Читать интересную книгу ДНИ ПОРАЖЕНИЙ И ПОБЕД - Егор Гайдар

Нет ни одной социалистической экономики, которой удалось бы преодолеть дефицит и при этом сохранить в полном объеме накопленные в условиях дефицита и ничем не обеспеченные сбережения. Разумеется, не потому, что не пытались, а потому, что решить эту задачу столь же реально, как вытащить самого себя из болота за волосы. Впрочем, от этого толпа Мюнхгаузенов, уверяющих, что им-то уж точно известно, как можно это сделать, не убывает.

К концу 1991 года дефицит бюджета приблизился к 30 процентам валового национального продукта. Объем денежного навеса определить невозможно (особенно после павловской "купюрной реформы", окончательно подорвавшей доверие к рублю), но ясно, что он чрезвычайно велик. Между тем, готовясь к освобождению цен, необходимо определить хотя бы приблизительный масштаб первоначального всплеска инфляции, который связан с ликвидацией избыточных денежных средств, не покрытых товарной массой.

Оценка денежного навеса и, соответственно, масштабов первоначального скачка цен основывается обычно на гипотезе о неизменности денежного поведения населения. За основу мы брали период относительной стабильности начала 80-х годов. Затем суммировали аномальные денежные накопления второй половины 80-х – начала 90-х годов, когда доля вынужденных сбережений резко возрастала. Полученные цифры служили в качестве исходных. По такой методике расчета первичный скачок цен, если бы их либерализация была проведена в конце 1990 года, составил бы 60 процентов.

Но 1991 год смешал карты. Январская павловская реформа, апрельское административное повышение цен, рост номинальных денежных доходов, постоянная и все возрастающая нервозность людей, подстегиваемая непрекращающимися слухами о новых денежных реформах, – все это кардинальным образом изменило картину. Было ясно: мы попали в ситуацию, когда теория бессильна, научное прогнозирование невозможно. Оценки колебались уже в пределах 200-250 процентов.

Если проблема денежного навеса состоит в первую очередь в том, кто возьмет на себя политическую смелость сказать правду, что вклады в сберкассах уже растранжирены государством, то вопрос о денежном потоке, о кране с сорванной резьбой, из которого хлещут пустые рубли, – несколько иного порядка. Важнейшая причина, толкающая на эмиссию, – неумение государства вести дела так, чтобы его расходы покрывались доходами и рыночными заимствованиями. Красноречиво название доходов государства от печатания денег – "сеньораж", четко указывающее на его связь с традиционными правами феодального сеньора. Это самый простой и действенный из всех существующих налогов. Для его сбора не нужна налоговая полиция. Он автоматически взимается с граждан с каждым тактом денежного печатного станка. Но это и один из самых разрушительных для экономики налогов. Рано или поздно он обязательно приводит в расстройство национальные деньги – важнейший инструмент деликатного рыночного механизма. И они больно мстят ростом цен, бегством капитала за границу, подрывом стимулов к сбережениям и долгосрочным инвестициям.

Самая страшная денежная катастрофа – гиперинфляция. Она приходит, когда общество, полностью утратив доверие к национальным деньгам, начинает быстро от них избавляться, покупая все, что только возможно. Так бывает, если рост цен начинает приближаться к 50 процентам в месяц. Тогда и Государство вдруг обнаруживает, что и его доходы от денежной эмиссии резко идут вниз. Нередко в ответ оно еще сильнее нажимает на печатный станок, и экономика отвечает на это дальнейшим ускорением денежного оборота, вообще выводя национальную валюту из обращения. Россия в своей истории пережила гиперинфляцию один раз – с декабря 1921 по январь 1924 года, при этом среднемесячный рост цен составлял 57, а максимальный – 213 процентов.

Обсуждая контуры программ предстоящих реформ, мы понимали, что один из самых серьезных рисков, связанных с неизбежной либерализацией цен, – это угроза немедленного гиперинфляционного взрыва, детонатором которого послужит денежный навес. В этом случае цены будут стремительно расти, а товары все равно не появятся. Многолетняя традиция дефицитной экономики просто не допустит слабые, находящиеся на последнем издыхании деньги в хозяйственный оборот.

