Девушка решительно выключила свет, залезла к Антону под одеяло и несколько нахально спросила у профессора: «Извините, а можно мы останемся вдвоём?»
— А, ну да, конечно, — пролепетал Виктор Иванович и вышел из комнаты.
*****
Ольга лежала в его постели. Она сладко спала, не чувствуя ссадины на лице и обильной потери крови. Виктор Иванович разобрал вторую кровать и лёг спать.
Если раньше у него и были какие–либо мысли о женщине Ольге, то теперь в голове крутились идиотские стихи Олега Григорьева:
Девушка красивая в кустах лежит нагой,
Другой бы изнасиловал, а я лишь пнул ногой!
«Бред. Полный бред! Что за ерунда лезет в голову? И эти голубки… Когда они, наконец, угомонятся?» — целый рой мыслей пронесся в голове профессора, после чего он провалился во сне в какую–то яму, где было много–много лабиринтов, ходов и всякой другой фигни.
Глава 7. Профессорский сон
Это не дождь шумит,
Это не гром гремит,
Это в глазах слезой
Радость моя блестит!
Из эвенкской рыбачьей песни про геолога, оленя и кита
Вокруг были разбросаны какие–то грязные, рваные, разных размеров вещи. Было очень темно, но сверху, сквозь тучи, то и дело пробивался лунный лучик света. Было мокро и липко от какой–то слизи, покрывавшей все предметы и вещи. Скользко и сыро. Пахло чем–то протухшим со сладким привкусом. Какофония звуков была разбавлена редкими ритмичными ударами типа ударов в барабан «там–там». Ноги шли неохотно по скользкой земле, если это вообще была земля?! Стены лаза–тоннеля двигались и дрожали. Создавалось впечатление, что это какой–то живой организм, дышавший размеренно и тихо, т. к. небольшой гул то и дело смолкал, а затем с такой же цикличностью нарастал. Это повторялось каждый раз с той же силой, что и ранее.
С потолка свисали какие–то мерзкие куски слизи, которые подрагивали и были похожи на остатки живых существ, лишённых органов и конечностей. В природе такое не встретишь, но наверняка это где–то есть, как есть и Бог, в которого верят люди и с высшим образованием, и без такового, мужчины и женщины, молодёжь и старики. Никто никогда не видел вживую Бога, но каждый верующий с ним разговаривает и знает, что Бог есть!
Вот и сейчас было ощущение того, что Виктор Иванович шёл по каким–то живым тропам туда, откуда доносился глухой треск и куда дул лёгкий ветерок. Идти было трудно. То и дело профессор спотыкался о какие–то непонятные предметы, появлявшиеся и исчезавшие на его пути. Видимость была ограничена. Смотреть можно было только вперёд. Назад дороги не было, а боковые стенки тоннеля были такими мерзкими и ужасными, что профессор пытался даже и не думать о них.
Всё время Виктор Иванович касался рукой чего–то липкого и противного. Интуитивно он понимал, что простое вытирание рук ничего не даст, надо всё как следует продезинфицировать и вымыть, но как это сделать? Надо было терпеть и двигаться вперёд.
Неожиданно стало трудно дышать. Голову зажали тисками, а руки и ноги стали ватными и тяжёлыми. Кричать было трудно.
Над головой что–то пролетело.
Мышь? Орёл? Ерунда какая–то. Игла. Шприц. Ложка над свечкой с порошком, превращавшимся в мутноватую коричнево–жёлтую жидкость. Вдруг какая–то девица закатала ему рукав на левой руке и стала искать вену, чтобы сделать укол этой самой дряни.
— Не надо! Не надо! — кричал потный и обессиленный Виктор Иванович.
— Надо, надо, — полушепотом отвечала прыщавая девица, которая только тыкала и тыкала грязной иглой в вену, которой не было видно.
— Ой, больно мне, больно!
— А мне, думаешь, не больно?
— А тебе–то почему больно?
— А х… его знает, почему…
— Не ругайся, блядина, — сделал замечание Виктор Иванович, терявший сознание от боли.
Игла пронзила руку, вошла в ягодицу и стала, как змея двигаться по телу к голове. Сначала было больно, затем внутри что–то лопнуло, после чего из живота стал выходить воздух. Стало тепло и комфортно. Покой, радость, видения ушли прочь…
Солнышко припекало. Где–то рядом лежала кошка или маленькая собачонка, прижавшаяся к Виктору Ивановичу. Было очень хорошо…
Глава 8. Рыбалка
В морях и океанах,
Есть много рыбаков,
О них в своих романах
… … … … … улов.
