Читать интересную книгу Неоконченный пасьянс - Алексей Ракитин

— Да, представьте себе! Он сотни писем получил! Барклай утверждал, что собрать партию в триста добровольцев не составило бы ни малейших затруднений, кроме одного — нехватки денег на экспедицию. Добровольцы не имели нужных средств к переселению, а правительство наше долго думало и в результате в этой интересной инициативе Николаю Николаевичу, в конце концов, было отказано.

— Понятно. Давайте вернёмся к имению.

— На девятый день после смерти Николая Николаевича, после панихиды, во время поминок в присутствии всех остальных родственников Александра Васильевна объявила о своём решении отдать имение под музей.

— И какова была реакция?

— Разная. Кто-то горячо одобрил, а вот у сыночка, Дмитрия, так просто рожа вытянулась. Вы уж простите старика, что так выражаюсь, но вы бы видели его в ту минуту! У него на это имение Александрой Васильевной была оформлена доверенность и хотя он не особенно интересовался хозяйственной частью, всё же, видимо, считал имение почти своим. Александра Васильевна возилась с поместьем, вкладывала в него деньги, устроила там запруды, поставила немецкую паровую пилораму, которая прекрасную доску на продажу гнала, не забывала контролировать управляющего, проживавшего там постоянно… Она регулярно ездила в имение, проверяла, как там идут дела, не пускала работу на самотёк. Одним словом, Александра Васильевна радела о деле, а сынок всё более чванился, да разговоры умные в Английском клубе разговаривал. Но когда на поминках услышал слова матери, полагаю, камень за пазухой припрятал.

— Что Вы имеете ввиду? — тут же уцепился за сказанное товарищ прокурора.

— Прошло дней десять, и тут Александра Васильевна совершенно случайно обнаружила отсутствие в своих бумагах каких-то документов, связанных с имением. Если не ошибаюсь, речь шла о справке уездного межевого комитета, знаете, есть такие, типа справки-формуляра: земли такой-то категории столько-то, леса строевого — столько, нестроевого вываленного — столько, водоёмы — такие-то. Может быть, исчезли и какие-то другие документы — того в точности не знаю, утверждать не стану. Как бы там ни было, Александра Васильевна заподозрила плутни сынка, ведь никому более документы эти не были нужны.

— И что было потом?

— Вышел скандал. Александра Васильевна отправилась к сыну на его квартиру за разъяснениями. Тот начал юлить, рака за камень заводить, дескать, курс рубля меняется, оценка двенадцатилетней давности устарела, надо бы имение переоценить. В общем, понёс лепет какой-то, ясно стало, что темнит. Александра Васильевна потребовала от него вернуть все бумаги по имению и тут же, в течение одного дня аннулировала свою доверенность. Произошло это… м-м… буквально за пару дней до… до… всех этих событий…

Волков так и не смог произнести страшные слова о смерти близкого человека. Голос его дрогнул, и он замолчал, стараясь взять себя в руки.

— Ничего, ничего, Сергей Викентьевич, не волнуйтесь, это очень нужный разговор, и он должен состояться, — пришёл ему на выручку Эггле. — То есть объяснение матери с сыном имело место примерно двадцать второго апреля?

— Именно двадцать второго. И в тот же день она попросила меня помочь ей с проверкой отчётности управляющего имением. Я-то, знаете ли, квартирмейстер, в делах хозяйственных толк знаю, именно по снабжению служил в Главном штабе, так что знаю все тонкости этого дела. Она мне частенько говорила: "Кто мне поможет лучше Вас, Сергей Викентьевич?"

Погрузившись в воспоминания, полковник моментально выключился из разговора. Он опустил глаза, ссутулился и в это мгновение приобрёл вдруг вид глубоко несчастного человека. "Вот кто действительно опечален гибелью Александры Васильевны", — поймал себя на мысли Эггле, внутренне поразившись тому контрасту, который бросался в глаза при сравнении поведения полковника Волкова и Дмитрия Мелешевича.

— Скажите, Сергей Викентьевич, а держала ли Александра Васильевна в квартире большие суммы денег? — товарищ прокурора вернул полковника в русло допроса.

Волков встрепенулся, подобрался и чётко ответил:

— Не могу сказать точно. То есть, деньги, конечно, наличные были, но вот сколько… Я ей присоветовал знакомого финансиста, Аркадия Венедиктовича Штромма, брокера на нашей Фондовой бирже. Насколько знаю, он и вёл её финансовые дела, консультировал при необходимости, куда и когда деньги вкладывать. Он Вам лучше всего скажет, сколько и чего у неё было.

— А живет он где, не знаете?

