Читать интересную книгу Я обвиняю! - Владимир Беляев

Но только ли на львовской земле учинили гитлеровцы такую расправу над своим бывшим союзником из Италии?

Вот свидетельство Евы Марчак из Варшавы: «Я прочла призыв советского писателя о том, чтобы сообщили сведения о казни итальянцев. Нужно писать историю, чтобы её прочли потомки. Гитлеровское человекоубийство было целеустремлённым. Гитлеровцы истребляли ненужные им народы. История сообщает нам о всяческих инквизициях, о царских погромах, о сожжении Нероном христиан, о крестоносцах. Но гитлеровские преступления превосходят всё это. И вот довелось мне и другим повидать такую геенну огненную для итальянцев в 1943 году. Только не во Львове, а в Перемышле, в Пикуличах. Был там лагерь смерти. Привезли много итальянских офицеров, согнали их на это место, обнесли его колючей проволокой и приставили стражу из бандеровцев. Когда окрестные жители узнали, что в лагере умирают от голода уроженцы Италии, они стали перебрасывать им через ограду картофель и другую еду, хотя бросавшим грозила опасность со стороны охранников. Так продолжалось свыше двух недель. Потом до нашего слуха начала доноситься частая стрельба. В воздухе долго стоял смрадный дым. Я теперь живу в Варшаве, но не забуду этого до самой смерти. Правильно, что Вы описываете то, что мы, старые, видели и пережили. И у меня гитлеровцы убили сына на улице в Перемышле… Нам необходимо быть начеку. Ведь гитлеровцы лишь притаились, они живы!..»

Права Ева Марчак, как правы сотни тысяч других матерей, а в их числе и матери Италии, которые потеряли в прошлой войне самое дорогое, что у них было, их надежду и счастье — детей и кормильцев. Убийцы миллионов не только притаились, но и расползлись по миру, и они не хотят, чтобы преступления, подобные свершённым во Львове, стали известны мировому общественному мнению.

Страшное слово — Белзец…

Этот зловещий лагерь для уничтожения людей равен Треблинке, Освенциму, Майданеку. Осенним октябрьским днём 1944 года вместе с тогдашним областным прокурором Львовской области Иваном Корнетовым мы приехали туда, на польскую землю. Белзец оказался железнодорожным узлом, откуда шли поезда на Люблин, Варшаву, в Раву-Русскую и в Ярослав. Новый начальник станции Белзец, Игнаций Мазур, который в годы оккупации был дежурным службы движения, рассказал нам, что ещё осенью 1941 года в Белзец прибыла команда СС с первой группой захваченных ею людей. Метрах в четырёхстах от станции, там, где кончались запасные подъездные пути и начиналась гряда песчаных холмов, покрытых лесом, арестованные начали строить лагерь. Его обнесли высоким песчаным валом. Когда вал насыпали, поверх него сделали искусственный лес. Таким образом, густая стена деревьев не давала возможности постороннему глазу заглянуть внутрь лагеря. В одном только месте, где в лагерь заходили подъездные пути, вал прерывался; здесь стояли высокие ворота, тоже густо переплетённые еловыми ветвями. Когда поезд входил на территорию лагеря, ворота немедленно наглухо закрывались. Вблизи ворот были выстроены три барака. В них жили палачи-гестаповцы и охрана лагеря.

Весной 1942 года в Белзец стали приходить из разных направлений поезда. И достаточно было кому-либо из заключённых в вагонах людей увидеть сквозь решётку окна название станции «Белзец», как сразу стон и плач раздавались изо всех вагонов. Потом всем велели раздеваться и голыми загоняли в большой одноэтажный дом, напоминающий баню. Там всех несчастных уничтожали газом, и трупы закапывали в огромные песчаные ямы…

«Вечные огни Белзеца»

В начале зимы 1942 года, — рассказал Игнаций Мазур, — на территории лагеря вспыхнуло три огромных костра. Они не угасали всю зиму и горели до последнего дня оккупации. Их огонь был виден на расстоянии нескольких десятков километров. Мы называли их «вечными огнями Белзеца», или по-польски «зничи». Отныне к страшному смраду, который преследовал до этого жителей окрестных сёл, стал примешиваться запах горелого мяса…

Игнаций Мазур утверждал, что ни один из людей, попавших в Белзец, не вышел оттуда. У всякого привезённого в лагерь была одна страшная дорога — на костёр!

