Читать интересную книгу В 4.50 из Паддингтона - Агата Кристи

— Ну! — сказала миссис Мак-Гилликади, — вот это да!

Больше она ничего не могла произнести, и смотрела то на приятного молодого человека, говорившего красивым правильным языком, приехавшего к ней с официальным удостоверением, то на фотографию, которую он ей дал.

— Это она, совершенно точно, — сказала миссис Мак-Гилликади. — Да, это она, бедняжка. Ну, что ж, я рада, что вы обнаружили труп. Никто не верил ни единому моему слову. Ни полиция, ни железнодорожники, — никто и нигде. Меня всегда очень уязвляет, раздражает, когда мне не верят. Но теперь никто не скажет, что я не сделала всего, что было в моих силах.

Приятный молодой человек согласился с ней.

— А где, вы говорите, было обнаружено тело?

— В сарае дома, который носит название Рутерфорд-холл, в пригороде Брэкхемптона.

— Никогда о нем не слыхала. А как оно туда попало, хотелось бы мне знать?

Молодой человек ничего не сказал в ответ.

— Наверно, его нашла Джейн Марпл. Верная своему долгу Джейн.

— Тело женщины, — сказал молодой человек, поглядев в какие-то записки, — обнаружила мисс Люси Айлесбэроу.

— И о ней никогда ничего не слышала, — сказала миссис Мак-Гилликади. — Я все-таки думаю, что Джейн Марпл имела к этому какое-то отношение.

— Как бы там ни было, миссис Мак-Гилликади, вы уверены, что это фотография именно той женщины, которую вы видели в поезде?

— И которую душил мужчина. Да, я уверена.

— А не можете ли описать мужчину?

— Он был высокого роста, — сказала миссис Мак-Гилликади.

— А еще?

— Темноволосый.

— А еще?

— Это все, что я могу рассказать. Он стоял спиной ко мне, я не видела его лица.

— Могли бы вы его узнать, если бы увидели?

— Конечно, нет. Он же стоял ко мне спиной.

— А не могли бы вы, хоть предположительно, определить его возраст?

Миссис Мак-Гилликади задумалась.

— Нет, право же, нет. Я не знаю. Но почти уверена, что он не очень молодой. Его плечи казались, — ну, как бы сказать? — понурыми, если вы понимаете, что я имею в виду. — Молодой человек кивнул. — Больше тридцати, я не могу сказать точнее. Понимаете, я ведь на него не смотрела. На нее, на эти руки вокруг ее шеи, на ее лицо, все посиневшее… Знаете, мне иногда и теперь снится ее лицо…

— Да, не очень приятное впечатление, — сказал понимающе молодой человек.

Он закрыл свою записную книжку и спросил:

— Когда возвращаетесь в Англию?

— Не раньше, чем через три недели. Это ведь не обязательно для меня, правда?

— О нет, — поспешил заверить молодой человек. — Сейчас уже нет ничего такого, что вы могли бы сделать. Конечно, если мы произведем арест…

На этом они и закончили разговор. Почтальон принес ей письмо от мисс Марпл, написанное тонкими завитками и во многих местах густо подчеркнутое. Но долговременный опыт помог миссис Мак-Гилликади легко в нем разобраться. Мисс Марпл написала своей приятельнице полный отчет обо всем, и миссис Мак-Гилликади воспринимала каждое слово письма с большим удовлетворением.

Да, они с Джейн показали себя с самой лучшей стороны!

Глава 11

— Я просто не понимаю вас, — сказал Гедрик Крекенторп.

Он стоял, расслабившись и прислонившись к полуразрушенной стене длинного, заброшенного свинарника, глядя в упор на Люси.

— Что вы не понимаете?

— Что вы здесь делаете?

— Зарабатываю себе на жизнь.

— В качестве прислуги? — произнес он с пренебрежением.

— Вы не современны, — сказала Люси. — Тоже мне придумали — прислуга! — Я — «помощница в домашних делах», «профессиональная работница по ведению хозяйства» или, вернее всего, «откликнувшаяся на мольбу о помощи в домашнем хозяйстве».

— Вам не может нравиться все то, что вы делаете: приготовление пищи, уборка постелей, вечная суета и кутерьма, или как вы там еще называете, и то, что ваши руки все время по локоть в грязной, жирной воде.

Люси рассмеялась.

— Возможно. Но не все то, что вы перечислили. Вот, например, приготовление пищи отвечает моему инстинкту созидания. И еще во мне есть что-то, что действительно влечет к уничтожению беспорядка в доме.

— Я живу в постоянном беспорядке, — сказал Гедрик вызывающе, — и мне нравится.

— Это видно по вам.

