– Ага, заливай больше, – сказал кто-то.
– Я ж не сказал, что они мне ответили.
Траймон обозрел стол.
– Я тоже послал кое-кого на его поиски.
Верт фыркнул.
– В прошлые разы и мы посылали, но ничего не вышло.
– Это потому, что мы полагались на магию. Однако совершенно очевидно, что Ринсвинд почему-то недоступен ей. Но он не может не оставить следов.
– Ты послал следопыта?
– Можно выразиться и так.
– Неужели ты нанял героя?
Верт умудрился вложить в одно это слово неимоверно много значений. Таким же тоном в другой вселенной южанин произнес бы «черт подери этих янки».
Волшебники, разинув рты, уставились на Траймона.
– Да, – спокойно подтвердил он.
– Чьей властью? – осведомился Верт.
Траймон обратил на него взгляд серых, как сталь, глаз.
– Своей. Другая мне не потребовалась.
– Это… это идет вразрез со всеми правилами! С каких это пор волшебникам приходится нанимать героев, чтобы те исполняли за них работу?
– С тех самых пор, как волшебники обнаружили, что магия не действует, – ответил Траймон.
– Это временные трудности.
Траймон пожал плечами.
– Возможно, – сказал он, – но нам нельзя терять ни дня. Докажите, что я не прав. Найдите Ринсвинда с помощью хрустального шара или разговаривая с птицами. Что касается меня, то я знаю: мой удел – быть мудрым. А мудрые люди поступают в соответствии с веяниями времени.
Хорошо известно, что волшебники и герои не могут поладить друг с другом, потому что первая сторона считает вторую сборищем кровожадных идиотов, которые не умеют ходить и думать одновременно, тогда как вторая испытывает естественное недоверие к сообществу людей, которые слишком много бормочут себе под нос и ходят в длинных одеяниях. О, говорят волшебники, а как насчет ошейников с бронзовыми заклепками и умащенных мускулов, накачанных в Языческой Ассоциации Молодежи, где собираются всякие типы подозрительной направленности? На что герои отвечают: очень мило слышать такое от кучки хлюпиков, которые не осмеливаются подойти к женщине, объясняя это тем, что она якобы отнимает мистическую силу. Так, рычат волшебники, вы нас уже достали, вы и ваши показушные кожаные плавки. О да, ответствуют герои, а почему бы вам…
И так далее. Споры эти продолжаются уже несколько веков и стали причиной множества крупных сражений, в результате которых огромные участки земли стали абсолютно непригодны для обитания из-за магических гармоник.
Герой, который сейчас скакал в сторону Водоворотных равнин, не участвовал в подобных спорах не только потому, что герои вообще не принимают их всерьез, но и потому, что данный конкретный герой был героиней. Рыжеволосой.
В подобных местах существует тенденция оглядываться через плечо на художника-оформителя и заводить пространные разговоры о кожаных лифах, высоких сапогах и обнаженных клинках.
Слова типа «полный», «округлый» и даже «дерзкий» продолжают вторгаться в повествование до тех пор, пока автор не начинает испытывать настоятельную необходимость принять холодный душ и пойти прилечь.
Что само по себе довольно глупо, поскольку женщина, решившая зарабатывать на жизнь с помощью клинка, не станет расхаживать в виде, напоминающем обложку одного из прогрессивных каталогов белья для узкого круга покупателей.
Ладно, замяли. В основном следует отметить, что хотя Херрена – Хладнокровная Холера выглядела бы просто сногсшибательно после хорошей ванны, маникюра по полной программе и набега на полки с кожгалантереей в лавке под названием «Восточная Экзотика и Благовонные Умащения Ву Хунь Лина», что на улице Героев, в данный момент она была благоразумно облачена в легкую кольчугу, мягкие сапоги и короткий меч.
Хорошо-хорошо, сапоги, возможно, были кожаными. Но не черными.
Вместе с ней ехало несколько смуглокожих людей, которые все равно будут убиты в самое ближайшее время, так что на их описание даже не стоит тратить усилий. Тем более что ни в одном из них не было ничего дерзкого.
Послушайте, они могут быть одеты в кожу, если вам того хочется.
У Херрены спутники не вызывали особого восторга, но никого, кроме них, в Анк-Морпорке не нашлось. Многие горожане покидали свои дома и устремлялись в горы – из страха перед новой звездой.
Однако Херрена направлялась в горы по другой причине. Строго по вращению и к Краю от равнин возвышался голый хребет Троллей. Херрена в течение многих лет пользовалась уникально равными возможностями, доступными для любой женщины, которая умеет заставить клинок петь. Поэтому героиня привыкла доверять своим инстинктам.
