Вспышки выстрелов, звук сломанных сухих досок, испуганные лица Федулыча с молодым, палящих из карабинов. Я все же остановился, оборачиваясь, вскинулся на колени, поднося приклад к плечу, увидел, как пули осветителей выбивали темные облачка из корчащегося тела.
Вторая тварь проявилась через мгновение. Она скакала по стене. Скакала на четвереньках, как по полу, отрываясь мощным и длинным прыжком от вертикальной поверхности, презирая законы тяготения, и туда же возвращалась, чтобы оттолкнуться и прыгнуть снова.
На этот раз я помнил, как вскидывал оружие, и делал это уже осознанно. Откуда-то из глубины души поднималась какая-то веселая злость, загоняя под лавку страх и панику. Я даже позволил себе роскошь прицелиться, прикинув, где завершится следующий прыжок, и когда "пионер" коснулся стены, нажал на спуск.
Карабин часто забился у плеча, с дульного среза срывалось тонкое пламя, пули выбили куски штукатурки вперемешку с облаками тьмы, сбили прыжок. Тварь свалилась на пол, на наш, понятный и нормальный пол, тот, что под ногами, перекатилась в сторону, собрав на себе целый рой пуль, выпущенных из трех стволов, задергалась уже в агонии, и приняла в себя остаток магазина, который я выпустил в нее за секунду, наверное.
Потом я побежал к фонарям, чуть не столкнувшись лбами с Пашей, ворвавшимся со своим РПД наперевес. Затем были крики, с улицы заскочило еще двое бойцов и с ними сам Власов. Потом снова была стрельба по смутному темному силуэтам, метавшемуся в конце зала, за буфетной стойкой, которая разваливалась на глазах под нашим огнем.
Затем была зачистка самого кинозала, с гранатами и стрельбой, но я уже в ней не участвовал. Я стоял в вестибюле, на том самом месте. Где подобрал выброшенный наган, и следил за дверями, а рядом со мной с сопением устанавливали свои осветительные треноги Федулыч с молодым.
Когда все завершилось окончательно, я подошел к убитой твари, той самой, что бросилась на меня первой. Присел, разглядывая.
- Даже не пытаясь детали разглядеть, - сказал Паша, подошедший ко мне. - Они по сути своей Тьма, и она их укрывает.
Действительно, тот самый слой клубящейся темноты так и прикрывал тело, не давая разглядеть ничего, только размытый силуэт. Руки, ноги, почти человеческое сложение, но все чуть-чуть другое. И все, больше ничего не видно. Я даже помахал рукой, пытаясь разогнать клубы темноты как дым, но лишь ощутил холод, увидеть что-то под этим покрывалом не получилось.
- А потом?
- Он скоро развалится. Развоплотится даже. Превратится в такой вот дымок, который разойдется без остатка, а на этом месте будет темное пятно, которое ничем не отмоешь.
Стало шумно, суетно. Привезли испуганного и явно только что разбуженного директора кинотеатра, крутились еще какие-то люди, которых Паша назвал дознавателями, и который явно побаивался директор. Приехал кто-то еще, облаченный еще какой-то властью, которую требовалось применить именно здесь и именно сейчас, а нам Власов дал команду сворачиваться.
У мотоцикла ко мне подошел Федя, возбужденный. Весь какой-то на шарнирах, дерганый, нервно посмеивающийся и жадно курящий папиросу:
- Видал, а? Ты такое когда-нибудь видал?
- Где? В Москве? - криво усмехнулся я.
Меня самого здорово трясло, аж ноги подгибались, отходняк был серьезный.
- А, ну да… - кивнул он, вновь жадно и глубоко затянувшись. - Они в подвале на нас с потолков тоже кидаться начали. Хорошо, что вы палить начали, "пионеры" задергались, напали рано, ну мы их и покосили, первых. А потом гранатами. А если бы чуть дальше прошли - трындец группе, никто бы оттуда не вышел.
- А смотреть на потолок?
- На тебя хулиганы когда-нибудь с потолка нападали? - чуть возмутился он. - Когда по плохому району идешь, на стены смотришь, чтобы кто-нибудь не прыгнул? Нет? Ну вот и мы нет, я на сотне таких зачисток был, всяких тварей видел, но по стенам и потолкам ни одна не скакала.
- Мальцев, потом побазаришь! - крикнул из "мерседеса" Власов. - Давай на место.
- В караулке дотрындим! - сказал мне Федя и побежал к командиру, выбросив окурок в лужу. Тот коротко прошипел и погас.
* * *В караулке поговорить тоже не удалось, едва вошли, как последовал второй вызов. Снова была беготня, открывающиеся ворота, езда по темным улицами, где отблески фар скользили по грязной земле и мокрым и обшарпанным стенам домов, затем какой-то флигель с большим подвалом, куда полезли боевые группы.
