погод есть родина? – поинтересовался Серж.
Иван сжал ему предплечье, заглянул в глаза.
– На родине, Серый, всегда хорошая погода. Жаль ты этого так и не понял!
Серж и сейчас ничего не понял. Но когда Бронкс в двух словах, рассказал об Иване, Серж сбегал к себе в каюту и приволок целый мешок всякой всячины.
– Их тэбе есть брать, Ванья, – проговорил он и прослезился.
Иван хотел было заглянуть в мешок. Но Серж его оторвал.
– Ин тэ дорога есть разбираль, Ванья! Сэт момэнт нэ шукай! – проговорил он. – Пэрэд расставанья – наша есть гудят будымо!
Серж был невысок и плотен. Ранние залысины тянулись аж к самому затылку – они были еще со школярской поры, когда он говорил вполне нормально. Потом, после двенадцати лет пребывания в Отряде, Сержа оставила жена, двое детей почти не узнавали его или же не желали узнавать. И он решил начать жизнь по-новой, устроился к Бронксу, стал копить на свою станцию. Рисковые дела Сержа не манили. Но и он после «гульбы», которая вылилась в двухчасовой плотный обед, сказал, с сожалением глядя на Ивана, кривя губы и делая лицо скорбным:
– Не сэт па, Ванья! Ихес тьотрэзан ломоть! Их есть отвыкать от ваша мова! Ту компранэ? Наин? Их предлогаль. Ванья, гуторить по-аглицки, уи? Кочешь?
– Не хочу, – ответил Иван. Ему надо было чего-нибудь подарить Сереге в ответ. Но никаких подарков он с собой не прихватил, только самое необходимое. И от этого он чувствовал себя неловко.
Серж покачал пальцем у самого носа Ивана. Он был абсолютно трезв. Но его движения были порывисты, неуравновешенны.
– Найн, Ванья! Экутэ муа! Слышишь?!
– Слышу, слышу! – отозвался Иван. – Чай не через реку перекликаемся.
Серж успокоился, снова скривил губы.
– Окей, Ванья! Экутэ! Ты есть отшень большой и отшень глюпый дурак, Ванья! Ты не есть туда! – он помахал рукой в неопределенном направлении. – Ты есть идти нах хауз, Ванья!
– Вот тут я согласен, – пробурчал Дил Бронкс. – Или, хочешь, оставайся у меня? Я тебе такой оклад положу, что в вашем Космофлоте и начальникам управлений, не снилось!
– Не хочу.
Серж надулся до предела.
– Иль ньячэго нэ кочэт! Иль есть крэзи!
– Ну ладно, спасибо за добрые слова, – проговорил Иван, – только мне пора. И не думай ничего такого, Дил, я обязательно вернусь и обязательно привезу тебе какую-нибудь хреновину оттуда, самую необычайную, – все от зависти передохнут!
– Ну и договорились!
И Дил и Серж Синицки глядели на Ивана как на живого покойника, будто стояли у изголовья гроба. Затягивать эту скорбную сцену Ивану как-то не хотелось.
В коридоре его остановила Таека.
– Вот! – сказала она и протянула черный шарик с присоской. – Забирай, Ваня. Ты ведь такой беспечный и легкомысленный, что наверняка позабыл выписать в управлении переговорник! Ведь верно?
– Верно, – согласился Иван. Он только сейчас вспомнил про столь немаловажную вещицу.
– Нельзя быть таким безалаберным и ленивым! – Таека сузила и без того узкие глазки и, казалось, еще сильнее пожелтела, но теперь не от природы, а от негодования. – А вернешься, прямиком к нам, ясно?!
– Так точно! – Иван обнял затворницу, поцеловал в щеку.
Дил Бронкс легонько прихлопнул его по спине. Засверкал своей знаменитой на все Пространство улыбкой.
– А тебе не пора отчаливать, соблазнитель коварный?! – прошептал он почти в ухо, сжав в своих ручищах обоих.
– Пора!
– Ну, заодно и возвратник испробуешь, – присоветовал Дил.
Иван вытащил из-за пазухи возвратник, прикрепил ремешком выше локтя, сдвинул диск под мышку.
– Прощай, Иван! – пропищала Таека.
– Гуд бай, геноссэ Ванья! – сквозь слезы просопел Серж.
– До встречи! И не забывай про обещанное! – сказал Дил. На лице его не было улыбки.
– Мы еще увидимся.
Иван прижал руку плотнее к телу. Возвратник сработал.
Он стоял посреди своей развалюхи-капсулы, и никого рядом не было. В полупрозрачную боковую стену было видно, как удаляется от него сказочная, почти игрушечная обсерватория Дила Бронкса, фантастически прекрасная станция Дубль-Биг-4.
Но это был обман зрения. На самом деле обсерватория оставалась на месте. А удалялся от нее Иван вместе со своей капсулой, разгонными баками и всем прочим хозяйством.
Ивану, человеку привычному, космолетчику экстра-класса, пришлось залезать в гидрокамеру. Но это и ничего, до выхода в Осевое измерение он как раз собирался хорошенечко выспаться. А в Осевое не войдешь, пока к световухе не приблизишься. То есть, время было.
Ни одна попытка выхода в Осевое измерение на досветовых скоростях не приносила успеха. Это было выверено досконально. Все те бредни, о коих писали столетия назад романисты, не нашли в жизни даже отблеска воплощения, несмотря на то, что существовали и подпространства, и надпространства, и нульпространства, и сверхпространства… Переместиться можно было в любом из этих пространств, техника даже XXIII-го столетия позволяла сделать это. Но вот куда? Ориентиров во всех этих пространствах не было, испытателей-смельчаков выбрасывало невесть где, а чаще всего, и вообще не выбрасывало – участь их была неизвестна. Сквозь все эти под- и надпространства можно было лишь вернуться в исходную точку, туда, где ты был когда-то. Но попасть в место новое, как попасть на лайнере в определенный космопорт – нет уж! Дудки! Пространство не подчинялось воле сочинителей, оно жило по своим законам! И во всем этом неизмеримо огромном, бесконечно-конечном Пространстве существовал один единственный, известный землянам, путь – Осевое измерение. Оно было столбовой дорогой многопространственного Пространства. Только идя по этой дороге, можно было выйти к намеченному пункту. Человечество заплатило страшную цену на подступах к этой столбовой дороге и на ней самой – неизмеримые материальные, энергетические ресурсы были затрачены на прокладывание дорожек к этой Дороге, каждый шаг – и шажок окроплены человеческой кровью: давно не было на Земле войн, но шла все одна, беспрестанная Война – война с Пространством. И всегда побеждало Пространство, не принимая ни правил ведения войны, ни ультиматумов. Всегда человечеству приходилось подлаживаться, подстраиваться, приспосабливаться под нечто Высшее. А потому и войною это в полном смысле слова нельзя было назвать, ибо не может слон воевать с муравьем, а амеба с океаном. Гордыня человеческая бросала на убой десятки тысяч самых смелых, умных, способных, и если нескольким удавалось выжить на путях своих, они вели следом все новых и новых – не покоряя Пространства, а учась жить в Нем!
Первые странники по Осевому возвращались больными, сумасшедшими ли полусумасшедшими. Они рассказывали ужасающие вещи. Они не жили долго – редко кто протягивал больше двух-трех лет после «прогулки» по столбовой дороге Пространства. Их уважали, пытались любить, лелеять, но им не верили, их боялись, от них