— возбужденный, непостоянный засранец, который не умеет себя вести.
Когда мир снова начинает вращаться, я бросаюсь назад, выхожу из ванной и бегу в сторону гостиной. Мгновение спустя она оказывается у меня за спиной, мягкая рука ложится мне на плечо, когда я, спотыкаясь, иду к холодильнику за бутылкой воды.
— Дрейк, остановись, — приказывает она, и я отвожу глаза, даже когда она ставит себя передо мной. К моему облегчению, она прикрылась, обернув вокруг тела белое полотенце.
— Прости меня. Я не знал, что ты дома. Где Хантер? — спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках его.
— Он вышел поесть. Мы решили остаться дома, так как тебя не было.
— Тебе не нужно было этого делать, — отвечаю я. — Почему ты была голая?
— Я спустилась в спортзал, пока тебя не было. Я только что приняла душ.
Я волнуюсь, чувствуя себя загнанным ею в угол гостиничного номера, потому что в любой момент Хантер может войти в эту дверь и увидеть меня, стоящего здесь с его почти голой женой, и обычно это не пугало бы меня, но после того, какой странной была вся эта гребаная неделя, пребывание наедине с Изабель приобретает совершенно новое значение.
— Ты в порядке? — спрашивает она.
Наконец я встречаюсь с ней взглядом и вижу, что она так же встревожена, как и я. — Я в порядке. Ты в порядке?
Вместо того чтобы ответить "да", она пожимает плечами. — Мы должны поговорить об этом.
— О чем? — спрашиваю я, хотя прекрасно знаю, о чем мы должны говорить.
— О том, что он сказал сегодня утром.
— Я сказала ему "нет", Изабель. Ты сказал ему "нет". Я знаю, что Хантер может быть неумолим, но это зависит от нас, и пока ты говоришь "нет", ничего не изменится.
Ее губы сжались в тонкую линию, а взгляд неуверенности окрасил ее черты. О нет, Изабель. Пожалуйста, не колеблись. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Что это за взгляд? — спрашиваю я, чувствуя, что сдуваюсь.
— Ты говоришь "нет", потому что не хочешь… или потому что считаешь это неправильным?
Черт возьми. Если бы земля могла поглотить меня прямо сейчас, это было бы просто охренительно.
— А это имеет значение? — спрашиваю я.
— Да. Для меня это важно.
Она так совершенна, так грациозна, деликатна и прекрасна, и мужчине было бы слишком легко воспользоваться Изабель, и от этой мысли я краснею, потому что она — последний человек на земле, который этого заслуживает. Поэтому признаться ей в том, как сильно я ее хочу, мне кажется столь же вредным, как и солгать и сказать, что это не так.
Но что-то зовет меня сказать ей, что я чувствую на самом деле, чтобы она поняла, что мое сопротивление этой нелепой идее не имеет к ней никакого отношения.
Хантер поставил меня в такое положение, и я ненавижу его за это.
— Изабель, я говорю Хантеру "нет", потому что ставить под угрозу нашу дружбу и твой брак — это последнее, что я хотел бы сделать. — Я делаю большой вдох, запечатывая свою судьбу в ад, и продолжаю: — Но если ты спрашиваешь, захочу ли я когда-нибудь того, о чем он просит, то ответ — безоговорочно, с энтузиазмом… да.
Ее дыхание сбивается, когда она смотрит на меня, широко раскрыв зеленые глаза и нежно приоткрыв губы. Я не должен находиться так близко к ней и даже разговаривать с ней подобным образом, но Хантер сделал это. Хантер заговорил об этом и заставил нас начать этот разговор.
— Правда? — шепчет она.
Я делаю небольшой шаг вперед, пока костяшки ее руки, держащей полотенце, не упираются в мой пресс, и я наклоняюсь, чтобы мой рот оказался ближе к ее уху. — Правда.
Может быть, я пьян больше, чем я думал. Потому что я бы никогда этого не сделал. Я бы никогда этого не сделал. Но у меня в голове все еще стоит образ ее идеального тела, и мне нужно, чтобы она знала, что я не собираюсь соглашаться на это, но не потому, что она меня не возбуждает.
Переместив руку к ее пояснице, я нежно прижимаю ее к ткани полотенца и притягиваю ближе, пока ноющая жесткость моих брюк не оказывается зажатой между нами, чтобы она почувствовала, насколько правдивы мои слова.
Это нарушение. Я знаю это. Но опять же… это вина Хантера. Он открыл ящик Пандоры, и наши с Изабель отношения были чисто платоническими и невинными, пока он не открыл замок и не высвободил все это, так что теперь мы купаемся в зле, сексуальном напряжении и возможностях.
Она задыхается от прикосновения моей эрекции к ее животу, наклоняясь достаточно близко, чтобы я понял, что она не трясется от страха.
Затем мы оба отстраняемся. И на этом все заканчивается. Отвернувшись друг от друга, мы оба делаем паузу, чтобы перевести дыхание и успокоить бьющиеся сердца.
Повернувшись ко мне спиной, она пробормотала: — Я знаю, что ты боишься поставить под угрозу нашу дружбу, но я боюсь, что если мы не сделаем этого, то я поставлю под угрозу свой брак.
— Изабель, ты никогда не должна чувствовать давления, чтобы сделать что-то…
— На меня никто не давит, Дрейк. Я чувствую… то же самое, что и ты.
Я снова отвернулся. Это было не совсем то, что мне нужно было знать. Теперь мне придется жить с этим знанием, и я чувствую, что оно будет преследовать меня какое-то время.
— Но я также боюсь, что мой муж хочет чего-то, чего я не могу ему дать.
— Тогда скажи "нет", — возразил я, снова найдя пространство между нами, когда я прислонился к стойке, борясь с желанием пойти к ней, как раньше.
— Это не… Это не важно. Я хочу сказать, что это просто секс. Я доверяю тебе, и я не думаю, что Хантер просит о чем-то таком, от чего мы все не выиграли бы.
Выгода? Она серьезно? Я не ищу выгоды ни в чем. Мне кажется, что я сейчас единственный здравомыслящий человек в группе. И я действительно не могу поверить, что я буду единственной, кто отказывается от секса.
— А что, если это сведет его с ума? Что если он увидит меня с тобой и возненавидит навсегда? Что, если он выместит это на тебе?
Ее плечи опускаются, когда она смотрит на меня. — Этого не случится. Ты знаешь Хантера не хуже меня, и он не делает ничего под влиянием импульса. Он заботился обо мне с того дня, как мы познакомились, а о тебе