отодвигаюсь. Если надо принять ее поцелуй, я его приму. Сердце забилось, в животе пробежал холодок. Дыхание Элли у самой моей щеки, точно порыв морского ветра, потом она внезапно встает. Я помилована.
— Ты из какого квартала?
— Я из Утрехта.
— Утрехт? Вот тоска! Учиться там неплохо, но не блистать! Надо ведь и позабавиться, время так быстро бежит…
Она опять придвигается и проводит рукой по овалу моего лица.
— Куришь?
— Да, но сигареты без фильтра.
— Без фильтра? Вот ужас, как ты их глотаешь, эти выхлопные газы…
И Элли отодвигается.
Я разнервничалась. Она успокаивается и приказывает мне тоже быть поспокойней. Рассказывает о своей жизни, о знаменитом муже, с которым она в разводе: это великий бельгийский писатель Хюго Клаус, он отец ее сына. В молодости она была настоящей красавицей, ее умолял позировать Сальвадор Дали… Потом она прерывает рассказ:
— Тебе нужно переехать в Амстердам! Я помогу найти жилье. Уверена, Хюго мог бы тебя приютить.
Благодаря Элли я дебютирую в кино, наша симпатия оказалась взаимной. Фильм называется «Because of the Cats» («Из-за кошек»), режиссер Фонс Радемакерс. Я играю заводилу банды «Кошек» — маленькой ватаги взбунтовавшихся девчонок. Там есть сцены насилия, это что-то вроде «Заводного апельсина», хотя и не так мрачно. Роль у меня маленькая, зато фильм международного производства. На съемках я встречаю знакомое лицо: меня узнает Александра Стюарт, она вспомнила, что мы виделись в Париже всего несколько недель назад. Стечение обстоятельств до того забавное, что она тут же бросается меня обнимать. Постановщик хвалит мою красоту и непосредственность. Я польщена. В непосредственности я и сама не сомневаюсь, а вот насчет красоты… Но я действительно легко влилась в незнакомую мне жизнь с ее суетой и беспорядком, с ее ассистентами, которые устанавливают и поворачивают технику, и привыкла к вниманию, которое привлекаю.
Когда камера подъезжает к моему лицу вплотную, я вижу, что в нее можно смотреться, как в зеркало. Я разглядываю свое отражение, немного увеличенное и очень четкое, бархатистость кожи, взгляд, в котором нет ни веселья, ни печали. Я уже привыкла к этому отражению, оно мой друг.
— Это была маленькая роль, а я хочу главную!
Элли хохочет.
— Ишь разлакомилась!
Мне приходится уехать из Утрехта. Элли дает мне адрес своего мужа. Хюго Клаус сдает часть дома, в котором живет сам.
— Скажи, что ты от меня, ты ему понравишься…
Она покусывает губы, испускает долгий вздох и отворачивается, а маленькое облачко дыма скрывает ее затуманившийся взгляд.
Вот и столица, именно здесь происходит все самое важное, я в этом уверена. Большой город, мне надо быть тут, в центре жизни, где все крутится. В прекрасном Амстердаме.
Хюго Клаус владеет пятиэтажным домом, который состоит из двух вертикальных строений, соединенных между собой. Это номера 5 и 7 по улице Раамграхт. Мне тут нравится. Здесь смешиваются пейзажи из моей жизни: на углу улицы городской антураж, а выходит она прямо к каналу, окружена водой и обсажена деревьями. Это деревенский ландшафт, напоминающий о бабушкиных воскресеньях. Под самой крышей дома белый треугольный карниз, словно шапкой накрывающий двух обнявшихся ангелов, которые держат в руках пучки пшеничных колосьев, и это неподражаемо, неподражаемо прекрасно. Напротив — высокая белая колокольня в стиле барокко, дальше — церковь, похожая на башню сказочного замка. На ее шпиле красуется золотой петушок, сверкающий на солнце, как огонь. Стоят ясные зимние дни, я смотрю ввысь, на свет. Мне нравятся крыши, дома со статуями. Я хочу поймать золотого петушка с колокольни и рассмотреть своими близорукими глазами, что делают ангелы. Говорят, людей в этом мире высокое окрыляет куда сильнее, чем земное, — так и со мной.
Каждые полчаса колокола звонят, каждый час — поют.
Этот размеренный концерт колоколов заменяет мне часы, подстегивает пунктуальность, радует и раздражает. Умиротворение и постоянный призыв к соблюдению порядка. Беспрестанный механический пульс времени.
Я люблю пространство свободы и пространство зависимости. Я познала их оба и с легкостью перехожу из одного в другое. Мне нравится покорять и покоряться. Противоречия в этом никакого нет, просто это так, и в этом вся я. Я люблю искать то, чего мне не хватало, и свободу я люблю за то, что именно она меня всему научила. Она в моей натуре. Я свободная женщина, которая любит быть зависимой, или наоборот. Я соткана из этой смеси. Эта ось напряжения сотворила мою жизнь и разрушила ее, дисциплинировала меня и распустила, а в конце концов, словно после битвы, оставила в безмятежном покое. Я разрывалась между крайностями, обуздывала противоречия, высекая из них собственную гармонию, высвобождая силу, данную мне от природы, творя свой собственный цвет — подобно тому, как золотое с голубым дают зелень, яркую зелень воды в маленьком канале на улице Раамграхт.
Хюго Клаус мужчина обаятельный, импозантный, солидный и уравновешенный. Лицо у него бугристое, как ствол дерева. Массивным носом он напоминает вежливого людоеда. Производит впечатление основательного человека, кожа на руках — как выдубленная шкура. Принимает меня любезно, показывает, где я буду жить; он галантен, старается соблюдать дистанцию, подчеркивая уважение к моему совсем еще юному возрасту. Между нами разница в двадцать четыре года.
Звоню матери: она разнервничалась так, будто я удрала впервые. Она рассказывает о письме, которое пришло из Англии, ей любопытно, что в нем.
— Так распечатай!
Она читает, выговаривая иностранные слова медленно, спотыкаясь, и повторяет:
— Мисс ТВ Европы? Мисс ТВ Европы! Тебя отобрали на конкурс «Мисс ТВ Европы»!
Мы едем в Лондон. Все оплачено. Мы летим на самолете. Мама обо всем позаботилась. Она экипирована, как для крестового похода. Приготовила сумочку с косметикой, полную теней, туши и помады самых необычных оттенков: «Тебе нужно выглядеть прилично!» Ее маленькая кожаная коробочка с причиндалами для шитья так набита, что вот-вот лопнет, а мое вечернее платье, искусно сшитое мамой, заботливо ею поглаженное и сложенное, занимает целый чемодан, который мама закинула на верхнюю полку над нашими головами.
Она не помнит себя от волнения. А для меня это дело обычное, все идет своим чередом.
Мать толкает меня локтем в бок и шепчет на ухо:
— Ты видела, кто сидит справа?
Я тут же оборачиваюсь. Новый удар локтем:
— Сильвия, держись скромнее!
Это нидерландский телеведущий, бесспорно — самый популярный, а для матери просто небожитель. Он шлет мне улыбку и говорит несколько любезностей. Я рассказываю ему нашу эпопею. Он говорит, что летит в Англию как член