Про Гуо Цзяня рассказывают многое. Это личность не менее загадочная. Настырные журналисты не раз задавали ему вопросы касательно существования знаменитого наркотика, и каждый раз этот толстяк с удивительной хитринкой в глазах самым любопытным из них отвечал вопросом на вопрос: «Отчего предприимчивый миллиардер, сколотивший по мнению властей, состояние на торговле наркотиками, не торгует Золотой Богиней пускай и за очень большие деньги»?
Рассказывают, что, понимая толк в запретных удовольствиях, какие только может доставить себе за деньги богатый человек, пресыщенный сверх меры каждым из них, он однажды поставил себе целью раздобыть наркотик, который доставлял бы такое наслаждение, подняться выше которого, стало бы равносильно смерти. Существует другая более необычная история тоже связанная с Гуо Цзянем. Будто бы однажды ему явился злой дух, возжелавший власти над людьми. В обмен за преданность, он подарил Гуо Цзяню ту самую золотую шкатулку с ее удивительным содержимым. С того дня якобы берет начало ювелирная коллекция миллиардера и его огромное состояние.
Легендарную Золотую Богиню невозможно купить. Получить её можно только из рук самого Гуо Цзяня в награду за услугу, в которой он мог бы быть заинтересован. Франц очень любил порассуждать об этом на досуге. Он поклялся, что однажды отыщет способ, как оказаться полезным человеку, который ни в чём не нуждался и все без исключения мог оплатить деньгами. Я никогда не воспринимала эти рассуждения всерьез, справедливо полагая, что на поиски может уйти вся жизнь. Слишком уж бесспорной по-моему мнению должна была быть оказанная Гуо Цзяню услуга.
* * *
Осень 2хх5 года
Я смогла довольно удобно устроиться на зеленой деревянной скамье с изогнутыми чугунными ножками. Вокруг стоял густой, почти осязаемый аромат тропических цветов, свежей зелени и влажной земли. Сад был великолепен. Пышная растительность создавала немало закрытых от посторонних глаз интимных уголков. Тут располагались скамейки, небольшие фонтаны, даже кристально чистые рукотворные ручейки.
Я бодрилась, но путь до больничного зимнего сада дался мне нелегко. Последние шаги я проделала, судорожно схватившись за грудь. Затем, обессиленная, скорее упала, чем уселась на скамью. Всему виной оказался резвый старт, который я скорее по привычке, нежели по настойчивой необходимости (меня, как могло показаться со стороны, вовсе никто не торопил) взяла, покинув кабину лифта на первом этаже. Десяток быстрых шагов оказался для меня пределом, за которым начинались сбившееся дыхание, странная боль в руке и не объяснимые никакими законами физики кульбиты за грудиной. Пришлось прислониться к одной из колонн, что во множестве поддерживали своды вестибюля, и обождать. Чтобы не тратить времени попусту, я огляделась по сторонам и, руководствуясь довольно внятной системой указателей, наметила дальнейший путь.
Огромная зала впечатляла своей помпезностью, ничем кроме, пожалуй, упомянутых мною указателей, не выдавая своей принадлежности. Она скорее напоминала вестибюль торгового центра, чем центральный больничный холл. Множество изящных, казалось совсем невесомых, колонн поддерживали арочные своды. Ажурная резьба придавала им еще более хрупкий вид. На полах, выложенных неизвестным мне материалом, не было заметно ни единого соединительного шва, и со стороны они выглядели абсолютно цельными. По правую руку шел длинный ряд магазинов с ярко освещенными стеклянными витринами. Я подняла глаза и замерла от восторга. Крестовые своды с золотыми нервюрами были расписаны в восточном стиле. Насыщенные краски и необычный узор притягивали взгляд. Я заметила, как ещё несколько посетителей, задрав головы, зачаровано крутились на месте.
Большой купол окружного госпиталя был чудом архитектуры. По мнению одних – это отвратительный прыщ на прекрасном лице города, по утверждению других – торжество строительной технологии, совершенное и уникальное. Купол стал достопримечательностью, и туристы толпами приходят полюбоваться его сверкающими гранями. На одном из небоскребов, что недалеко от комплекса, власти устроили смотровую площадку. Отсюда можно бросить взгляд на купол с высоты птичьего полета. Сейчас я находилась внутри рукотворного чуда, стоившего своим создателям немалых трудов. Сам купол задумывался, как защита от непогоды и как теплица для огромного зимнего сада. С инженерной точки зрения он был великолепен. Внутри, под сферой, смешались различные стили и эпохи. Непоследовательность, которую частенько критиковали: cталь, бетон и стекло сочетались тут с буйной растительностью тропического леса. Удивительное единение технологии и первозданной природы!