Но Мазур ошибся. Нам удалось разыскать в ту осень во Львове пожилого мыловара Рубина Редера, который чудом вырвался из лагеря. Он пообещал начальнику лагеря Белзец, судетскому немцу штабеншарфюреру [17] Францу Ирману раздобыть во Львове у знакомых нужную для перестройки кухни дефицитную белую жесть. Ирман согласился и под сильной охраной отправил Редера на машине во Львов. Четыре офицера и один солдат были слишком сильной охраной для шестидесятилетнего Редера. Должно быть, немцы вскоре сами убедились в этом и по приезде во Львов пошли обедать, оставив Редера в машине под охраной одного гестаповца. Того, очевидно, разморило от быстрой езды, выпитого шнапса и солнца. Он стал похрапывать.

Видя, что конвоирующий его солдат заснул, Рубин Редер потихоньку открыл дверь и, выйдя на улицу, смешался с толпой прохожих. Его скрывала двадцать месяцев оккупации знакомая львовянка. Этот единственный вырвавшийся «с того света» узник Белзеца охотно рассказал нам (а потом и опубликовал свои воспоминания в Польше) многие подробности белзецкого ада.

— В общей сложности я пробыл в лагере четыре месяца, — утверждал Редер. — За это время при мне было выкопано, набито трупами и засыпано тридцать огромных и глубоких могил. Немцы уничтожили и закопали за это время многие сотни тысяч человек. Со временем, когда Красная Армия перешла в наступление и стала приближаться к Белзецу, фашисты начали поспешно сжигать трупы убитых ими жертв. В Белзеце они уничтожали жителей не только Польши и Западной Украины. Сюда они привозили смертников из Бельгии, Голландии, Чехословакии, Франции.

Знали и молчали!

…Сейчас у нас есть все основания дополнить перечень стран, люди которых исчезали навсегда в «вечных огнях Белзеца», ещё одним государством — Италией.

Бывший представитель Италии в ООН синьор Луиджи Медда, отрицающий начисто все факты уничтожения итальянцев во Львове, — ревностный католик. Большинство расстрелянных гитлеровцами и задушенных немецкими газами сородичей Луиджи Медда были тоже людьми римско-католического вероисповедания. Их уничтожали во Львове, единственном в мире городе, где Ватикан имел три митрополии: римско-католическую, армяно-католическую и греко-католическую. Епископ Базяк, руководители армяно-католической церкви — Дионисий Каэтанович и ксёндз Ромашкан, митрополит граф Андрей Шептицкий и епискои Иосиф Слипый все годы оккупации находились в самом тесном контакте с Ватиканом и лично с папой римским Пием XII. Через свою разветвлённую иерархию, через целую армию ксендзов, священников, деканов, через множество существовавших тогда в Западной Украине католических монастырей и монашеских орденов видные представители Ватикана во Львове и в его окрестностях были отлично информированы обо всех подробностях кровавого режима оккупации. Такой вопиющий факт, как исчезновение в «Пясковне» за Лычаковом, в пламени костров Белзеца, за колючей проволокой Пикуличей нескольких тысяч католиков итальянского происхождения, конечно, не был тайной ни для Ватикана, ни для епископских курий во Львове.

Знали и молчали! И тогда, и сегодня — ни одного протеста, ни одного молебна в память об исчезнувших по воле Гитлера своих собратьях и единоверцах, ни одного слова по поводу этой трагедии!

И чему же, собственно говоря, удивляться?

Палачи скрываются в костёле

Во время скандального процесса Уго Монтана в Италии выяснилось, что римско-католический епископ Худал прятал в костёле Санта Мария дель Анита крупнейшего гестаповца и организатора диверсии СС «Италия» Эугена Дольмана. Под сводами того же самого костёла, пользуясь любезностью Худала, прятался и другой бандит такого же ранга, губернатор дистрикта Галиция бригаденфюрер СС Отто Вехтер. А сейчас многие гитлеровцы переправлены Ватиканом в Аргентину.

Тот самый Шептицкий, который так яростно протестовал против создания пионерских отрядов в советских школах Галиции и писал по этому поводу «меморандумы» органам Советской власти, словно воды в рот набрал, когда началась фашистская оккупация и гитлеровцы стали уничтожать сотни тысяч людей, в том числе католиков.

После смерти графа Андрея Шептицкого осенью 1944 года его место главы греко-католической церкви занял архиепископ Иосиф Слипый. Этот осанистый завсегдатай всех фашистских банкетов, которые устраивались во Львове во время гитлеровской оккупации, превосходно знал, что творилось тогда в городе. Когда акт Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний был составлен, мы посетили в числе других священнослужителей и архиепископа Иосифа Слипого в его палатах на Святоюрской горе.