какого-то звука и едва не выронил книгу, когда раздался стук. Кто-то поднял и опустил дверной молоток.
Он подождал. Стук не повторился, но вскоре внизу послышались тихое шарканье и стук деревянной ноги Добсона.
О книге Хартли и думать забыл. Она лежала у него на коленях. Его напряженный слух уловил осторожный скрежет, затем звон разбитого стекла. Следом что-то тихо зашуршало.
Хартли быстро вскочил. Неужели Добсон случайно запер дверь снаружи и теперь, не получив ответа на стук, разбил окно, чтобы забраться в дом? Художник не мог даже представить, как одноногий, страдающий от ревматизма Добсон будет лезть в окно. К тому же шаги Добсона только что раздавались в доме.
Но что, если черной тенью в саду был не Добсон, а какой-то злоумышленник? Те рабочие как-то чересчур жадно глазели на толстый кошелек Хартли, когда он расплачивался с ними…
Внизу раздался громкий крик ужаса, эхом разлетевшийся по всему дому. Хартли выругался и бросился к двери. Открыв ее, он услышал торопливые шаги Добсона и стук деревянной ноги.
Но к звуку шагов примешивался все тот же странный скрежет, будто пол царапали собачьи когти. Хартли услышал, как открылась задняя дверь и шаги стихли вместе со скрежетом.
Он в три прыжка спустился по лестнице.
Когда он ворвался на кухню, снова раздался крик – и резко оборвался. Из-за открытой двери, что вела в сад, донеслось тихое бульканье. Хартли остановился, взял со стола большой разделочный нож и тихо вышел в ночь.
Луна уже поднялась высоко, и в ее тусклом сиянии сад выглядел призрачным, неземным, кроме участка, на который падала узкая желтая полоса света из дверного проема. Ночной воздух холодил лицо. Слева от Хартли, там, где на голом участке земли еще недавно стоял Ведьмин камень, раздался едва слышный шорох.
Хартли тихо отошел в сторону. Его начало охватывать дурное предчувствие. Он вспомнил о предостережениях Добсона, о его зловещих словах: ведьма не умерла, она лежит, дожидаясь, пока кто-нибудь не сдвинет удерживающий ее камень.
– Добсон, – тихо окликнул он. – Добсон!
Навстречу ему что-то двинулось – тихо и осторожно.
В свете луны появилась бугристая тень и стала приближаться к Хартли. Для человека силуэт был слишком крупным; кроме того, люди при дыхании не присвистывают, а их спины не бывают толстыми, зелеными и склизкими…
Господи помилуй! Что за кошмарное воплощение древнего ужаса прыгнуло на Хартли из темноты? Что за богохульное создание покоилось под Ведьминым камнем и какие темные силы Хартли пробудил, сам того не ведая?
Говорили, что в могиле она стала похожа на своего неведомого отца.
Хартли прижался спиной к стене дома. Рационализм, который он исповедовал всю жизнь, пошатнулся под натиском неописуемого ужаса. Такие твари не могли существовать – но существовали! Бесформенная мерцающая фигура прыжками двигалась в сторону художника, и ее стремительное приближение не сулило ничего хорошего.
Он уже слишком замешкался. Тварь была совсем рядом, когда он решился бежать. Его ноги подкосились, и Хартли с испугом подумал, что не удержит равновесия и упадет на землю, беспомощный перед натиском существа. Сделав несколько спотыкающихся шагов, он спиной почувствовал жадное дыхание, собрал силы и бросился вдоль дома.
Тварь погналась за ним. Хартли обогнул здание и помчался к дороге. Оторвавшись, он рискнул оглянуться, и ужас ледяными пальцами сковал его сердце. Злобное отродье не бросило погоню.
Монкс-Холлоу! Спохватившись, Хартли повернул и побежал по дороге к городу, не выпуская из рук разделочного ножа. Он уже успел забыть о нем, но теперь, увидев его в руке, сильнее сжал рукоять и ускорил бег. Добраться бы до города…
До города было две мили – две бесконечные мили по пустой дороге, где почти никто не ездил: надеяться, что мимо проедет автомобиль, не стоило. Дорога давно не ремонтировалась, была вся в колдобинах, и водители предпочитали ей новое скоростное шоссе.
Но шоссе шло за горами, и Хартли понимал, что на скалистой, неровной местности у него нет шансов на спасение. Даже на дороге приходилось тщательно вглядываться в темноту, скрывавшую ямы и выбоины. За его спиной, хрипло и тяжело дыша, скакало нечто.
Ночь была холодной, но на лбу Хартли крупными каплями выступил пот. Рубашка насквозь промокла. Домашний халат путался в ногах, и художник скинул его. Сзади раздался резкий глухой рев. Непродолжительная возня – и ритмичные шлепки возобновились.
«Пока ее топили, пришлось отослать подальше всех женщин. Персис выбралась из воды, вся зеленая и скользкая…»
Хартли стиснул зубы, сдерживая крик ужаса. Позади раздавалось ровное «шлеп-шлеп» и раскатистое дыхание. Тварь настигала его!
Только бы добраться до города! Он прибавил ходу, напрягшись до стука в висках. Но его усилия были тщетными. Тварь легко поддержала заданный темп, и шлепки стали громче. Однажды художнику даже показалось, что он почувствовал на шее жаркое зловонное дыхание. В груди бушевало пламя, легкие мучительно пылали, дыхание стало шумным и судорожным.
Он зацепился ногой за выбоину и едва не полетел носом в асфальт. Лишь ценой неимоверных усилий он удержал равновесие и продолжил бег.
Но звуки погони становились все громче и страшнее. Хартли подумал, не сумеет ли он скрыться от преследователя, если резко свернет с дороги в густые заросли – темные пятна по обе стороны дороги. Вряд ли – тварь была слишком близко. Хартли уже перестал закрывать рот, настолько тяжело давался ему каждый вдох.
Тут он увидел свет. Желтые квадраты окон посреди вытянутого черного прямоугольника – далеко, очень далеко. Хотя нет, в темноте он неверно определил расстояние. До дома оказалось меньше пятидесяти футов. Он внезапно вырос перед ним, как будто из-под земли.
Когда Хартли рванулся к крыльцу, из его сухой болезненной глотки вырвался тонкий крик.
Но не успел он добраться до крыльца, как тяжелая туша навалилась на него сзади, придавив к земле, длинные, острые когти принялись рвать рубашку, царапая плоть. В глаза и рот набилась земля, но Хартли вспомнил о ноже, который по-прежнему держал в руке.
Кое-как извернувшись, он наудачу нанес удар через плечо. Хлюпающее хриплое дыхание сменилось жутким квакающим воплем, нож полетел прочь из его руки. Хартли отчаянно пытался вырваться, но напрасно – так тяжел был тот, кто придавил его.
Тут он услышал удивленный крик. Следом раздались быстрые шаги и оглушительный выстрел. На спину больше ничто не давило. Неведомая тварь зашлепала прочь, в темноту, художник смог перевернуться и стереть грязь с лица. Глаза слезились, но он все же разглядел бледного мужчину в пыльном комбинезоне, со старомодным мушкетом в дрожащих руках.
Хартли не сразу понял,