Читать интересную книгу Интервью со смертью - Николай Зорин

Я последовала своему мудрому совету, растянулась на диване, закрыла глаза. Но легче не стало. Навязчивая фраза про любовь с первого взгляда обросла образами: мужчина и женщина, вернее, парень и девушка. Парень постарше меня года на три, а девушка совсем молоденькая. Это у них, получается, любовь с первого взгляда? Но какое отношение они имеют ко мне? Я их не знаю, да не особо и хочу знать.

Ко мне они имеют самое прямое отношение! Со времени второго убийства прошло три дня. Они имеют ко мне отношение, еще как имеют! Они – мой будущий материал. Парень и девушка – кто из них станет жертвой?

Девушка совершенно спокойна, а он чего-то боится и, кажется, болен. Ревностью болен и чем-то еще, смертельно болен. Погибнет, конечно, он.

Он чужой и мне непонятен, я его совершенно не чувствую – как трудно будет писать его смерть! Неинтересный человек, и его страсти меня не трогают. Просто какой-то ревнивый дурак! Ничего хорошего из такого материала не получится. Лучше бы на его месте оказался другой. Но придется писать этого. Черт бы его побрал, навязался на мою голову! Ни одной яркой черты, серость и серость.

Но может, я ошибаюсь, может, не он?

Во всяком случае точно не девушка.

Я попыталась отогнать мысли о неинтересном, раздражающем потенциальном персонаже, но не очень-то в этом преуспела: парень назойливо вторгался в мой мозг со своими мелкими переживаниями. Лежать и снова и снова просматривать картины его неудавшейся любви с первого взгляда, слушать его нытье было невыносимо. Работа над эссе тоже не шла. Годунов еще не вернулся из своего продуктового похода. Поэтому, чтобы отвлечься и развеяться, я решила нанести визит болеющему Столярову. Доброе дело сделаю, да и все равно пойти к нему если не сейчас, то вечером придется: соку купить и что-нибудь из лекарств. Я ему не очень сочувствовала: подумаешь, небольшая простуда (где только в разгар лета умудрился ее подхватить?). Но если не навестить, разобидится на всю жизнь.

Я быстро собралась, зашла в магазин за подношениями больному и минут через пятнадцать стояла у подъезда Руслана.

Лифт отчего-то не работал, пришлось тащиться на пятый этаж пешком, а я сдуру надела босоножки на каблуках. Взмыленная и раздраженная, позвонила в квартиру, собираясь высказать Столярову все, что думаю о его дурацком доме, где изволят не работать коммуникации, о невыносимо жаркой погоде, о его ничтожной болезни и о нем самом, ничтожном и невыносимом. Но распалялась я напрасно: дверь мне никто не открыл.

Курит на общем балконе для сушки белья или мусор пошел выносить, решила я, не такой уж он и больной, как хочет представиться. Заглянула в отсек мусоропровода – нет никого, дернула ручку балкона – заперто. Ну вот это уже интересно! Куда мог подеваться Руслан? Не понадеялся на мою дружескую помощь и сам пошел в аптеку и магазин?

Вполне вероятно, тем более что никакой помощи я ему и не предлагала. Свинья и эгоистка, представляю, как бы он меня обхаживал, если бы я слегла с температурой! Мне стало стыдно и как-то паскудно. Надо его дождаться и попросить прощения и предложить поддержку и помощь на весь остаток его болезни – на все грядущие болезни. Надо ему позвонить, прямо сейчас, не откладывая ни на минуту, узнать, где он и как себя чувствует. Надо… Но сначала надо позвонить!

Телефон его не отозвался – забыл, что ли, мобильник дома? Я зачем-то снова позвонила в дверь, послушала – гробовая тишина, ни звука. Подошла к бельевому балкону, постучала – бессмысленное действие, с чего бы ему запираться? – и тоже послушала… Там кто-то был, на балконе! Я вдруг явственно услышала шорох.

– Столяров! Руслан! – позвала тихонько – мне отчего-то стало не по себе: зачем он заперся, от кого прячется?

Никто не отозвался. Мне стало совсем жутко, до дурноты, до темных кругов перед глазами.

– Руслан! – еле слышно прошептала я и попятилась от двери. Боже мой, я знала, отчего мне вдруг стало так жутко, я знала это еще тогда, я видела… когда на диване лежала… Там, на балконе…

Там, на балконе, два человека. Один из них, вероятно, уже мертв, и тут ничего не исправишь. Ревнивец мертв, а второй… Да, все дело во втором, все дело в убийце.

Это не он, не Руслан, тот, второй, на балконе, уговаривала я себя, пятилась к лестнице и совсем не верила уговорам. Руслан ушел в магазин: с легкой простудой вполне возможно пойти в магазин, одинокие люди всегда ходят в магазин с легкой простудой. Это не он, не Руслан…

Да почему я вообще подумала о Руслане? Как такая мысль пришла мне в голову? Потому что испугалась, что в роли убийцы окажется тот, кого ждала и не ждала. Руслана представить проще. Вот и решила свалить все на него, осуществить новую подмену, притвориться, будто боюсь, что он – убийца. Но ведь я знаю, кто убийца, зачем же себя обманываю?

