Читать интересную книгу Тамплеры Пролетариата - Александр Дугин

Парадигма потенциального Бронзового века, однако, очевидна уже сегодня: это новая версия того же национал-большевизма, который был зерном и Золотого и Серебряного веков. Это необходимое условие sine qua non. Невозможно представить, что бездарные в массе патриоты вдруг возгорятся и родят из своей куцей среды гениев. Это исключено. Также мало вероятно (хотя не исключено), что часть наиболее талантливых «демократов», попавших в эти ряды случайно, спохватится и одумается. Скорее всего нам надо подождать поколение. Наевшись омерзительных заокеанских суррогатов и насмотревшись американской пошлятины, русские рано или поздно возмутятся. Встряхнутся. Вспомнят о своем и попытаются это свое понять и утвердить заново.

Но это не факт. Пришествие героев не записано в спиралях истории. Это только возможность, только свобода выбрать, свобода восстать, свобода любить свою землю и свой народ чрезмерно, безумно, неумеренно, страстно.

Радикальный эротический опыт. Социальный экстремизм. Духовное слияние с нацией сквозь историю, века, эпохи. неудержимая тяга к духовным безднам и тайным мирам.

Поиск сакрального. Война с профаническим. —

Национал-большевизм forever.

Программная статья написана в 1996 г., впервые опубликована в 1996 г.

Часть 3 Общая Теория Восстания

СУБЪЕКТ БЕЗ ГРАНИЦ

1. Переступание предела

Когда речь заходит об определении феномена агрессии, чаще всего апеллируют к эмоциональным, психологическим и сентиментальным характеристикам, упуская из виду, как и всегда в современном мире, наиболее глубинные, метафизические аспекты этого явления. В русле гуманистической традиции само собой сложилось устойчивое негативное отношение к агрессии, которая считается либо подлежащей совершенному искоренению, либо (что более реалистично) минимализации. Но как бы то ни было, агрессия настолько тесно связана с человеческой природой, что постоянно напоминает о себе — как в повседневной жизни, в бытовой психологии, так и в политической реальности войн, конфликтов, столкновений. Попытаемся осмыслить агрессию, отвлекаясь от всех привычных стереотипов — пацифистских, эпатажно апологетических, психоаналитических или социально детерминистских.

Агрессию как явление полнее можно определить как "насильственное переступание границ". Именно в этом состоит ее сущностное качество, узнаваемое и в бытовом конфликте, и в криминальном происшествии, и в крупномасштабном военном столкновении. Преступник насильственно переступает границы социальной этики, моральной, физической или экономической целостности человека или коллектива. Это агрессия. Армия насильственно переступает границы враждебного государства или рубежи обороны противника. Это тоже агрессия. Наконец, идеологи, ломая устоявшиеся стереотипы мышления, насильственно переступают границы ментальных клише. И это тоже агрессия.

Не только социальное или сугубо человеческое существование наполнено разнообразными видами границ, нарушение которых порождает множество типов агрессии. Структура всей реальности строится именно на разнообразных границах, отделяющих каждую вещь и каждую модальность существования от всех остальных. В некотором смысле, именно граница делает каждую вещь тем, чем она является сама по себе, воплощая в себе отличие, дифференциацию от остальных предметов. В самом общем смысле, агрессия может иметь и космическое, универсальное измерение, проявляющееся через насильственное вмешательство одного в другое. Примерами агрессии изобилует животный и растительный миры, где существование одного типа или одной особи подчас поддерживается за счет насилия над другими, образуя круговорот трансформаций, ассимиляций и адаптаций вселенской среды и населяющих ее существ.

Следовательно, агрессия является чем-то всеобщим, универсальным, неотъемлемым от основы самой реальности.

2. Vae victis

Насильственное преодоление границы имеет два аспекта: один — условно негативный, другой — условно позитивный. Субъект агрессии, т. е. то существо, которое совершает агрессивное нападение на другого (на объект агрессии), стремится за счет такого действия расширить свои собственные границы, укрепить, усовершенствовать, восполнить свою собственную природу. Хищный зверь, лишая жизни жертву, утоляет голод, поддерживает собственное существование, добывая необходимые для организма вещества. Военная агрессия расширяет территории и умножает богатства выигравшей стороны, и даже в пьяной драке победивший укрепляет веру в себя и получает моральное удовлетворение. Одним словом, в агрессии осуществляется позитивная экспансия субъекта, расширение его сферы возможностей.