Этот Ринсвинд, судя по описанию Траймона, был крысой, а крысы любят прятаться. Кроме того, горы были далеко от Траймона – хоть он и нанял ее, Херрена надеялась оказаться от него подальше и побыстрее. При одном взгляде на Траймона у героини начинали чесаться кулаки.
* * *
Ринсвинд знал, что ему следовало бы впасть в панику, но это было крайне сложно. Такие эмоции, как паника, страх и гнев, имеют непосредственное отношение к плещущейся в железах жидкости, а все железы Ринсвинда остались в его теле.
Он не мог точно сказать, где сейчас находится его настоящее тело, но, опуская глаза, Ринсвинд видел тонкую голубую нить, тянущуюся от того, что он, ради сохранения здравого рассудка, все еще называл своей щиколоткой. Нить пропадала в темноте и, по-видимому, вела к его телу.
Он готов был первым признать, что это не особенно хорошее тело, но пара его частей были дороги ему как память. К тому же до Ринсвинда внезапно дошло, что, если голубая нить порвется, ему придется провести всю оставшуюся жи… все оставшееся существование, болтаясь под видом чужих усопших тетушек вокруг спиритических столиков и проделывая прочие номера, которые откалывают потерянные души, чтобы скоротать время.
Полнейший ужас подобной перспективы привел Ринсвинда в такое смятение, что он почти не почувствовал, как его ноги коснулись земли. По крайней мере, подобия земли. Он решил, что это почти наверняка не та земля, к которой он привык, – настоящая земля не кружится и не окрашена в черный цвет.
Он огляделся вокруг.
Острые крутые горы поднимались в морозное небо, усеянное жестокими звездами. Эти звезды не были указаны ни на одной карте звездного неба, но ровнехонько посреди них виднелся зловещий багровый диск. Ринсвинд вздрогнул и отвел глаза. Расстилающийся перед ним пейзаж резко уходил вниз, и над растрескавшимися от мороза скалами бормотал сухой ветер.
Он действительно бормотал. Когда серые вихри ухватились за балахон Ринсвинда и вцепились в его волосы, волшебнику показалось, что он слышит голоса, слабые и далекие, произносящие фразы типа: «Ты уверен, что в похлебке были грибы? Я чувствую себя несколько…», «Там очень красивый вид, ты только перегнись через эту…», «Не суетись, это всего лишь царапина…», «Смотри, куда целишься из лука, ты чуть не…» и так далее.
Он заткнул уши пальцами и, спотыкаясь, побрел вниз по косогору, пока не увидел то, что наблюдали очень немногие из живущих.
Местность круто шла под уклон и в конце концов переходила в огромную, не меньше мили в поперечнике, воронку, в которую с полнозвучным, гулким шипением – как если бы дышал сам Диск – устремлялся бормочущий ветер душ усопших. Над этой ямой, выгибаясь, нависал узкий отрог скалы, заканчивающийся выступом где-то в сотню футов шириной.
Там, наверху, был сад с плодовыми деревьями, клумбами и маленьким черным домиком.
К нему вела узкая тропинка.
Ринсвинд оглянулся назад. Сияющая голубая нить по-прежнему была на месте.
Сундук тоже.
Он сидел на тропинке и наблюдал за волшебником.
Ринсвинду так и не удалось поладить с Сундуком. Он никак не мог избавиться от ощущения, что этот ящик глубоко не одобряет все его поступки, в том числе и его существование. Однако на этот раз, в виде исключения, Сундук выглядел не свирепо, а довольно трогательно, словно пес, который только что вернулся домой, всласть навалявшись в коровьих лепешках, и обнаружил, что вся семья переехала на соседний континент.
– Ладно, – сказал Ринсвинд. – Пошли.
Сундук выпустил ножки и двинулся за ним по тропинке.
Почему-то Ринсвинд ожидал, что в саду на выступе скалы будет полным-полно засохших цветов, но на самом деле за садиком хорошо ухаживали. Судя по всему, местный садовник очень тонко чувствовал цвета – при том непременном условии, что цвета эти исключительно темно-пурпурные, черные как ночь или белые как саван. Огромные лилии насыщали воздух ароматом. Посреди свежескошенной лужайки стояли солнечные часы без стрелки.
Ринсвинд, сопровождаемый по пятам Сундуком, прокрался по засыпанной мраморным щебнем дорожке и, зайдя с задней стороны домика, толкнул какую-то дверь.
Четыре лошади посмотрели на него, оторвав морды от торб с овсом. Они были теплыми и живыми – пожалуй, самые холеные лошади, которых Ринсвинд когда-либо видел. Большой белый скакун стоял в отдельном деннике, над дверью которого висела черная с серебром сбруя. Остальные три лошади были привязаны перед яслями у противоположной стены, словно принадлежали заезжим гостям, и разглядывали волшебника с неопределенным животным любопытством.