Читать интересную книгу Мы и наша семья - В Зацепин

В проблеме, рассматриваемой нами, есть еще одна сложность.

Более полувека на нашей земле мужчин резко недоставало. Их отнимали войны - первая мировая, гражданская, вторая мировая. У нас были периоды столь резкого нарушения возрастно-половых пропорций, что в какие-то годы возможность вступить в брак для 40-лет-них женщин оказывалась в 8-9 раз(!) меньше, чем для 50-60-летних мужчин.

Сколько вдов вынуждены были стать во главе семьи по той горестной причине, что лх мужья не вернулись с

фронта! Сколько женщин решались на материнство, не надеясь на замужество! Никем не подсчитано, сколько дочерей, сколько сыновей вырастили солдатские вдовы, сколько детей вообще - по многим сложным причинам - не знали своих отцов.

Эти дети - сейчас они уже дяди и тети - с молоком матери всасывали убеждение, будто всеми делами семьи может, умеет и должна заправлять женщина. Это убеждение возрождалось и на витке других поколений, хотя демографических оправданий ему уже не было.

Конечно же, без мужчин в семье трудно. Отсутствие сильного в доме определенным образом формировало женские характеры. Даже женщины, не знавшие войны, не вплотную, а через мать, бабушку, сестру соприкоснувшиеся с ее психологическим эхом, несли с собой сурово-деловое напряжение души. Поэтому многие женщины волей-неволей преуспели не только в исполнительской, но и в организаторской функциях.

Веское слово в изменении психологии женщины сказала и ее экономическая независимость. Женщина стала тоже добытчиком, тоже кормильцем. Как это ее раскрепостило, какой дало простор чувствам! И никаких особых "главенствующих" интонаций со стороны мужчины, ибо "и я командовать умею", "и я тоже работаю".

Выросло поколение, не знавшее войны. Молодые семьи, как правило, имеют в своем составе отцов, мужчин, коих чаще всего называют главами. Но мы уже говорили, что именно индивидуальные людские различия все сильнее влияют на жизнь современной семьи. Брак, основанный на чувстве, стал требовать людской психологической совместимости, согласованности многих индивидуальных, тонких, трепетных и затаенных свойств партнеров. И тут случилось парадоксальное. Освободившись от всякого рода расчетов, предрассудков, классовых и сословных препон, брак оказался не для каждого из нас такой уж простой задачей, хотя условия задачи вроде бы и упростились. Усложнилась главная составляющая брака: сам человек - человек, действительно раскрепощенный и действительно свободный в проявлении своих чувств.

Освобождение человеческого чувства - великий шаг на пути развития и совершенствования личности. Однако брачная жизнь, пусть на самом трепетном чувстве основанная, все равно потребовала не только умения любить, а и умения жить, сживаться, уживаться друг с другом, умения ладить, прилаживаться.

Все прежние традиционные предписания, связанные с тем, кто, что и когда должен делать в семье, постепенно уступают место такому распределению обязанностей, которое опирается на то, кто, что и когда может делать в семье, то есть на индивидуальные свойства, склонности и желания человека. Ранговые отношения, существовавшие долгие века (он - глава, она - его половина, он делает то-то, она - то-то), сменяются иными отношениями.

При этих отношениях равное распределение обязанностей, за которое мы ратовали несколькими страницами раньше, не будет являться необходимой и важной причиной удовлетворения супругов своим браком. Главное будет в ином: соответствует ли сложившаяся семейная ситуация характерам и личным склонностям мужа и жены. При этом любое распределение обязанностей может иметь место. Важно, чтобы оно было справедливым в глазах самих участников, отражало бы их индивидуальные способности. Но мы не достигнем этого положения вещей, если минуем этап справедливого - с точки зрения сегодняшнего дня - распределения обязанностей, отрицающих прежнюю патриархальную несправедливость. Лишь через это лежит путь к справедливости, основанной на уважении к личности, ее склонностям, возможностям и желаниям.

Читатель вправе заметить, что тема мужского главенства как-то сама собой переплелась с темой женского лидерства в семье.

Если женщина лидирует в семье, довольна ли она этой своей новой ролью? В 20-30-е годы на этот вопрос был бы один ответ: конечно, довольна.