Вот почему и нужно было сразу после освобождения цен, хотя бы на несколько месяцев, пока не спадет первая инфляционная волна и мнимые сбережения трансформируются в реальные, почти полностью отключить мотор эмиссионного пополнения бюджета. Отсюда – и необходимость предельной скупости государственных трат.

Однако Россия – хотя и огромная часть Союза,примерно 60 процентов его экономики, но все же не весь Союз. В конце 1991 года на его территории действуют российский и еще 14 других, фактически независимых друг от друга центральных банков. Они не печатают наличные рубли, но росчерком пера, через безналичные расчеты, вольны запустить в обращение любую массу денег, и чем меньше республика, тем большую выгоду она получит от этой безналичной эмиссии. Ее последствия – увеличение инфляции распределится на всю территорию рублевой зоны.

Хорошо известный исторический пример подобной проблемы – использование единой валюты государствами, образовавшимися после первой мировой войны на базе Австро-Венгрии, что привело к гиперинфляционным катастрофам в Австрии и Венгрии. Лишь Чехословакия, быстро введя в оборот свою валюту, смогла избежать этой участи.

Отсюда – жесткая необходимость скорейшего введения своей национальной российской валюты. Без этого инфляцию не затормозить. Но ведь речь идет о сложнейшей технической операции. При интенсивных хозяйственных связях между республиками прокламировать с сегодня на завтра отделение денежной системы России от республик – значит просто остановить экономику, породить полный хаос в расчетах. Необходимо подготовить изменение систем расчетов, перенести центральные банки республик на корреспондентские счета, ввести новый режим учета платежей. В общем, при самой интенсивной работе на введение национальной валюты уйдет не менее полугода.

Отсюда – длительное обсуждение вопроса о возможности провести начальные преобразования в два этапа, как в Польше. Отделить на полгода либерализацию цен, подобную проведенной последним коммунистическим правительством М.Раковского,от мероприятий по стабилизации экономики, начатых первым демократическим правительством Т.Мазовецкого и Л.Бальцеровича.

В российском варианте это выглядело бы так:разморозив в начале января 1992 года цены, можно было внести лишь самые необходимые изменения в налоговую систему, чтобы вместе с ростом инфляции не уменьшились поступления в бюджет, продолжить эмиссионное финансирование и лишь с июня,введя российскую национальную валюту, приступить к финансовой стабилизации.

И все же от этого варианта отказались. Правительство В.Павлова не сделало нам такого подарка, который преподнесло демократам последнее правительство польских коммунистов. Брать политическую ответственность за неизбежно конфликтные решения и по либерализации цен, и по финансовой стабилизации все равно нам. При либерализации цен в январе, не сопровождаемой серьезными стабилизационными усилиями в России, экономика практически неизбежно и сразу входит в режим гиперинфляции.

Нетрудно догадаться, что к тому времени, когда технические предпосылки введения национальной валюты и серьезных стабилизационных усилий будут подготовлены, социальная база поддержки такой политики окажется полностью подорванной. Либерализацию цен нельзя отложить – старая административная система целиком парализована. Ее нельзя проводить без серьезных стабилизационных усилий – в противном случае экономика войдет в режим гиперинфляции с неработающими деньгами. И вместе с тем нельзя всерьез надеяться на успех стабилизационной политики в течение первого полугодия 1992 года, до создания собственного денежного обращения в России. Вот и скажите, что в такой ситуации делать?

В сентябре-октябре 1991 года нам стало абсолютно ясно: ситуация безжалостно диктует выбор предельно конфликтного, рискованного сценария начала преобразований.

Причем можно предвидеть, что существенное влияние на их ход окажут факторы, нарушающие намеченную программу и находящиеся вне контроля правительства.

Программа-минимум состояла в том, чтобы, запустив рыночные механизмы, перевести подавленную инфляцию в открытую, предотвратить развал денежного обращения, преодолеть кризис снабжения городов, начать структурные реформы и формирование рыночных механизмов.

Правительство, либерализовав цены, одновременно резко сокращает субсидии на продовольствие, примерно в 3 раза снижает ассигнования на закупку вооружения, резко сокращает расходы на капиталовложения, особенно в аграрную сферу, ограничивает финансирование социальной сферы реальными доходами бюджета и в то же время вместо дезорганизованного налога с оборота вводит предельно высокий налог на добавленную стоимость (28 процентов).