чем подумали?
– Тебе это знать не обязательно, – отмахнулся Тейн.
Граф умел быть благодарным и потому о поцелуях камердинера с горничной в этот день более не вспоминал.
Глава N 12
Гейдж поняла, что должна рассказать графу о миндальных орешках. Быть может, он не сразу заметит разницу между женщиной, которой сделал предложение и с которой обвенчается, но заметит. И что тогда?
Ссылка в одно из имений, презрение, забытье, а если родится ребенок? Разделит судьбу матери? Будущее рисовалось мрачным и чуждым, и всему виной ее обман и пустые надежды. Несколько минут счастья, которые позволила урвать судьба, требовали платы.
Сегодня ночью ей снова снился лорд Сейвудж. Огромный дом, множество гостей, музыка, танцы, смех. Тейн в окружении женщин, все лица, кроме его, стерты. С приближением Гейдж смех усиливается. Она понимает: смеются над ней, но продолжает идти.
Платья женщин мелькают калейдоскопом, одна из них толкает в спину, Гейдж падает на колени, пытается встать, но чьи-то руки надавливают на плечи.
– Тейн, – ей с трудом удается произнести имя вслух – губы не слушаются.
Он смеется с остальными и указывает на дверь.
Второй сон был предысторией первого. Гейдж видит, как в ее комнату заходит высокая темноволосая женщина, придирчиво осматривается, скривив тонкие губы и осуждающе покачав головой, оставляет письмо на трюмо и исчезает.
Гейдж чувствовала такое раздражение, что, не раздумывая, бросила письмо в камин. Рыжие языки пламени отступили, словно не решаясь прикоснуться, но вот один из них вырвался и лизнул бумагу, пробуя на вкус. И в комнате послышался крик.
– Тейн, – с ужасом узнала Гейдж.
И проснулась. Этой ночью она больше не сомкнула глаз и утром выслушала причитания горничной о своей нездоровой бледности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});