Женщина, распрощавшаяся с ненавистной долей домашней рабыни и рванувшаяся к свету знаний, к самостоятельности, вдруг обнаружила какое-то дерзкое непочтение к мужчине, утверждая в отношениях с ним тон независимый, задиристый, поучающий. Из угнетенных да в угнетатели. Ясно, чтобы выпрямить палку, ее гнут в другую сторону, отсюда и этот перебор: бесконечное "проявление характера", хлопанье дверями, отвешивание пощечин, колкости в минуты, когда лучше не колоться,

бесконечное соревнование с мужчиной за лидерство в отношениях. Само собой подразумевалось, что мужчина всегда виноват, а женщина всегда и во всем права. Мы схематизируем, конечно, суть дела, несколько огрубляем ее. Но и недалеки от истины! Дух женской правоты, не требующей доказательств, какое-то время был господствующим. И какое-то время мы восторгались женщиной, круто и пусть даже несколько вздорно "проявляющей характер".

Социальные условия новой жизни подняли на гребень не слабый женский тип, а сильный, не пассивный, а активный. Но это не значит, что крутые перемены коснулись всех женщин без изъятия. Что все девушки дружно и поголовно стали перековываться в "девушек с характером". Что тип Душечки прямо-таки испарился навечно, словно его и не было на свете. Нет.

Сложные, противоречивые до взаимоисключения составляющие вошли в то целое, что нынче зовется "тип современной женщины". Да и вправе ли мы говорить о каком-то единственном типе? Не точнее ли сказать, что их по крайней мере несколько, типов этих. И один - в свете нашей темы о главе семьи - представляется сегодня особенно показательным и даже символическим. Это анти-Душечка, которая - парадокс людской психологии! - мечтает о возвращении к Душечке, да пути забыты...

Видь Липатов в "Повести без названия, сюжета и конца" представил нам такой типический психологический феномен в лице своей героини Нины Александровны Савицкой. Жительница крупного лесного поселка, учительница математики, Нина Александровна умна, красива и волей не обделена. Одно "но": не распространяет она вокруг себя атмосферы счастья. Напряжение какое-то возле нее. Оба ее мужа, бывший и настоящий, слабее ее. Мало того, что это женщина сильного склада, сама ее общественная позиция, авторитет в поселке делают ее главной в традиционном, имущественном смысле: квартиру дают ей, хотя жилищной комиссии ничего не стоило бы ту же самую квартиру для той же самой семьи выделить мужу (тот случай, когда от перемены мест слагаемых меняется сумма).

Итак, эта женщина фактически главенствует в семье, однако она предпочла бы слабость своей силе, хотя уже

не в силах стать слабой. Этот удивительный женский характер гн"т одну линию, хотя сердце предпочло бы другую...

Все в ее жизни как нельзя лучше: она любит, ее любят. Но почему-то у мужа вскрылась язва желудка, давно было зарубцевавшаяся. Видно, какая-то внутренняя напряженность, неравновесие души точат одного хорошего человека рядом с другим хорошим. Любовь есть, счастливой безмятежности нет. Ни простоты, ни ясности в отношениях. Муж в разговорах с женой психологически напряжен и - результат - словесно "выкаблучивается". В присутствии жены в нем взыгрывает, как сейчас стало модно выражаться, комплекс неполноценности.

Видно, не одним еще инфарктом, не одной язвой будут платить умные, хорошие и красивые мужчины за шок столкновения с умной, сильной и самостоятельной женщиной. Самое интересное, что за это свое главенство расплачиваются, если верить Вилю Липатову, и сами женщины. Наша героиня в финале плачет, размазывая по щекам краску с ресниц: "Я хочу стирать твои носки, подавать тебе кофе в постель, кормить и усыплять... Ты обязательно уйдешь от меня! И тебе будет легко, очень легко жить..." Вот он, психологический лидер семьи, страдающий от своего же лидерства.

Впрочем, не будем особенно верить этой тоске в устах Нины Александровны. Все это на словах - "подавать" и "стирать". На деле же Нина Александровна держит домработницу, а если и принимается за стирку, то берет мужнины носки в вытянутую руку, словно это дохлая мышь, и рассуждает в том духе, что ей "все надоело", что она "ничего не хочет". Но и это лишь слова. Она желает, чего не может. Может, чего не хочет. Характер? Характер. Переходный? Переходный. Что победит в этом противоборстве ума и сердца, дела и слов?

Видь Липатов дает нам понять, что женская душа, женская суть рвутся на круги своя. Что там, на этих кругах, покоится истина отношений Он - Она. Все остальное - ложь, дань времени.

Но все ли реальные женские характеры рвутся к этим вековечным кругам? Или к ним больше рвутся писательские души?