– Что там?
– Открой.
Любопытство сгубило кошку – открываю. Вижу какую-то трубу, обернутую промасленной бумагой.
– И?..
– Это РПГ-2. Снаряженный.
Опа! Непроизвольно отдергиваю руки, прячу их за спиной.
– Что это за зверь?
– Ты правильно все понял. Это ручной противотанковый гранатомет образца 1949 года. Или, говоря шершавым языком военных справочников: «динамореактивная многоразовая система с выстрелом активного типа». А по-простому – гениальный отпрыск сумрачного арийского чудовища по имени «панцерфауст». Оружие словно специально придумано для Центрума: стальная цельнокатаная труба с деревянными накладками, чтобы не обжечься, курковый механизм на пистолетной рукоятке, а в стволе – граната ПГ-2: кумулятивная боевая часть, бумажная гильза с дымным порохом, донный взрыватель и стабилизатор с шестью металлическими гибкими перьями, которые разворачиваются после выхода гранаты из пусковой трубы. Лупит на сто пятьдесят метров. Пробивает двухсотмиллиметровую броню. И ни одной пластмассовой детали! Эта штуковина очень успешно применялась вьетнамцами против американской техники. РПГ-2 до сих пор стоит на вооружении целого ряда стран.
Выдав такую длинную и нехарактерную для него тираду, Костыль умолкает и смотрит на меня с большим интересом. Понятно, значит, мяч на моей стороне.
В голове начинает складываться пазл: Сурган готовится к войне, изготавливая танки, – это всем известно. Некто организовывает переброску в Центрум гипотетическим противникам Сургана образца оружия, способного жечь эти танки, как копны сена на лугу. Наладить выпуск такого простого и эффективного оружия несложно, недаром абсолютно все подобные виды вооружения внесены погранохраной в «Список номер один» и запрещены к перемещению в Центрум под страхом расстрела на месте.
– Сурганцев ждет сюрприз, – бормочу я под нос, лихорадочно соображая, как выпутаться из этой ситуации.
– Итак? – Костыль сует руки в карманы. Что-то подсказывает мне, что там у него отнюдь не семечки.
– Костыль, но это же пуля – если поймают…
– Еще раз: если ты выполнишь контракт за погибшую группу…
Он смотрит на меня, и теперь в его взгляде отчетливо читается презрение.
– Стоп! – Я облегченно улыбаюсь, несмотря на напряженную ситуацию. – О том, как прочитать послание и куда двигаться дальше, знал только старший группы. А он, ты говоришь, убит. Мы не знаем…
– Не бздень, Гонец. – Костыль тоже выдавливает улыбку, снимает с шеи пакет с документами, кладет в контейнер, защелкивает замки. – Я знаю, куда и кому доставить посылку. Хватай контейнер – и вперед.
Глава пятая
Над столицей Великого Сургана, славным городом Танголом, стояла глубокая ночь, нарушаемая лишь гудками маневровых паровозов на станции и тяжелыми вздохами доменных печей, доносящихся из-за Старого Королевского леса. Никакого леса в обширной впадине, полукольцом огибающей город, на самом деле давно уже не было. Его вырубили на дрова еще в первые годы после Катаклизма, но плотно застроенная рабочими общежитиями и заводскими конторами местность носила историческое название, о котором напоминала одинокая каменная башня, когда-то служившая убежищем для высокородных охотников и их свиты.
Высотой в пять десятков локтей, квадратная, приземистая башня стояла в самой чащобе, и ее изъеденные временем, обросшие лишайниками стены не раз давали приют продрогшим и усталым королям Сургана. Когда от Старого Королевского леса не осталось и следа, а башня стала мешать прокладке подъездных путей к металлургическому заводу, ее решили взорвать, но несколько мешков пороха не смогли разрушить древнюю постройку. Тогда в башне устроили склад угля, а на верхней площадке, когда-то возвышавшейся над верхушками деревьев, теперь днем находился наблюдатель пожарной стражи Сил Внутренней Обороны.
Башня потерялась на фоне дымящих труб, массивных конструкций домн и ректификационных крекинговых колонн нового химического завода, производившего топливный спирт. Потемневшие от времени барельефы с ликами монархов из давно сгинувших династий ныне уныло смотрели на толпы одинаково одетых простолюдинов, что каждые двенадцать часов выходили из заводских ворот, над которыми красовались отлитые в металле цитаты из «Книги Отчего Края»: «Работа есть высшая доблесть», «В труде обретешь ты счастье свое» и «Наше оружие – молот!».
Если бы барельефы умели говорить, они скорее всего осудили бы превращение некогда аграрной страны, тихого Сурганского королевства, где пейзане обрабатывали свои наделы и пасли скот на выгонах у подножия замков аристократов, в дымящую сотнями, а то и тысячами труб промышленную область, пожирающую гигантские объемы руды, угля, древесины и других ресурсов. В недрах доменных печей, в мартенах, в кузнечных цехах и на сборочных конвейерах все это превращалось в броневые листы и дизельные двигатели, в пушки, танки, снаряды, винтовки, паровые машины, локомобили и строительную технику.
Но барельефы молчали. Часы на здании заводоуправления пробили полночь. Гудки истошным воем возвестили о начале очередной смены. Поток рабочих выплеснулся на улицы, заполнил их от края до края и так же быстро схлынул. Окрестности старой башни погрузились в тишину. Ночной мрак рассеивали два масляных фонаря, но их трепещущий желтоватый свет, казалось, лишь подчеркивал темноту.
Тишину нарушил мерный рокот работающей паровой машины. Вскоре в боковом проезде появился небольшой локомобиль с зашторенными окнами пассажирской кабины. Облаченный в кожаный комбинезон и шлем водитель, сидящий впереди, дернул ручку тормоза, открыл клапан и стравил пар из ходового цилиндра. Локомобиль остановился, осев на подрессоренные колеса. Распахнулась дверца, двое высоких мужчин в темной одежде, сжимающие в руках автоматические винтовки, встали по краям экипажа, огляделись, и один из них негромко сказал:
– Все чисто!
Из локомобиля вышел еще один человек, одетый в простой офицерский мундир, черный плащ-крылатку и маску, закрывающую лицо так, что было видно только глаза. Едва заметно кивнув, он проследовал к дверям башни и трижды ударил в них массивным стальным перстнем, надетым на указательный палец поверх перчатки. Одна створка приоткрылась, на брусчатку упал луч света.
– Прошу, – коротко сказал человек в одежде рабочего, поправил проволочные очки на коротком носу и посторонился, пропуская гостя внутрь башни.
Когда-то это помещение на первом этаже служило конюшней и местом для просушки попон, сбруи и охотничьих плащей. Теперь вдоль стены высились железные короба угольных бункеров, а в центре разместился покрытый черной пылью стол приемщика-учетчика.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});