– Попов, это Мигунов. Какого происходит?
Стоит ли говорить, что у меня не было времени даже послать полковника на хрен?
На радарах сплошная засветка: пробиться через это облако чего бы то ни было наши системы обзора и разведки не могли. Как итог, вся передняя полусфера оказалась для нас потеряна: невозможно установить, что за ней. А ещё туманность перед нами не поддавалась идентификации. Всё, что удалось о ней узнать: невероятно высокий уровень радиации, крайне сильное электромагнитное поле высокой напряжённости и чудовищная температура. На остальные научные изыскания тупо не было времени.
Я прикинул скорости. Согласно выводам бортового компьютера, туманность двигалась быстро, порядка семидесяти километров в секунду. У нас же скорость ненамного выше, семьдесят пять. При всём при этом с минуты на минуту должна кончиться энергия реверсивных двигателей, а на разворот, как понятно из сложившейся ситуации, нет ни времени, ни дистанции. Представьте себе такую картину: одиннадцатикилометровый корабль, похожий сверху на дротик для дартса, пятиться на умопомрачительной скорости кормой вперёд, убегая от стены перед собой, расширяющейся со скоростью чуть меньшей.
Вот, всё. Энергия кончилась, летим по инерции. Перед нами – тяжёлая тёмная материя, на которую до неприятного активно реагирует гравиметр. Гравитация колоссальная: по сравнению с этой субстанцией белый карлик практически лох и рядом не валялся. Остаётся только одно.
Носовые двигатели по-прежнему не отвечали, а на перезапуск времени не было. Придётся прибегнуть к кормовым… я на секунду закрыл глаза и представил себе полную картину.
Корабль, длина одиннадцать километров, ширина в самом большом месте восемь-девять с копейками, нос узкий, общая масса больше двух триллионов тонн. На разворот может уйти место: можем задеть облако кормовыми крыльями, а там, на минуточку, двигатели, вашу мать! Облако расширяется, и замедляться не думает. Наша же скорость, напротив, упала, и уже равна скорости расширения образования. Надо действовать пока нас не догонят.
О, уже начинают догонять. Дистанция около тысячи километров, импульс у нас падает, гравитация облака нас серьёзно тормозит. Если отклонить корабль кормовыми маневровыми двигателями, выйдет неплохой такой манёвр, но его ещё рассчитать надо… Ладно, хрен с ним, я не математик. Буду действовать, как в армии учили. Уже некогда считать и перепроверять. Тут или делаем хоть что-нибудь (желательно, наиболее правильным образом), или исчезаем бесследно и бесславно, даже не успев ничего почувствовать.
На корме, над двигателем, позади главной пирамидальной надстройки, инфернально вспыхнул эпических размеров реактивный факел маневрового двигателя: корабль, нехотя, крайне медленно и чрезвычайно лениво «встал на дыбы». Нос задрался кверху, корма же упала «вниз» – опять же, всё условно. Никаких сторон в невесомости, ага? Ну и завершился манёвр вторым выстрелом второго факела, в том же месте, но уже снизу, под днищем: корабль стабилизировался, теперь летел носом вперёд, а языки образования длинными щупальцами лизали щиты над двигателями. Сама «Колыбель зла» двигалась кверху брюхом. Правда, мне казалось, что летим мы нормально, но если бы снаружи был наблюдатель, для него всё выглядело бы именно так.
Пуск!
Реверсивные двигатели отключились перед манёвром, субсветовой же «взревел» всеми своими гигаваттами и «утопил тапочку»: скорость мгновенно выросла до семидесяти восьми километров в секунду, восьмидесяти пяти, девяноста двух, ста, ста двадцати, полутора сотен и продолжила расти.
А теперь самый прикол: тоннельный прыжок сожрал почти всю нашу накопленную энергию. На панели матом матерились приборы: наличного заряда осталось максимум процента на 0,0001. Дожимаем последние микроватты? Да. Дожимаем, и доживаем. Прощайте все.
Двигатели встали.
Инерция приличная. Корабль с выключенным движком полетел дальше, а энергия начала отключаться по всему кораблю. Аварийный компенсатор пуст. Буферы двигателей пусты. Орудия не работают. Все компьютеры потухли. Транспортная линия корабля замерла. Врата обесточены. Обесточены? Нет, врата – единственное, что работает. Даже освещение сдохло.
