— Кто пришел? — спросила Ингрид, снимая очки, которыми пользовалась, разбирая очередной чертеж.
— Я его не знаю, но, по-моему, он очень милый, — ответил Хадсон, как всегда неуверенным тоном. Он носил клетчатые пиджаки, свитера с рисунком в виде ромбов, резные запонки и рубашки с галстуками, а помимо прочего, седьмой год учился в Гарварде. Он заканчивал докторскую диссертацию по специальности «романские языки». Семья Хадсона владела практически всем восточным побережьем, и у парня на самом деле не было необходимости в качестве летней практики переставлять книги на полках местной библиотеки. Сотрудники в шутку говорили, что он самый старый (Хадсону только что исполнилось тридцать) и самый пижонистый интерн на свете. Любой костюм Рафферти стоил больше, чем гардероб любого из его нынешних сослуживцев. Но работу Хадсон выполнял очень тщательно, да и каждое движение у него было обдуманным и осторожным. Невозможно было представить себе Хадсона бегущим сломя голову, даже если он и торопился. Или, скажем, вспотевшим. По природе своей Рафферти являлся истинным дилетантом и обладал широчайшими познаниями в самых различных областях гуманитарных наук и искусства. Кроме того, он любил путешествовать и немало странствовал по миру. Он был из тех, у кого в случае необходимости можно было узнать, сколько стоит та или иная русская литография или где в Мадриде продается лучшая полинезийская ткань «тапу». Хадсон охотно давал справки и полезные советы, например, рекомендовал, кому надо звонить в том случае, если в марокканском отеле внезапно оказывался «потерянным» ваш заранее забронированный и оплаченный заказ. У Хадсона по всему свету имелись знакомые, которые способны были «устроить» все, что угодно. Он быстро стал одним из лучших друзей Ингрид, поскольку оба питали любовь к театру, опере и классической музыке.
— Извини, что-то у меня аллергия особенно разыгралась, — прохрипел Хадсон, сморкаясь и кашляя. — Ты уж не заставляй этого молодого человека ждать, есть вероятность, что быстро кто-нибудь еще подцепит.
После его слов Ингрид показалось, что Хадсон имеет в виду Мэтта Ноубла. И ее слегка рассердило столь скорое появление полицейского — разве можно справиться с книгой в тысячу страниц за такой короткий срок! Но в читальном зале она увидела Киллиана Гарднера.
Он стоял, непринужденно облокотившись о стойку, одетый в драную серую майку и поношенные джинсы с ремнем, сползавшие на бедра. Несмотря на жару, черную мотоциклетную куртку он, похоже, и не собирался снимать. Солнцезащитные очки у парня были очень дорогие. Крупные и окаймленные золотой оправой стекла в значительной степени скрывали его лицо — обаятельное, как у кинозвезды. Нет, пожалуй, Киллиан больше напоминал подросткового кумира. Он действительно был настолько хорош собой, что любая школьница с удовольствием повесила бы в своей комнате постер с его изображением. Увидев Ингрид, Киллиан снял очки и легонько чмокнул ее в щеку.
— Привет, Киллиан, — поздоровалась она, пытаясь впрыснуть в свой голос хоть немного тепла. Что-то в младшем из братьев Гарднеров безумно действовало ей на нервы. И отнюдь не «небесная красота», хотя, как правило, Ингрид весьма скептически, почти враждебно относилась к «красавчикам», находя, что они чересчур тщеславны, самоуверенны и эгоистичны. Блейк Аланд как раз являлся отличным тому подтверждением, во всяком случае, первое свидание стало последним. Ингрид предпочитала простых и скромных парней. Кстати, Мэтт Ноубл не отличался застенчивостью! Возможно, именно привлекательность Мэтта и служила причиной раздражения Ингрид. Хотя, если честно, он ей нравился. Просто красивые мужчины чаще всего принимают обожание со стороны женщин как нечто само собой разумеющееся, а Ингрид недолюбливала излишне самонадеянных людей.
Ну, а Киллиан Гарднер, с ее точки зрения — обычный тщеславный павлин. Можно не сомневаться, ему известно, что он неотразим. Вот и сейчас прядь темных густых волос небрежно падает ему на глаза, и сильное поджарое тело смотрится поистине великолепно. Фигуру нисколько не портят ни потрепанные джинсы, ни поношенная майка. Ингрид заметила, как четко проступают его отлично тренированные мышцы, какая стройная у Киллиана талия и широкие плечи. Она познакомилась с ним на приеме в честь помолвки сестры и сразу спросила, чем он занимается, но толком ничего не добилась — отвечал парень нарочито туманно. Впоследствии она выяснила, что он, в общем-то, ничем не занят. Позже Ингрид услышала о Киллиане немало сплетен. Говорили, что на него нельзя положиться и он просто переезжает из страны в страну, пытаясь «догнать уходящее лето». А еще держит судно близ побережья Австралии, на котором тренирует начинающих аквалангистов. Раньше он работал поваром на торговом судне, приписанном к порту Аляски. Ходили и другие малоприятные слухи. Какая-то девушка забеременела от него, а Киллиан ее бросил, он наркоман и однажды сидел в тюрьме. Правда все это или нет, Ингрид не знала, но только в одном она не сомневалась. Когда рядом появляется настолько красивый мужчина — жди беды. Она и не надеялась, что жизнь предоставит ей доказательства обратного.
— Я думала, ты уже уехал из нашего городка, — сказала она, припоминая, каким скучающим и рассеянным выглядел Киллиан во время приема. — Чем я могу тебе помочь?
— На самом деле я могу прийти тебе на выручку, — сообщил он, поднимая с пола огромную тубу для переноски чертежей и кладя ее на стол. В ней оказались свернутые в трубку «синьки». — Я случайно услышал, что ты просила Брана привезти эти бумаги, и решил, что сам тебе их заброшу, поскольку поеду мимо библиотеки.
— Как мило с твоей стороны! Не ожидала так быстро получить архитектурные планы «Светлого Рая»! Бран обещал найти их, когда вернется — он не был даже уверен, сохранились ли они вообще. Как чудесно! — Ингрид почтительно приподняла тубу. Библиотека собиралась устроить выставку своей коллекции рисунков и чертежей всех наиболее важных и старинных городских зданий. Естественно, усадьба «Светлый Рай» представлялась в этом отношении особенно интересной. В Нортгемптоне сохранились «синьки» многих архитектурно значимых домов. Бывшие владельцы сберегли их и передали новым хозяевам как часть традиции, связанной с драгоценными объектами искусства.
Ингрид захлопала в ладоши и, сияя улыбкой, посмотрела на Киллиана с гораздо большей теплотой, чем прежде. В конце концов, ее совершенно не касается, как и где он проводит время. Он — вполне взрослый человек и волен тратить собственную жизнь на что угодно, хоть вечно пребывать в праздности и ленивой апатии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});