— На Офицерской, дом Самохиной, кажется.

— Припомните, пожалуйста, Сергей Викентьевич, а не жаловалась ли Александра Васильевна на прислугу или на кого-то из знакомых? Может, были какие-то ссоры, конфликты? Может, были враги?

— На прислугу? … Нет, не припомню, чтоб жаловалась. А вот примерно месяц назад вышел у неё один очень неприятный разговор. Я приехал по обыкновению и застал ее лежащей на оттоманке, она пила сердечные капли, а на голове держала салфетку с уксусом. Спрашиваю: "Что случилось?", отвечает: "Какие люди неблагодарные есть на свете!" Оказывается, перед этим приходил к ней племянник, кричал всякие дерзости, чуть ли не грозился убить, только непонятно кого — её или себя.

— Что за племянник?

— Видите ли, младшая из двоюродных братьев и сестёр Александры Васильевны — Анна Николаевна Барклай — в своё время вышла замуж против воли родителей. Мужем её стал молодой человек из купеческой среды, скажем так, лицо не их круга. По этой причине связь с родителями Анна Николаевна прервала. Потом купец разорился, умер, почти ничего не оставив жене и детям. Анна Николаевна пыталась примириться с семьёй, но что-то там у них опять не сложилось… в общем, её не приняли обратно. Она заболела чахоткой и в марте этого года, как я уже упоминал, скончалась. Вот её-то старший сын, студент Академии художеств, и приходил скандалить к Александре Васильевне. Ну, думаю, парень был просто не в себе после смерти матери.

— А как его имя и фамилия? — тут же спросил Эггле.

— Знаю, что зовут Фёдор, а фамилию… по-моему, Александра Васильевна и не называла.

Товарищ прокурора внимательно вслушивался в глухой голос полковника, время от времени кивая делопроизводителю, давая понять, какие именно детали надлежит записывать. Тот работал, не разгибая над столом спину.

— А в чём же, собственно, крылась причина скандала? Чем этот Фёдор был недоволен? — поинтересовался товарищ прокурора.

— Я не очень-то вдавался в подробности, согласитесь, меня это вовсе не касалось, но только со слов Александры Васильевны уяснил, что обида у него была крепкая.

— Сергей Викентьевич, я бы попросил Вас ещё раз самым тщательным образом осмотреть квартиру, на предмет обнаружения пропажи ценных вещей Александры Васильевны. А наш делопроизводитель покамест перепишет черновик и через четверть часа представит вам на подпись протокол.

Полковник пошёл по комнатам, открывая платяные и книжные шкафы, перебирая салопы, шубы, шляпные и обувные коробки, безделушки из металла и камня.

— Мне кажется, всё на месте. Но я плохой вам советчик, поскольку никогда не обращал внимания на то, что где стоит. Я и у себя-то дома на обстановку мало смотрю, — полковник примолк и дрогнувшим голосом добавил. — Боже мой, как ужасно случившееся с Александрой Васильевной! А как же так получилось, что я её не обнаружил в первый день? Я ведь по всем комнатам прошёл и даже за кровать заглянул? Где же был… куда они её спрятали?

Эггле, щадя старика, о завёрнутом в ковёр теле ничего не сказал, а дал по возможности обтекаемый ответ:

— Её спрятали в чулане, за старыми вещами, — и поспешил перевести разговор на другое. — Сергей Викентьевич, я попрошу вас не покидать в ближайшие дни город, поскольку вы можете понадобиться следствию. Если всё же у вас возникнет какая-то чрезвычайная необходимость выехать за пределы Санкт-Петербурга, оставьте у дворника точный адрес, где вас можно будет быстро отыскать.

5

На следующее утро Иван Дмитриевич Путилин явился в свой кабинет на Гороховой в состоянии мрачном и апатичном. Причиной тому было плохое самочувствие и почти бессонная ночь. Отказавшись от опийных капель, из-за того, что они давали долгий болезненный сон, начальник Сыскной полиции практически лишился сна и лишь чрезвычайным усилием воли заставлял себя работать. Будь его воля, Путилин уже давным-давно сидел бы в отставке, но в настоящее время он возглавлял уголовный сыск столицы по личной просьбе Государя Императора, а потому не мог уклониться от работы даже ссылкой на плохое здоровье.

Из-за общего упадка сил, Иван Дмитриевич принимал агентов быстро, ограничиваясь самыми необходимыми указаниями. Каждый заходил к нему с докладом о том деле, которым занимался в настоящее время, делал краткий доклад и получал начальственные рекомендации по дальнейшему ведению дела. Либо не получал, в зависимости от того, как по мнению начальника Сыскной полиции, продвигалось расследование.