Читать интересную книгу В паутине южной ночи - Елена Миронова

А к утру ответ нашелся сам собой. Денис вдруг вспомнил о маленьком пунктике в брачном договоре, который они подписали перед свадьбой. Тогда этот договор казался ему глупым и ненужным, но Эмма, улыбаясь, сообщила, что в Германии все так делают — подписывают брачный контракт. Денис в то время таял от ее улыбки и поставил свою подпись там, где надо. Но все же контракт им был внимательно прочтен. Кое-какие условия казались ему чересчур сложными или даже кабальными, кое-какие — откровенно смешными. Но он не стал спорить с юристами жены, потому что был уверен, что этот брачный контракт так и пролежит в сейфе до конца его дней, невостребованный и неоспоренный. В этом контракте был один пункт, касающийся столь любимого Эммой магазина. В нем говорилось, что если вдруг она окажется временно недееспособной, в случае болезни, например, либо травмы, то Денису предоставляется право заменить ее на этот период и самому вести дела магазина. Правда, была одна оговорка: на это Эмма должна была дать официальное согласие в письменном виде.

Получить согласие Эммы Денису не представлялось возможным, но ведь письмо, набранное на компьютере, никогда не расскажет, кем оно было составлено. Немецкий язык Денис знал, ошибок мог миновать с помощью словаря, а стиль Эммы за эти годы изучил хорошо. И знал, как зовут администратора и менеджера ее магазина. Так за чем же дело стало? Только за недееспособностью, вот за чем. Что же с ней делать? Скинуть с пятого этажа в кучу песка, которую привезли в их двор для детской площадки? Но вдруг она упадет неудачно и сломает себе шею? Денис ни в коей мере не хотел смерти жены. Но также не мог позволить себе потерять то, что имеет, — он отдал этой работе слишком много лет и сил. Так почему же по прихоти жены все должно разрушиться? Интересно, а что она будет делать дальше? Разве Эмма с ее тонким восприятием, интуицией и педантичным немецким умом не понимает, что если Денис обанкротится, то больше не будет ничего. Ни поездок по Европе, ни дорогих подарков, ни антиквариата, ни новой мебели…

Денис закурил. Все она прекрасно понимает! Значит, у нее имеется свой взгляд на эти вещи. В общем-то, у нее есть свои деньги, на которые она может продолжать жить. Но Денис уже понял, что эти деньги она не собирается вкладывать в его, как ей кажется, заведомо проигрышный проект. Значит, она будет тратить их без него, а скорее всего попросту разведется. Эмма сказала, что деньги, накопленные ею за время работы магазина, она отдала брату. Но ведь отдала она их восемь месяцев назад, а с тех пор средства продолжали исправно поступать ей на счет. Или она и эти деньги отдает Борису? Но в этом случае он уже должен был бы выплатить долг бандитам!

Она вышла за него замуж, когда его бизнес уже процветал. Интересно, будь он обычным служащим, согласилась бы Эмма стать его Женой?

Денис повернул руль влево и въехал в маленький переулок. Подсознательно он стремился сюда с того момента, как Эмма поставила точку в их отношениях — теоретически и фактически. Здесь жил один человек, которого Денис Корнилов боялся. Это и впрямь был страшный человек, хотя внешне напоминал персонажа детской сказки Колобка, такой же круглый, румяный и улыбчивый. Его услугами пользовались знакомые Дениса, а он сам — никогда. Но он уже с ним встречался, на одной презентации, где учредитель звукозаписывающей компании, чья презентация и состоялась, умер, отравившись на банкете непонятно чем. Денис догадывался, что отравился он с помощью этого человека. Смерть, которую он видел совсем близко, потрясла его. Но координаты Колобка он на всякий случай сохранил. Вот и пригодились…

Куропаткин вошел в тридцать седьмой номер и осмотрелся. Номер как номер, двухместный, состоящий из одной комнаты. Ничего особенного. Жили в нем двое молодых парней, студентов из Москвы. Один из них лежал на кровати, отвернувшись, а второй, симпатичный загорелый юноша, предложил Куропаткину присесть.

Тот опустился на стул и взглянул на лежащего на кровати.

— Серега вчера перебрал, — рассмеялся Максим. — Он любит к бутылке приложиться…

Куропаткин отметил про себя московский акцент Максима.

— Вы уже знаете, что произошло, да?

— Ну конечно, — удивился Максим, — все знают!

Куропаткин усмехнулся. Удивительно, как это плохим вестям удается так быстро распространяться. Надо же, весь санаторий знает! Наверное, администрация в бешенстве! Хотя убийство в наше время никого не удивляет. И, потом, в разгар сезона нельзя позволить себе такую роскошь: отказаться от путевки только потому, что в соседнем номере произошло Убийство!

