Джилл поначалу решила, что их впустил Бен, но потом поняла, что случайно угадала новый пароль, рассчитанный, вероятно, на то, чтобы польстить ей. Но сейчас ей не были нужны комплименты.
Смит стоял у края газона и оглядывался. Место было новое, охватить его сразу Смит не мог, но ему здесь нравилось. Здесь было не так интересно, как в летающем доме, но зато тихо. Тут можно было гнездиться. Он увидел окно и принял его за живую картину, какие видел дома. В больничной палате окон не было: палата находилась во внутреннем корпусе, и Смит еще не знал, что такое «окно». Он с уважением отметил, что имитация объемности и движения на картине совершенна — наверное, ее создал великий мастер. До сих пор он не видел ничего, что свидетельствовало бы о мастерстве людей в каком-либо деле. Сейчас люди выросли в его мнении, и на душе у него потеплело. Краем глаза он уловил какое-то движение: его брат снимал с ног тапочки и искусственную кожу.
Джилл вздохнула и, ступив босыми ногами на газон, пошевелила пальцами.
— Ох, как ноги устали! — Она увидела, что Смит наблюдает за ней. — Разувайся и иди сюда. Тебе понравится.
Он недоуменно заморгал:
— Как?
— Совсем забыла. Давай сюда ноги, — она сняла с него туфли, отстегнула и стянула чулки. — Ну как, приятно?
Смит пошевелил пальцами и робко спросил:
— Ведь они живые?
— Ну да, живые, это настоящая трава. Бен заплатил большие деньги, чтобы устроить этот газон. Одно только освещение стоит больше, чем я зарабатываю в месяц. Так что ходи, получай удовольствие.
Смит не понял ничего, кроме того, что трава была живая, и что ему предлагали по ней ходить.
— Ходить по живому? — спросил он с недоверием и ужасом.
— А почему бы и нет? Траве не больно. Она здесь именно для этого и растет.
Смит подумал, что брат по воде не будет учить его дурному. Он решился пройти по траве и почувствовал, что это действительно приятно, а трава не протестует. Он включил чувствительность на максимальный уровень и понял: брат прав, трава предназначена для того, чтобы по ней ходили. Он попытался одобрить это странное предназначение — человеку было бы так же трудно одобрить каннибализм, который для Смита как раз не был странным.
Джилл вздохнула:
— Хватит развлекаться. Неизвестно, как долго мы будем в безопасности.
— В безопасности?
— Нам нельзя оставаться здесь надолго. Скоро начнут проверять всех, кто сегодня выходил из Центра.
Джилл задумалась и наморщила лоб. Ее квартира не подходит, квартира Бена — тоже. Бен собирался отвезти Смита к Джаблу Харшоу. Но она не знает ни самого Харшоу, ни его адреса. Бен говорил, он живет где-то в Поконосе. Придется искать: больше деваться им некуда.
— Почему ты несчастлив, брат?
Джилл вздрогнула и взглянула на Смита. Бедное дитя и не подозревает, как все плохо. Она попыталась оценить ситуацию с его точки зрения. Хоть это ей и не удалось, она поняла, что он не понимает, что им нужно бежать… От кого? От полиции? От больничного начальства?.. Она не знала, что совершила, какие законы преступила; Джилл полагала, что всего лишь противопоставила себя большим людям, боссам.
Как объяснить Человеку с Марса, против кого они восстали, если она и сама этого не знает? Есть ли на Марсе полиция? С ним говорить — все равно что кричать в водосточную трубу!
А есть ли на Марсе водосточные трубы? Или дождь?
— Не обращай внимания, — ответила ему Джилл. — Самое главное — делай, как я говорю.
— Да.
Безграничное согласие, вечное «да». Джилл вдруг почувствовала, что он выпрыгнет из окна, если она его об этом попросит. Она была права — он бы выпрыгнул и наслаждался каждой секундой падения с двадцатого этажа, и удар, и смерть принял бы без удивления и протеста. Смит не понял бы, что это смерть; в нем не был воспитан страх смерти. Если бы его брат по воде выбрал для него такой необычный способ дематериализации, он согласился бы с этим способом и попытался бы его понять и принять.
— Нам нельзя здесь оставаться. Поедим, я дам тебе другую одежду, и пойдем. Раздевайся. — И она отправилась изучать гардероб Бена.
Джилл выбрала дорожный костюм, берет, рубашку, белье, туфли и вернулась к Смиту. За это время он успел запутаться в одежде, как котенок в вязании. Рука и голова были связаны подолом платья: он стал снимать платье, не сняв пелерину.
— Батюшки! — воскликнула Джилл и бросилась к нему на помощь.
Она стащила с него одежду и сунула ее в мусоропровод. Этте Шер она потом заплатит, а полицейским — в случае чего — не к чему будет прицепиться.
— А теперь, дружок, прежде чем одеться в чистое, нужно принять ванну. Они там за тобой совсем не следили. Пойдем.
Будучи медицинской сестрой, Джилл привыкла к дурным запахам, однако, как настоящий медик, она была фанатичным приверженцем мыла и воды. Ей казалось, что Смита давно никто не мыл. Хотя от него не так уж сильно пахло, Джилл почему-то вспомнилась лошадь после скачек.
Смит с восхищением смотрел, как Джилл наполняет ванну. В палате К-12 была ванна, но Смит не знал, каково ее назначение; его обтирали мокрой тканью, да и то редко: когда он впадал в транс, к нему боялись притрагиваться.
Джилл проверила температуру воды.
— Отлично. Лезь в воду.
Смит смотрел недоуменно.
— Живо! — скомандовала Джилл. — Лезь в воду.
Все слова были понятны, и Смит подчинился приказу, дрожа от волнения. Брат требует погрузить в воду все тело! О такой чести он и не помышлял. Он не помнил, чтобы кто-либо вообще удостоился такой привилегии. Смит начал понимать, что эти существа состоят в более близких отношениях с влагой жизни. Это невозможно понять, но нужно принять.
Смит погрузил в воду сначала одну дрожащую ногу, потом другую… и нырнул в ванну с головой.
— Эй! — закричала Джилл и вытащила его голову на поверхность. Ей показалось, что он мертв. Боже милостивый! Не успел же он за это время утонуть!? Испуганная, она стала трясти Смита:
— Смит! Очнись же! Очнись!
Издалека Смит услышал призыв брата и вернулся. Глаза его заблестели, сердцебиение ускорилось, дыхание восстановилось.
— Ты себя нормально чувствуешь? — спросила Джилл.
— Мне хорошо. Я очень счастлив… брат мой.
— Ты меня