— А теперь у сына… мы анализы сдаем раз в полгода — плохие анализы оказались, и вот — диагноз, врачи поставили… — Она протягивает бумажку, в которой неразборчивым почерком написан диагноз. Я смотрю в эту бумажку, вижу буквы, но буквы не хотят складываться в слова и не только потому, что врач писал как курица лапой. Я не могу это читать.
— Врачи говорят, — продолжает она, что операцию нужно, что можно спасти… — она снова замолкает на несколько секунд. — Есть лекарства импортные, дефицитные, но достать можно, только дорого очень… И операция тоже, если у хорошего врача, то…
Мы вопросительно смотрим на нее.
— Мне сказали, — говорит она, — что у хорошего врача прооперироваться стоит пять тысяч — минимум. — Она разводит руками. — Я так удивилась, у нас же бесплатная медицина. Бесплатная и вдруг пять тысяч, представляете? А у меня же двести тридцать… ну и премия, конечно, но там еще и лекарства, очень дорогие.
— Насколько дорогие? — осторожно интересуюсь я.
— Три тысячи, — отвечает она, и бессильная улыбка появляется на ее лице и тут же исчезает.
Мы с Серегой переглядываемся. Он тихонько кивает, я киваю в ответ.
— Мне сказали, что вы… одним словом, помогаете людям, но я вижу — вы молодые ребята совсем, откуда у вас такие деньги?.. Вы уж извините…
Я вижу, что она на грани истерики и командую:
— Люся! Воды принеси, будь любезна!
А сам иду к сейфу и вожусь с замком, который что-то стал заедать в последнее время. Люся приносит графин и стакан на подносе, посетительница пьет воду и, кажется, собирается уходить. Я, наконец, справляюсь с замком.
— Вот, — говорю я.
Перед ней на столе две пачки в банковских упаковках. Она смотрит то на меня, то на эти пачки. Кажется, не понимает.
— Десять тысяч, — говорю я. — На операцию, на лекарство, ну и на все прочее… Чем можем.
Серега показывает мне большой палец и улыбается довольно.
— Как? — спрашивает она изумленно.
В разговор подключается Люся, которая помогает нам в подобных ситуациях.
— Деньги, — показывает она на пачки. — Вам, на лечение Илюши вашего. Десять тысяч. Помощь. Берите.
Она говорит:
— Спасибо. Но… как же — вот так⁈ Ребята, я же не смогу быстро вернуть, у меня же…
— Поправляйтесь, — машу рукой я.
А Люся объясняет:
— Отдавать ничего не нужно.
Она спрашивает, потихоньку приходя в себя:
— Наверное, нужно какие-нибудь бумаги? Что-нибудь подписать?
— Ничего подписывать не нужно, — улыбается Люся.
Она несмело складывает пачки в потертую сумочку и говорит:
— Спасибо. Если бы не вы, то…я и не знаю даже… — Снова мелькает беспомощная улыбка.
— Люся! — командую я. — Проводи девушку! Помоги такси поймать и вообще…
Они идут к выходу, но у самой двери она оборачивается, хочет что-то сказать, но явно не может собраться с мыслями, слов не хватает, поэтому говорит просто:
— Спасибо!
Мы с Серегой улыбаемся. Люся уводит посетительницу.
— Мда… — сказал Серега задумчиво. — А ведь и напьюсь я сегодня, Лех… А врачи, слыхал⁈ Пять штук заряжают за операцию простым людям! Ну не скоты⁈
— Во-первых, не все заряжают столько, — сказал я задумчиво. — Многие и бесплатно пашут, в смысле — за зарплату.
— Это да, это бесплатно, — согласился Серега.
— А во-вторых, ты себе представь, что у них за работа, у хирургов тех же… Какие нервы и все прочее…
— Представляю, — сказал Серега мрачно. — Вроде все так, но откуда у простого работяги бабки на хорошего хирурга? Как ты думаешь, польза будет от этих денег?
Я пожимаю плечами.
— Это уже не наша забота. Это к врачам и господу богу. Что от нас зависело — мы сделали.
— Но я все равно напьюсь сегодня, — жизнерадостно пообещал Серега. — Это что же получается? Это получается, что мы хорошие люди, что ли?