Абзац настал бы всему и вся, уже секунд через сто. Но, вот прошла минута, две, пять, десять. Если бы расширение облака тёмной материи не прекратилось, нас уже смяло. Не знаю, почему, ноо щиты вырубились, а нас не поджарило: значит, мы уже далеко. Ну не гравитацией же нас отбросило? Тогда, что это? Остановилось расширение туманного образования? Или оно растеряло часть свойств и перестало тянуть нас своей гравитацией?
На поясе опять затрещал приёмник:
– Попов, это Мигунов. Можешь объяснить, в чём дело? У нас по всему кораблю пропала энергия.
Я снял с пояса радиостанцию и зажал тангенту:
– Всё нормально, полковник, – если такой термин вообще применим в данной ситуации. – На какое-то время трындец отодвинулся.
– Поясни?
– Говорю, мы пока что живы. Есть у меня мысль, как исправить положение, но мне потребуется помощь.
Вот так вот и договорились, с господином офицером.
***
Мигунов появился на мостике буквально через пять минут после инцидента.
Вошёл так быстро и с такой поспешностью закрыл за собой проход, будто бы догадался, насколько дело может быть хреновым.
– Насколько всё дерьмово? – с ходу спросил офицер.
– Ещё не выяснял.
Да и как тут выяснишь, если полетало всё к писюнам собачьим? Вообще ничего не работало. Ни на одном рабочем или боевом посту не светилось ни малейшего огонька. Померкли все экрана, сдохли все генераторы, опустели все аккумуляторы. Мы не остались в абсолютном мраке только благодаря аварийной системе освещения, чья резервная система питания полностью изолирована от общекорабельной. Вот только, чую, ей тоже скоро крышка. Даже Древним не удалось создать перезаряжаемый источник энергии, способный сохранить свою изначальную ёмкость через столько времени. Но когда вырубится свет – неизвестно. Может, через час. Может, завтра.
– Угроза есть?
– Беспрецедентная.
И я сейчас ни капли не преувеличиваю. Без энергии нет регенерации кислорода и вентиляции воздуха. Без энергии нет отопления. Без энергии нет щитов и мы открыты для астероидной угрозы с космической радиацией. Я не успел замерить фон за бортом, пока были активны бортовые компьютеры, но то, что исходило от нагонявшей нас туманности, благоприятным для тропического загара не назовёшь.
Мигунов – военный до мозга костей. Но даже ему хватило одного взгляда на помершие посты и моё тело в кресле капитана, чтобы всё понять.
– Сколько нам осталось?
– Смотря, чем будем заниматься, – выдохнул я. – Я постараюсь перезапустить генераторы, но…
– Я отправил людей за ними, – сообщил полковник.
Офицер подошёл к обзорному панорамному щиту и воззрился на теряющийся во мраке космоса нос «Колыбели зла».
– Сразу, как только пропала энергия, я послал людей проверить генераторы, – повторил Мигунов. – В течение часа должна начаться дозарядка главных аккумуляторов.
– Это ещё не всё…
– Мы сменили наше местоположение.
Когда надо – даже до самых тугодумных может дойти.
Мигунов не был дебилом. Да, военным с узким, зажатым и зашоренным мышлением, но не дебилом. Он выходил со мной в открытый космос и видел обстановку вокруг нас. А сейчас он же стоит в Центральном перед обзорным щитом и видит абсолютно иную. Тут юлить бесполезно.
– Каким-то образом сработал тоннельный двигатель, – сообщил я. – Что произошло – не знаю, не успел выяснить. Мы просто в одночасье сменили наши координаты. Абсолютно точно можно сказать только одно: я не запускал его целенаправленно. Даже не находился в подпрограмме запуска. Допускаю, что мог «не туда ткнуть», но факт есть факт.
Мигунов нахмурился.
– Не думаю, что это ты сделал, – произнёс офицер. – Древние славились своей способностью предугадать вмешательство криворуких и от души ставили защиту от дурака. «Случайно» запустить межпространственный двигатель? Мне быстрее внеочередное звание дадут, чем это случится. Нет, тут что-то другое…