Я не знаю, я не видела лица убийцы в своей картине – не захотела увидеть, как и тогда в первый раз, как и потом, во второй раз…

На балконе нет никого, он просто закрыт, чтобы местная шпана не заходила, а шорох мне послышался. Нет убийцы, нет убитого – все это страшная сказочка, которую я придумала лежа на диване. Статья не заладилась, голова разболелась, Годунов ушел – некому было меня отвлечь, развеять, вот и полезла в голову всякая ерунда. Никто не убил, никто не убит, я испугалась собственной тени. Дождаться Столярова, он скоро должен вернуться, попросить открыть балкон и убедиться…

Так уговаривала я себя и пятилась, пятилась к лестнице, прекрасно понимая, что все эти доводы ровным счетом ничего не стоят: я видела картину преступления, я и сама в нем участвовала как молчаливый свидетель. Я могу рассказать, как все происходило. Я… Да и балкон этот никогда не запирается. Сколько раз мы с Русланом на нем курили (Столяров не переносит дыма в квартире, а личного балкона у него нет), здесь всегда было открыто. Надо звонить в милицию, а не убаюкивать свою совесть. Надо засесть в засаду и задержать преступника: рано или поздно он выйдет.

А если выйдет Столяров?

Я допятилась до лестницы, уткнулась спиной в перила и остановилась. Что мне делать, если выйдет Столяров? Что делать мне, если выйдет не Столяров, а тот, другой, кто сделал мою жизнь сплошным потоком ожидания?

Но может быть, это кто-то третий? Я ни разу не видела лица убийцы, не захотела, побоялась увидеть, но, может быть, напрасно боялась?

У перил я простояла долго – или мне только так показалось? – а Руслан все не приходил. В подъезде не раздавалось ни звука – страшная, невыносимая тишина. Хоть бы кто-нибудь вышел из своей квартиры, хлопнула бы чья-нибудь дверь. От этой ужасной тишины кружилась голова. От этого невыносимого безмолвия казалось, что наступила всеобщая смерть. Я больше не могла ждать. Отлепившись от перил, сделала осторожный шаг по направлению к балконной двери.

Щелкнул замок – дверь медленно приоткрылась. Я так долго ждала, что она откроется, а теперь вдруг просто обезумела от ужаса. В голове у меня помутилось, я вскрикнула и бросилась бежать. Каблуки грохотали по лестнице, кровь грохотала в висках, заглушая шум каблуков. От кого я бежала? От чего я бежала? Я не должна была бежать.

На площадке какого-то этажа я поскользнулась, упала. Что-то вцепилось мне в платье, я поняла: это настигла смерть. Обезумевшим разумом логично отметила, что вот сейчас умру, и не испугалась больше, чем уже была напугана, не ужаснулась, потому что и так до краев была наполнена ужасом. Дернула платье – оно легко поддалось, поднялась, побежала, но не обрадовалась, что спаслась и снова бегу, живу. И когда выскочила из подъезда и поняла, что окончательно спаслась, не возликовала, не упала на землю, не стала целовать ее в умилении и не вознесла благодарственную молитву Богу. И к прохожим не бросилась, приказала себе перестать бежать, перейти на спокойный шаг, чтобы не вызвать подозрения.

Я помню свои ощущения до мельчайших подробностей, довольно связно могу их описать, но, когда добралась до остановки и села в троллейбус, у меня было такое чувство, что все это время я пребывала в глубоком обмороке.

Очнулась, встряхнулась, огляделась вокруг – потные, разгоряченные пассажиры. Воспаленные лица. Словно все только что убежали от смертельной опасности. Троллейбус спасшихся. Я одна из них. На общем фоне чудом оставшихся в живых я не выделяюсь. Это хорошо, никто не обратит на меня внимания – внимание посторонних сейчас мне ни к чему. О том, что со мной произошло, я никому не расскажу. И о том, что произошло там, на балконе, тоже не расскажу. Даже если все подтвердится, сделаю вид, что ни о чем не догадывалась. Меня там не было – и все. Не приходила я навестить больного Столярова. Да он и не болен вовсе, раз ушел в магазин. Ушел в магазин, позабыв мобильник, не подумав о том, что по дороге ему может стать плохо и без связи никак нельзя. И меня не позвал, значит, не так уж и болен.

Моя остановка, пора выходить. Можно было и пешком дойти, здесь совсем недалеко. Годунов, наверное, уже вернулся, разделывает мясо на кухне, Феликс вертится у него под ногами, выпрашивает подачку. Я окончательно пришла в себя, только голова была немного оглушенная – так бывает после выхода из транса, когда закончишь статью. Мне бы посидеть где-нибудь на скамейке, подышать воздухом, прежде чем появиться дома. В скверик завернуть, например…