— Я ждал, что вы придете, — сказал Максим.

Куропаткин уставился на него.

— А что, вам есть, что рассказать?

— Есть, — кивнул тот. — Я видел потерпевшего… так его называть, да? Ну так вот, я видел его перед убийством, с женщиной.

Следователь напрягся.

— А где вы видели их? Можете описать женщину?

— Они шли из парка по направлению к санаторию, — Максим задумался. — А описать ее вряд ли смогу, потому что видел только сзади. Но и того, что видел, достаточно. Могу сказать, что цыпочка была очень даже ничего. По крайней мере, фигура у нее отличная!

— А где вы были в тот момент, когда ваш сосед и женщина шли в санаторий?

— Я гулял в парке, по аллее, которая идет перпендикулярно той, по которой они шли.

— Так с чего вы взяли, что они шли в санаторий?

— А то непонятно, — рассмеялся студент. — Он так сжимал и поглаживал ее талию, что было видно, как ему не терпится… Ну, вы понимаете, да?

Куропаткин скривился. Он не позволял пошлостей себе и не любил слушать подобные вещи от других.

— Уж я-то понимаю, как ведет себя мужик, когда ему невмоготу, — продолжал Максим. — Так вот, соседу было невтерпеж. Если бы было темнее, он бы завалил ее прямо на газоне. Но фигура у нее была потрясная! — он мечтательно закатил глаза. — Знаете, стройная, и в то же время такие формы…

Куропаткин понимающе кивнул.

— А что вы делали потом?

— Потом я еще немного погулял и вернулся в номер. Вышел на балкон, чтобы послушать, что творится у соседа с его цыпочкой, но его балкон был закрыт, а шторы задернуты. И никаких шумов и звуков оттуда недоно-силось. Я решил, что он уже выдохся, все же не молодой, а телка ушла. Ну, я лег спать.

— Сразу же? Никуда не выходя?

— Да я… — смутился тот, — тоже привел к себе девочку. И выходил только за вином в бар.

— А когда вы выходили за вином, никого не видели? И во сколько это было? — на всякий случай спросил следователь.

Ему уже стало понятно, что толку от этого Максима мало. Ну, видел он женщину, и что? Описать ее не может, лица не видел. Не хватать же на улице всех обладательниц отличных фигур! К тому же и так известно, что перед смертью потерпевший был близок с женщиной. Максим ничего нового не сказал!

— Было около одиннадцати вечера, если вы имеете в виду, когда я вышел. Ну, может, половина одиннадцатого. А когда я видел соседа, было примерно восемь или около того. Так что они успели сделать свои дела и разошлись, — подмигнул он Куропаткину. — А когда я вышел за вином, в коридоре никого не было, кроме горничной в дурацком синем переднике. Она что-то собирала с полу, я не присматривался.

Куропаткин поблагодарил Максима, бросил последний взгляд на храпящего Серегу и вышел из номера. Горничные уже были опрошены, никто ничего не видел. Ухватиться было все также не за что…

Она готовилась к вечеру. Собрала волосы в высокую прическу, накрасила глаза и ресницы, хотя обычно предпочитала только наложить на веки тени; а на лицо — тон и блеск на губы. Но сегодня вечер должен быть особенным, и поэтому она накрасила губы помадой. Красной. Говорят, красный цвет вызывает у мужчин желание. Она сегодня хотела вызвать это желание — впервые. Сейчас ей надо быть красивой и сексуально привлекательной. Она мечтала, как он будет смотреть на нее, как скажет, какая она красавица, как аккуратно вынет из волос шпильки и распустит их по ее плечам. Как погладит ее лицо, проведет трепетной ладонью по ее телу, скрытому тончайшей тканью вечернего платья, и ее тело отзовется… поймет, что это — он. ОН. Тот, кто ей нужен на самом деле, тот, кого она так долго искала. Тот, кого она полюбила. Тот, кто не стал тащить ее в постель в первый же день, кто боялся даже дотронуться до нее и тем не менее с гневом оглядывался на прохожих, пожирающих ее глазами. Тот, кто водил ее в картинную галерею, и рассказывал о Рубенсе. Или о Веласкесе? Ах да, о Ренуаре…

Да какая разница, о ком. Главное, что он умный. Не какой-нибудь там грузчик или слесарь-алкоголик. Он просто чудо. Добрый, умный, понимающий… Но главное, — она нужна ему! Она не может ошибиться, потому что ее душа рвется к его душе. Ему нужна она сама. Она, а не ее тело, которое бог создал совершенным. Она, а не ее лицо, которое словно написал влюбленный художник. Она привлекла бы его, даже если бы была уродиной. Она в этом уверена! О да, никогда она еще не была так уверена, как сейчас!