Раньше мне не доводилось посещать комплекс, поэтому я не знала, как на самом деле выглядит помещавшееся под куполом здание госпиталя. Каково же было мое удивление, когда, оказавшись снаружи, я обнаружила перед собой простое здание из стекла и бетона. Обычный куб, никак не вязавшийся с внутренним убранством вестибюля в стиле готического средневековья.
Удивление продлилось недолго. Моё внимание привлек сад, где обилие растений удивительным образом сочеталось со строжайшей планировкой. Свойственная тропическим лесам буйная растительность стараниями садовников предстала в непривычном, строго упорядоченном виде. Я обнаружила несколько восьмигранных деревянных беседок, увы, занятых посетителями, и множество скамеек. По счастью некоторые, самые уединенные из них, пустовали, и там мне никто не смог бы помешать.
Выбрав безлюдное местечко и примостившись на неудобной скамье, я принялась восстанавливать связь с внешним миром. Глобальная сеть мгновенно приняла пароль. Вера оказалась права. В оранжерее не действовали установленные внутри здания ограничения. Перед глазами включилась голографическая панель управления, спустя секунду сигнал ушел в эфир. Взволнованное лицо Франца возникло в видеофрейме, передающим изображение собеседника. Памятуя о своем неприглядном внешнем виде, я почти инстинктивно потянулась вперед с целью поскорее отключить эту функцию, но вовремя спохватилась. Разговор предстоял слишком серьезный, чтобы так глупо свалять дурака. Мой любовник выглядел не лучше. Темные круги под глазами выдавали бессонные, полные тревог, ночи. Я и не подозревала, что он способен так волноваться. После сумбурных расспросов воцарилась пауза. Долгая гнетущая тишина. Я воспользовалась ею для сжатого разъяснения, коротко объяснив только самое основное из того, что произошло в баре. Подробности моего пребывания в больнице я оставила для личной встречи.
Все это время Франц продолжал молчать. Наконец, он промычал нечто нечленораздельное, укоризненно покачал головой, а затем надолго задумался, перестав обращать на меня внимание. Безмолвие прерывалось помехами. Тем легким потрескиванием, от которого, наверное, никогда не избавится телефонная связь. Затем глухой, хрипловатый голос, словно у моего собеседника пересохло в горле, приказал:
– Оставайся в окружном госпитале. Завтра я приеду. Настоятельно прошу тебя, никуда больше не исчезай. Ситуация и без того слишком усложнилась.
Моё мнение на этот счет Франца не заинтересовало. Я даже слова вставить не успела, ни чтобы выразить согласие, ни для того, чтобы оправдаться. Он быстро выключил связь. Вслед за этим учетная запись перестала быть активной. Видимо ему потребовалось время спокойно поразмыслить и составить план. Что ж, я не собиралась ему в этом мешать.
* * *
Я спала на удивление крепко. Разговор с Францем подействовал на меня успокаивающе. В жизни нет ничего более приятного, чем когда за решение самых трудных ваших проблем берется кто-то другой. Следующим утром я открыла глаза полная самых радужных надежд.
Хорошее, я бы даже сказала, игривое настроение не покидало меня всё утро. Вера поглядывала на меня с удивлением, но расспрашивать не стала. Происходящее действительно было несколько необычно. Жизнерадостность не свойственна моей натуре. По характеру я меланхолик. Скучная безрадостная жизнь, в которой ничего не менялось вплоть до появления любимого мужчины, превратила меня в озлобившегося интроверта. Удивительно, но тем утром я действительно верила, что сгустившиеся на до мною тучи скоро рассеются.
* * *
– Завтрак омерзителен!
Вера взяла тарелку и решительно выкинула свою порцию в мусорное ведро. Торжественно, почти благоговейно добыла из-под матраса крекеры, шоколад, устроилась поудобнее на кровати, поджав под себя ноги, и принялась завтракать.
Будучи полностью погружена в собственные мысли, я съела все, что принесли, даже не заметив вкуса. Думаю, это пошло мне на пользу. Подкрепившись, я почувствовала себя лучше. Хотя слабость ещё давала о себе знать, полный желудок настроил меня на более оптимистичный лад.