— Получается, что мы плохие люди, — сказал я после некоторого раздумья, — но иногда делаем хорошие вещи.
— А с хрена ли мы плохие? — возмутился Серега.
— А с хрена ли хорошие? Родное государство ни за здорово живешь нагрели на четверть миллиона. А оно нам все дало, — добавил я трагически.
— Государство бы их один хрен просрало, — поучительно сказал Серега. — Просрало бы на помощь братскому народу Мозамбика и Никарагуа, например. Так хоть мы попользуемся, а не папуасы. Своим поможем.
— А это, Сергей, не должно вас волновать, — ответил я с зашкаливающим пафосом. — Там, наверху лучше знают, кому бабки давать — папуасам или зулусам. Наверху не дураки сидят, им виднее!
Серега демонстративно покрутил пальцем у виска и сказал:
— Вижу я, как им видно. В магазинах морская капуста и березовый сок. Уже на рынке со жратвой проблемы, скоро эти бумажки вообще ни хрена не будут стоить.
— В морской капусте масса витаминов и полезных веществ, так что, напрасно вы, Сергей, гоните на морскую капусту. Польза березового сока также давно известна — партия и правительство заботятся о народном здоровье! Что касается временных трудностей с продуктами питания, то, Сергей, в ваши годы нужно понимать, что трудности эти инспирированы нашими врагами — как внешними, так и внутренними. Ох и много врагов у нас, — сказал я, украдкой заглядывая под стол, как бы проверяя — не затаился ли там кто-нибудь из врагов, внутренних или внешних.
— Иди к чертовой бабушке, — обиженно сказал Серега, понявший, что над ним издеваются.
— Вот это правильно! — похвалил я. — А вообще, боюсь, что теперь народ попрет толпами.
— Это верно, — сказал Серега. — Ничего, пусть приходят. Мы на них Борю выпустим. Так, Боря?
Охранник Боря, сидевший в углу и читавший газету, издал согласный рык, свидетельствовавший о полной его, Бори, готовности к решительным действиям против нежелательных посетителей.
Опасения наши имели под собой все основания. Уж что иное, а «сарафанное радио» работало в восемьдесят девятом году с немыслимой эффективностью! Рекламы как таковой не существовало, бывшие спекулянты и цеховики, составившие значительный процент кооператоров, как огня боялись любой публичности. Впрочем, в рекламе и не было необходимости. В условиях товарного дефицита реклама просто не нужна — люди готовы купить буквально все, что вы можете продать. Как только товар появляется в торговле — он тут же раскупается. Реклама в этой схеме — излишняя роскошь, все работает и так.
К слову, благотворительностью наши коллеги заниматься отнюдь не спешили, при том, что некоторые зарабатывали действительно большие деньги буквально на ровном месте, из воздуха. Возможно потому, что боялись огласки или же твердо верили в то, что забота о людях — дело исключительно государственное.
Орловский позвонил ближе к вечеру, когда мы уже собирались по домам.
— Вы на месте? Сейчас я приеду!
— Приезжай, — сказал я со вздохом. — Куда же деваться…
— Чего там? — спросил меня Серега. — Кто там приедет? Я уже в кабак настроился…
— Орловский, — сказал я. — Успеешь в свой кабак, я с ним теперь без свидетелей общаться не хочу.
— Побуду, чего… — сказал Серега. — И приборчик не забудь включить на всякий пожарный…
«Приборчиком» мы называли миниатюрный импортный кассетный диктофон.
Орловский приехал минут через двадцать после звонка. Красный и возбужденный, он ворвался в наш кабинет, отмахнулся от кофе и минералки, заботливо предложенных Люсей, упал в кресло и выдохнул:
— Пашка нашелся…
— Ну вот и славно, — сказал Серега, который, по своему обыкновению, довольно плохо считывал эмоциональную составляющую произнесенных слов. — Вот видишь, а ты переживал…
— Грабанули их в дороге, — сказал Орловский мрачно. — Где-то километров пятьдесят проехали после того, как вам товар отгрузили. И все. Остановили, под стволы поставили, связали, в фуру погрузили… Потом поехали куда-то, в каком-то сарае их держали двое суток. Потом снова в тачки погрузили, вывезли и выбросили на трассе. Ни фуры, ни тачки их, ни компьютеров, ни бабок… ничего!