их пленения оказались весьма суматошными, но постепенно волшебство тренировочных программ победило. Силы проявили себя умелыми работниками, ныне – практически бесценными. Адаптированные к их анатомии космоскафандры позволяли им выполнять сложные задания в инфраструктуре Чаши. Впрочем, даже теперь, спустя двенадцать миллионов долгих циклов, их преданность оставалась несколько неустойчивой.
Мемор продолжал листать историю за историей. В воздухе вокруг него реяли изображения. Голоса мертвых возбужденно повествовали о давно забытых триумфах.
А вот – исполинская газовая планета, родной мир живых дирижаблей. Зонды сумели захватить достаточно молоди, чтобы дать начало устойчивой популяции. Существа эти жили и плодились в воздухе, лишь изредка спускаясь на поверхность. В плотной атмосфере Чаши им было уютно и безопасно. Биоинженеры искусно перенастроили их гены на физическую выносливость и повиновение. Спустя миллион долгих циклов дирижабли превратились в неоценимо важный элемент цивилизации Чаши. Они предоставляли возможность воздушных путешествий без затрат топлива. Такое наслаждение было доступно всем особям на высших ступенях иерархии Птиценарода.
Мемор погружался в анналы истории, одновременно сражаясь с обуревавшими его судорогами, спазмами, приступами.
А оно вообще того стоит – превратиться в женскую особь?
Трудно судить сейчас, в нескончаемой агонии. Он как мог сфокусировался на главном. Разум воспарил над исстрадавшейся плотью. Подсознание сбросило маску и вышло на бой с болью и лихорадкой, пока Сознание укрылось в глубинах прошлого.
Вот иномирские существа не сумели должным образом адаптироваться к новой экологической нише. Генетические модификации не дали результата, однако их удалось трансформировать в новую форму жизни – скрикоров, ценную и приятную на вкус добычу. Этих животных можно было употреблять в пищу необработанными, удовольствие оттого не умалялось. Мемор тут же сильно проголодался, внутренности его заныли: от одного лишь соприкосновения с сенсорно сладостными концептами погони и добычи ему нестерпимо захотелось отведать такого скрикора.
Истории успеха развертывались, всплывая из глубины веков. Они породили достигнутый ныне идеальный политико-экологический баланс. Чаша была не статичным инструментом, не артефактом, а живым существом. Впервые за миллионы долгих циклов нагрянули гости. Конечно, их можно испепелить, хотя и не без труда: это потребует мастерского обращения с колоссальными энергиями. В прошлом такое уже случалось.
– Гамма-Пика нацелена, – сообщила старшая и указала на звездную чашу. Корабль пришельцев намеревался влететь прямо в струю. Вот дебилы! добавила от себя старуха.
Мемор, покачиваясь на непослушных ногах, поднялся было, намереваясь вступить в спор.
Что мы, в конце концов, теряем? Это корабль-ионоточник, построенный по необычным дизайнерским принципам и с немалой конструкторской смелостью. Он позволит ознакомиться с новыми режимами интеллекта. Странными, увлекательными режимами.
Приключение!
Высказавшись, Мемор сел. Остальные затянули свои подвывающие песни: дискуссия продолжилась.
Мемор пытался отслеживать дискурс, никак не выдавая смятения от борьбы с самим собой. Разум его переполняли диковинные эмоции, древние истории укладывались с ними в странное симфоническое мыслеединство. В избранных историях ничего не говорилось о поддержании стазиса. Перемена значит действие. Действие значит приключение. Наблюдатели следят за равновесием Чаши, но авторы лучших песен – сплошь Танцоры. Разумеется, случалось, что незваных чужаков попросту уничтожали. Но разве это не скучно?
Возможно, Мемор и его соседи слишком уж увлеклись героческими историями о переменах и подвигах. Время покажет. Но пока что Мемор еще Танцор. Он должен действовать сообразно.
Его так захватила сопровождавшаяся жаркими приступами лихорадки внутренняя борьба, что он едва отметил, как Танцоры побеждают на голосовании. Лишь когда кто-то из друзей Мемора обратился к нему с сердечным приветствием, Мемор понял, что его избрали Руководителем Операции. Это означало, что именно Мемору предстоит разбираться с чужаками, если те отважатся высадиться в Чаше.
– Но почему я? – вопросил он приятельницу из Наблюдателей.
– Ибо у тебя острый ум. И полно врагов.
– Мои враги…
– О да, они жаждут твоего провала.
Мемор смолчал, но решил, что лучше пока плыть вместе с приливом.
Напыжившись из последних сил, он возгласил – на мужской речи – благодарности всем присутствующим.
Да прибудут чужаки!
Часть вторая
Сильные становятся круче[13]
Как мал ты, человек, а ночь
Бескрайняя чудес полна.
Лорд Дансени
7
Они оставили на борту «Искательницы» дежурную команду из семи человек. Редвинг во всеуслышание сетовал, что протоколы миссии возбраняют ему покидать корабль, но был рад, что оставшихся достаточно для поддержания базовой жизнедеятельности спящих и обслуживания бортовых систем.
В экспедицию отправились десять членов экипажа – Бет, Клифф, Фред, Викрамасингхи плюс еще пять оживленных. Эти последние все еще не вполне оправились от шока. Клифф, как старший по званию офицер, номинально считался командиром, в основном потому, что Редвингу не хотелось откладывать вылазку на поверхность до выхода из гибернации следующего по рангу корабельного офицера. У Клиффа табель о рангах в одно ухо влетела, а из другого вылетела; он подозревал, впрочем, что скоро им всем будет не до устава.
Терри Гоулд и Тананарив, однако, действовали по уставу, а именно проверяли остальным снаряжение и готовили его к быстрому применению. Походные рюкзаки, сухпайки, вода, лазеры, разная аппаратура, все компактное и устойчивое к передрягам. В низкой гравитации Чаши человек мог поднять груз больший, чем на Земле, и они воспользовались этим преимуществом. Клифф, Бет и Фред основную часть долгого полета провели, занятые тем же самым – проверяли и перепроверяли снаряжение. Потом перешли к изучению мультиспектральных карт поверхности. На плоских участках стояли какие-то с трудом различимые колонны – не пилоны, а словно бы возвышенности ландшафта.
– Бьюты[14],– сказала Бет, отхлебывая кофе. – С зачерненными верхушками. Я такие на западе Северной Америки видела, но эти куда выше. Такое впечатление, что они поднимаются до самого Свода Небес. До мембраны, удерживающей атмосферу, видите? Вон та тонкая голубая пленка касается вершины бьюта.
– Они высоченные, – добавил Фред с довольной усмешкой. – Почти семь километров. Ниже Эвереста, а с марсианским Олимпом и сравнивать нечего, но чисто по приколу стоило бы подняться. Я всегда хотел побывать на Эвересте.
Клифф старался говорить спокойно и даже изобразил убедительную улыбку.
– Мы тебе устроим поход.
Временами Фред бывал очень милым парнем.
Под мерный клекот двигателей Клифф приглядывался к Фреду – поджарому, мускулистому, местами даже загорелому. Как, черт побери, он умудрился загореть? Клиффу и на сон-то времени не хватало. По крайней мере, если Фреда завалить работой, он переставал безостановочно молоть языком.
Последний этап долгого снижения с орбиты выдался нелегким. В каютах так и воняло страхом: все были уже на пределе. Странно было спускаться навстречу бескрайнему, уходившему во все стороны ландшафту, сознавая при этом, что находишься в космосе.