Красивая блатная песня об Одесском кичмане
Было 12 часов дня. Татьянка и Наташка уже давно ушли восвояси. Антон с Виктором заглянули в комнату, где постель профессора была вся в крови. Его смятая подушка и одеяло валялись на полу, а на верхней половине простыни проглядывали три больших красных пятна. На соседней кровати лежал Виктор Иванович, источавший страшный запах. Он обосрался. То и дело профессор морщил нос, он ещё не проснулся, но и сна практически не было.
— Доброе утро, Виктор Иванович! — громко приветствовал Антон своего старшего товарища.
— Доброе, — ответил проктолог и как ни в чём небывало посмотрел на молодых людей, стоявших в дверях.
— А Вы, случайно, не обосрались, Виктор Иванович? — лукаво спросил Виктор и затем вдруг рассмеялся с такой силой, что даже согнулся в три погибель.
— Да, действительно, — несколько сконфуженно ответил профессор, засунувший правую руку в трусы. — А где наши женщины? — поинтересовался профессор.
— А они пошли в лабаз за противогазами, — сострил Антон.
— Нет, серьёзно?
— Да хрен их знает, — Антон был скорее удивлён, нежели огорчён подобным развитием событий.
— Так, друзья! Вы тут погуляйте немного, а я приведу себя в порядок, — попросил профессор.
— Хорошо. Мы, это самое, значит, пойдем в Зелёную радость и закажем что–нибудь поесть?! Да? — Антон говорил серьёзно, а в глазах по–прежнему бегали весёлые искорки смеха.
— По–сути, надо бы чего–нибудь того! Да? — поинтересовался Виктор.
— Только водки не берите! — Виктор Иванович не вставал с постели и ждал, когда ребята уйдут.
— А сколько заказать? Ноль семь? Как обычно? Или ноль пять? — Антон был в хорошем расположении духа.
— Чай! Только чай, — сказал Виктор Иванович и встал с постели.
Ещё в постели проктолог смекнул, что обделался он жидкой фазой. Однозначно, трусы надо было стирать, а вот простынь не пострадала.
Через полчаса Виктор Иванович присоединился к ребятам, которым только–только принесли заказ.
Завтрак прошёл без водки. Официант Олег всё время что–то говорил, что–то приносил и уносил. Ели много и медленно. Время тянулось долго. Надо было идти на рыбалку, а ни Виктор Иванович, ни Антон этого не хотели. И лишь Виктор был настроен по–боевому.
За еду опять рассчитался Антон. Не торопясь, компания отправилась к лодке. Пока профессор с Антоном шли к жалкому подобию пристани, Виктор сбегал в дом и принёс спиннинг, две сети по 120 метров каждая, шесть пакетов под рыбу и фотоаппарат.
Как ни странно, но лодка оказалась не занятой. Выбора большого не было, но вряд ли другие лодки были лучше той, которая была спроектирована и построена ещё в советские времена.
Погода стояла хорошая. Был лёгкий ветерок, солнышко то и дело выглядывало из–за туч, которые даже не намекали на дождик. Купальщиков было мало, не сезон. Зато праздно шатающихся вдоль берега и рыбаков можно было встретить практически повсюду.
Как–то само собой получилось, что Антон оказался на носу, а Виктор со спиннингом — на корме. На вёслах уверенно наяривал Виктор Иванович. Поначалу ему даже льстило то обстоятельство, что именно ему первому выпала честь грести и он делал это с высокой техникой и достаточно рьяно. Однако через час быстрого хода руки онемели, заболела спина, да и энтузиазм упал до ноля.
Примерно через 30 минут хода был пойман на спиннинг здоровенных размеров окунь. Виктор мастерски подсёк тушку и все трое резко оживились. Разговоры пошли исключительно о рыбалке.
— Да, нам бы, это самое, значит, ещё бы немного таких бы жирных и можно было бы и покоптить, — мечтательно констатировал Антон.
— Ну, хотя бы штучек 10, да? — конкретизировал Виктор Иванович.
— Да, реально было бы в тему! По сути говоря, если мы — это, ну, поставим сети, то мы может и возьмём штучек десять или двадцать, — заметил Виктор.
— А где мы будем ставить сети? — спросил Виктор Иванович.
— А вон там, — и Виктор показал рукой на плёс, что виднелся в 4–5 км от их лодки.
— А так далеко–то зачем, а? — удивился Антон.
— Так, а, это самое, тут слишком много этих, — сказал Виктор и с напряжением уставился на воду, ожидая очередной поклёвки.
— Кого этих? — переспросил Антон.
— Рыбачков, — вяло ответил Виктор, который был поглощён блеснением очередного окуня или щуки.