Создание своей команды. Как? Для начала — стать для кого-то (предпочтительно для сверстников) нужным и интересным. Чтобы к тебе тянулись. Потом сделать так, чтобы ощутили пользу от членства в команде. Потом… Про „потом“ говорить рано. Ясно только одно: без хотя бы частичного решения первых двух задач, нельзя реализовать третью.
В какие сроки? О сроках, пока не будем. Все зависит от успеха в решении первых двух задач.
И так, как говорил незабвенный Никита Сергеевич Хрущев: „Цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи!“.»
Начал Мишка прямо на следующий день. Отъехав на другой конец пастбища, так, что бы Немой и дед не заметили, нашел подходящую ветку и попробовал подтянуться на руках. Вышло где-то два с половиной раза. Полноценно — один. Отжимания на руках от земли тоже не порадовали — что-то около четырех раз.
«Все ясно с Вами, сэр! Извольте в течение месяца делать по одному подходу к „снаряду“ каждый час. Потом посмотрим на результаты. А сейчас поехали собирать информацию».
— Деда, а почему про Андрея говорят, что он в бою страшен?
— Да потому, что и вправду страшен. — Чувствовалось, что деду, разомлевшему на солнышке, не очень хотелось общаться, но Мишка решил проявить настойчивость.
— А чем страшен? Деда, ну расскажи! Ну что, тебе, жалко?
— Вот пристал, репей. У него и спроси. Кхе! Он тебе и расскажет — заслушаешься!
— Деда, я же не как бабы у колодца — для сплетен, я — для дела.
— Это для какого ж дела?
— Ну, если он такой воин хороший, то может меня чему-нибудь научит?
— А с чего ты взял, что он хороший воин? — Дед потихоньку, все-таки, начал втягиваться в разговор.
— Ты же сам сказал, что он в бою страшен.
— Страшен — не значит хороший. Вон у нурманов есть воины, берсерками называются, потому, что в бою в бешенство впадают. На них тоже смотреть страшно: рычит, как зверь, изо рта пена лезет, край щита зубами грызет. А Пимен — десятник одному такому как врезал снизу сапогом по щиту, так этому берсерку окантовка в рот до самых ушей въехала. Сразу страшным быть перестал. Прилег на травку и о чем-то своем — нурманском — задумался. Тихий стал, ласковый. Так и помер в благости, сердешный.
— А Андрей?
— Андрей — другое дело. Во-первых, силы у него — немерено. Ты не смотри, что он не самый высокий и не самый широкий в плечах, хотя и не худосочный. Сила не всегда снаружи видна. Меч его видел? Таким только двумя руками ворочать, а Андрюха им одной рукой, как прутиком помахивает. А во-вторых, на лицо его глядел? Всегда спокоен, ни радости, ни злости — ничего. А в бою вообще затвердевает, как у идола деревянного на капище. И вот это действительно страшно. Ни с каким берсерком не сравнишь. Смотрит на тебя и, вроде, не видит, а как мечом махнет — смерть! Не дай Бог в бою ему в лицо посмотреть, даже своим жутко бывает, хотя и привыкли, а уж ворогу… Случалось, наскочит на него какой молодец, глянет в лицо и оторопеет: застынет — ни рукой, ни ногой не пошевелить. Андрюха, правда таких не убивал, плашмя глушил.
— Так он хороший воин?
— Очень хороший, и научить может многому, но учиться у него трудно.
— Потому, что не говорит, словами объяснить не может?
— Нет.
— А почему?
— А вот попроси его тебя поучить, сам увидишь.
— Деда, попроси его ты, он тебя послушает, а если я попрошу, может и не захотеть, вон он, как раз, едет.
— Ладно. Андрюха! Вот Михайла просит его воинскому делу поучить. Возьмешься?
Немой лишь слегка повернул голову на дедов голос. Услышав вопрос, коротко кивнул и поехал дальше, как будто ничего и не было.
— Деда, чего он?
— Согласился.
— А когда учить будет?
— Не знаю. Ни когда учить станет, ни чему учить. Я тебя предупреждал: учиться у него трудно. Но если уж сам напросился — терпи.
Вечером Немой долго рылся в оружейной кладовой — коллекция оружия у деда, за годы войн и походов, накопилась изрядная. Да и от прадеда немало осталось. Немой гремел железом, хлопал крышками сундуков, наконец вышел, держа в руках небольшой, как раз Мишке по руке, кинжал и подкольчужную рукавицу из толстой кожи. Поманив к себе Мишку, он отдал ему рукавицу, а кинжал подкинул в воздух так, что тот сделал полный оборот и, словно сам по своей воле, лег рукояткой Немому в ладонь. Вопросительно посмотрев — понятно ли — повторил тот же фокус несколько раз и протянул кинжал Мишке.
Несколько дней Мишка в любой удобный момент только тем и занимался, что подкидывал и ловил кинжал. Кожаная рукавица спасла его от множества травм, но дважды он порезался достаточно сильно. Стоило только ослабить внимание и оружие начинало жить собственной жизнью.
Кожаная рукавица пришла в негодность после нескольких дней занятий, и это был единственный результат — ничему путному Мишка не научился. Немой, казалось совершенно не интересовался успехами ученика, даже тогда, когда Мишка упражнялся у него на глазах. Ни разу не попытался дать совет или исправить какую-нибудь ошибку.
Мишка попытался обдумать ситуацию и результат размышлений оказался просто шокирующим: его развели как лоха, причем, не только Немой на пару с дедом, но и собственный организм.
«Блин, я что не знал, как учатся жонглировать? Да, сам не пробовал, но ведь ясно же, что начинать с остро отточенного оружия не позволит ни один здравомыслящий человек! А рукавица эта дурацкая? Она же только помеха! Учиться, насколько я понимаю, надо начинать с какого-то безопасного предмета и нарабатывать рефлексы свободными руками, которые ничего не сковывает и не лишает чувствительности. Немой же все сделал с точностью до наоборот!
А сам-то Немой умеет? Что он мне показал? Только то, как подкидывать и ловить нож одной правой рукой. Дед сказал, что он очень хороший воин, с чего бы вдруг? Двадцать два года, рядовой ратник, очень сильный физически и, если верить деду, способный напугать своей рожей кого-то особо впечатлительного. И где здесь воинское искусство? На Палицком поле его вообще нашинковали бы как капусту, если бы не дед.
Но я-то почему так дешево купился? Понятно, если бы я и в самом деле был двенадцатилетним пацаном. Взрослый дядька учит обращаться с боевым оружием — уписаться от счастья. Что произошло? Немой! Все дело в Немом! Неподвижное лицо, минимум объяснений, некая загадочность, навеянная дедовым враньем — просто какой-то гуру, сэнсэй и шаолиньский монах в одном флаконе! Насмотрелся ТАМ еще всякой муры по телевизору и спроецировал это на нынешнюю действительность. Получилось: пацан в восторге, а взрослый и не чешется, потому, что сам себе замазал глаза голливудскими штампами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});