— Мой коттедж на Ивице обставлен просто и скромно: три тарелки, две чашки с блюдцами, кровать, стол да пара стульев. Везде пыль, мазки краски и куски камня. Я ведь, кроме живописи, занимаюсь скульптурой. И никому не разрешаю притрагиваться ни к одной из вещей. Я не подпускаю ни одной женщины к моему жилью.

— Ни в каком качестве?

— А что вы имеете в виду?

— Я просто подумала, что человека с такими артистическими наклонностями интересует еще и личная жизнь.

— Моя личная жизнь, как вы ее называете, — мое личное дело, — сказал Гедрик с чувством собственного достоинства. — Единственно, чего я не хочу, — иметь женщину в качестве связывающего меня, мешающего и хозяйничающего лица.

— До чего мне хотелось бы напасть на ваш коттедж, — сказала Люси. — Это был бы вам вызов.

— Вам не представится такой возможности.

— Думаю, что нет.

Несколько кирпичей вывалилось из стены свинарника. Гедрик повернулся и взглянул внутрь: там все заросло крапивой.

— Милая старушка Мадж, — сказал он. — Я ее хорошо помню. Свинья, больше всего внушавшая любовь и расположение, и к тому же такая плодовитая. Мне помнится, ей было семнадцать лет, когда она последний раз принесла приплод. Мы обычно приходили сюда к вечеру, в хорошую погоду, и чесали спину Мадж палкой. Ей очень нравилось.

— А почему хозяйство пришло в упадок? Это ведь не только из-за войны?

— Вам и здесь, вероятно, хотелось бы навести порядок? До чего же у вас неспокойный характер. Теперь я отлично понимаю, почему именно вы нашли труп! Вы не могли даже грекороманский саркофаг оставить в покое. — Он помолчал, а потом заговорил снова. — Нет, не только из-за войны. Это из-за отца. Кстати, что вы о нем думаете?

— У меня нет достаточного времени для раздумий.

— Не уклоняйтесь от ответа. Он жадный, как черт. И, по-моему, еще чуточку сумасшедший. Естественно, он всех нас ненавидит. Может быть, кроме Эммы. И все из-за завещания деда.

Люси вопросительно взглянула на него.

— Мой дед умел делать деньги. Он занимался производством хрустящих хлебцев, рассыпчатого печенья и всяких других деликатесов к чаю. А потом, как человек дальновидный, быстро переключился на производство сыров и сандвичей с анчоусами, икрой, в общем, всего, что теперь с таким успехом и в огромных количествах подают на коктейлях. Дед хотел передать свое дело сыну, но мой отец заявил, что он выше всяких хрустящих хлебцев, и отправился в путешествие по Италии, на Балканы, в Грецию и стал подвизаться в искусстве. Мой дед пришел в ярость. Он решил, что отец совершенно неделовой человек и небольшой знаток искусства. Кстати, в обоих случаях он оказался прав. Так вот, он завещал весь свой капитал внукам. Отцу оставил пожизненно доходы с капитала, но собственно капитал отец тронуть не может. И знаете, что сделал отец? Он перестал тратить деньги. Приехал сюда, поселился в этом доме и начал копить. Я бы сказал, что к настоящему времени он собрал почти столько же, сколько оставил дед. Но за все время никто из нас: ни Гарольд, ни я, ни Альфред, ни Эмма не получили ни пенса из денег деда. Я совершенно нищий художник. Гарольд занялся бизнесом и теперь известный человек в Сити: он унаследовал хватку деда делать деньги, хоть я слышал, что и он недавно залез в долги. Альфред? Ну, Альфред известен в тесном кругу семьи как Альфред-неудачник.

— Почему?

— Как много вы хотите знать! Альфред всегда выглядел в семье белой вороной. Правда, он еще не побывал в тюрьме, но был близок к ней. Во время войны он работал в министерстве снабжения, но внезапно ушел оттуда при загадочных обстоятельствах. А после там произошли неприятности с консервированными фруктами и из-за куриных яиц. Ничего серьезного. Несколько сомнительных сделок.

— А прилично ли рассказывать такое о брате незнакомому человеку?

— А почему нет? Вы что, полицейский агент?

— Возможно.

— Не думаю. Вы уже здесь работали, когда полиция заинтересовалась нами. Я бы сказал…

Он не договорил, потому что через дверь, ведущую в сад, вошла Эмма.

— Привет, Эм! Похоже, ты чем-то очень взволнована.

— Да. И я хочу поговорить с тобой, Гедрик.

— Я должна вернуться в дом, — тактично сказала Люси.

— Не уходите, — попросил Гедрик. — Это убийство практически превратило вас в одного из членов нашей семьи.

— Мне нужно еще многое сделать, — ответила Люси. — Я вышла сюда нарвать петрушки.

И она направилась в садик около кухни. Гедрик проводил ее взглядом.

— Красивая девушка, — сказал он. — Кто она на самом деле?