Но объект, подвергшийся агрессии, съеденная или избитая жертва, покоренный народ и т. д., напротив, в результате нарушения границ (обоюдного в данном процессе) лишь теряет то, что он имел до этого, сокращает сферу своих возможностей. Он становится платой за успех другого, козлом отпущения. В некотором смысле, именно факт агрессии превращает его собственно в объект, тогда как ранее, до нападения, он мог обладать иллюзией своей субъектности и осуществлять агрессию относительно иных существ, предметов, народов. Это негативный аспект "насильственного преодоления границ".

В догуманистической цивилизации и в негуманистических (традиционных) цивилизациях, которые существуют и поныне, оба аспекта агрессии рассматривались в совокупности, как два взаимодополняющих элемента, заложенных в изначальной структуре космоса. Китайский символ Инь-Ян — совершенный пример этого фаталистического дуализма. Субъект здесь представлен белой частью круга, объект — черной. В символизме полов первый отождествляется с мужским началом (Ян), второй — с женским (Инь). Отсюда вытекает всеобщая «легитимизация» агрессии, свойственная традиционному миру, где никому не приходило в голову искусственно противопоставлять человека основополагающим силам реальности. Конечно, более утонченные цивилизации всячески нюансировали законы агрессии на социальном уровне, так что различие с варварскими нравами было налицо. Однако во всех случаях сохранялась, пусть даже в сублимированной форме, право на "насильственное преступление границ" — как в случаях войн, так и в случаях индивидуальных репрессий, функции которых брали на себя особые традиционные организации — прототипы нынешней полиции. Подвиги завоевателей, покорителей и разрушителей воспевались в легендах и эпосах, всех как один построенных на формуле "Vae victis!" ("Горе побежденным!").

3. Легитимация агрессии в Традиции

Каково метафизическое оправдание агрессии в традиционных цивилизациях, помимо непосредственного наблюдения за устройством природы?

Дело в том, что традиция рассматривала сам факт существования границ как выражение неполноты космоса относительно его Причины, которая мыслилась как нечто Абсолютное, Единое и лежащее по ту сторону всех пределов. Следовательно, стремление к расширению своего существования, к экзистенциальной экспансии, к "нарушению границ" (по-латински — transcendere, "трансцендирование") виделось как глубинный импульс движения к Божественному, как отголосок заложенной в мире и существах мира тоски по Абсолюту. Конечно, чистой формой агрессии в таком случае можно было бы назвать метафизические и аскетические практики, в которых посвященные стремились нарушить все границы, максимально абсолютизировать свое внутреннее «я», подвергая тем самым агрессии не отдельные предметы, но всю реальность в целом. В пути прямого обожения сосредоточивается максимум агрессивного импульса, так как Божественное и есть отмена всех границ и пределов, составляющих сущность небожественного, имманентного. Отсюда, кстати, произошло еврейское слово «сатана», дословно означающее «преграду», "препятствие", т. е. «границу», понятую как нечто негативное.

Отталкиваясь от этого, несложно сделать следующий шаг и разъяснить механизм т. н. "демонизации противника", столь частой для традиционных преданий, эпоса, религиозных учений. То, что служит препятствием на пути экспансии народа, государства, религии, более узкой общины людей и, в конечном итоге, отдельного человека; то, что ограничивает его волю к тотализации, к расширению бытия — все это автоматически подпадает под знак «сатаны», обретает качество теологического негатива, и следовательно, агрессия легитимизируется на самом высоком уровне. Через такую "демонизацию противника" или жертвы происходит их объективация, лишение субъектного качества, вынесение за скобки видовой, социальной или религиозной солидарности. Иран против Турана, ахейцы против троянцев, иудеи против гоев, мусульмане против неверных, асы против ванов, боги против титанов, и иногда даже женщины (амазонки) против мужчин — разнообразные парадигмы дуализма, рожденного изначальным импульсом к агрессии, наполняют древнейшие хроники, религиозные кодексы, поэтические предания и т. д. Через оправдание своего лагеря люди традиции оправдывали, на самом деле, нечто большее — сам принцип агрессии, саму исконную волю к "насильственному нарушению границ", стремление к тотализации своей субъектности (как бы она ни выражалась — через национальную, религиозную или родовую принадлежность).