После тщательного досмотра местности Власов признал тревогу ложной. Ничего не нашли, но время это заняло. На всякий случай прочесали окрестности, нас с Пашей заставили покататься кругами по прилегающим кварталам, и мы честно катались, наводя фару-искатель, а заодно и пулемет на все подозрительные места, но так ничего и не обнаружили.
- Это нормально, таких вызовов три из четырех, - сказал Паша, когда мы снова катили в Горсвет во главе колонны. - Считается, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Тем, кто вызывает по ошибке, за это ничего не бывает, если, конечно, не выяснится, что это чистое хулиганство.
- А если выяснится?
- Да по репе настучим, чтобы впредь думал.
- А так, чтобы вызовы накладывались, бывает?
- В смысле? - не понял он.
- Ну, одновременно еще где-то твари лезут.
- Естественно, - удивился он вопросу. - Три группы дежурят ведь, не только наша.
- А я и не знал.
- А еще две караулки с другой стороны территории, во флигеле. Увидишь еще, мы и там тоже сидим.
Помолчав, он добавил:
- Гляди, светлеть вроде как собирается. Скоро смене конец.
- Будут еще вызовы? - спросил я.
- Не знаю, но… не думаю. Мы в очереди первыми были, так что если сучится что, то другие группы поедут. Будем в караулке чай пить.
Я усмехнулся, прислушался к себе, понимая. Что отходняк после пережитого никуда еще не делся, и сказал:
- Мне бы не чаю лучше, вот те крест.
- Ну, от ста граммов мало кто откажется, но это уже потом, - ответил он. - Тебе, кстати, вообще проставиться бы надо, да и суббота накатывает. Давай, с Федькой договаривайся, сходим куда-нибудь.
- А куда? - спросил я, заворачивая в открывшиеся перед нами ворота Горсвета.
- Да вон, в шашлычку или хинкальню, которые на Советской. Там нормально, тебе понравится. Не Москва, естественно, но… увидишь, в общем. Главное что вкусно.
- Это точно главное, - согласился я сразу. - Ну и водка чтобы терпимая была.
- Водка хорошая здесь. Один сорт всего, называется "Водка", но хорошая. С низовьев реки везут, там места хлебные, там и гонят.
Паша оказался прав, больше вызовов для нас не было. Все расслабились, половина дремала, остальные просто попивали чаек да двое, Федулыч и еще какой-то дядька средних лет, играли в шашки.
- И охота вам под утро? - удивлялся, ерничая, Федька. - Тут адреналин кипит, мы всю ночь монстров душили, душили, душили… А тут в шашки. В "Чапаева" давайте лучше, на вылет, гамбиты только выучите, чтобы перед гроссмейстером не облажаться.
- Отвали, трепло, - отмахнулся от него Федулыч и Федька отправился искать другую жертву.
К утру прибрались, полы вымыли. Смена пришла в десять, приняла от нас имущество и оружейку, их старший присвистнул, прочитав записи в журнале. Когда уже начали расходиться, Власов остановил меня, сказал:
- Зайти в ПБУ в воскресенье с утра. К десяти, понял?
- Понял, а чего? - удивился я, поскольку меня проинформировали, что после суток я свободен как ветер, и привлечь меня могут только в том случае, если толпы "пионеров" и прочих тварей пойдут на Углегорск приступом.
- Летучка будет по новым привычкам "пионеров", - сказал он. - Ты их засек первый, так что заходи. Это не надолго, через час свободен будешь.
- Хорошо, - согласился я.
Карабин по совету Федьки я сдал, а вот револьвер в кобуре оставил. Спросил у своего приятеля только:
- Нурик меня в дневальные хочет загнать, говорит, что оружие надо. Нагана-то хватит?
- Там три винтовки стоят в дежурке, так что вполне. Да и не случается ничего в общаге, по большому счету.
- Да, и кобуру бы мне нормальную, чтобы ствол быстро извлекать, - вспомнил я. - Где взять? А то если бы я на еще секунду дольше свою лапал, меня бы на английский флаг порвали.
- На базар сходим, не проблема. Под наганы много чего есть, там подберешь. Кстати, Паша намекал, что ты проставиться сегодня желаешь? Вроде как страдаешь и кушать не сможешь, пока боевым товарищам не нальешь, а те все до капли не выпьют?
- Насчет страданий ты карман держи шире, не страдательный я, и вообще трезвость - норма жизни, - обломал я его в общем плане. - Но сегодня проставлюсь. За уцеление и за первый день.
- Ну так а я о чем? - засмеялся он. - Вот перед этим делом…, - он пальцем изобразил у шеи "это дело", -… как раз и на базар зайдем. Мне там для "опеля" поискать кой-чего надо.
Мы вышли на улицу. Было уже не так холодно, как ночью, но не менее промозгло и стыло. Мерзкая погода какая.