Правда, по европейским меркам, организация американской пехоты была несколько диковатой. Основным тактическим соединением здесь также был полк, однако полк этот состоял всего из одного батальона, а иногда и назывался батальоном. Он делился на 10 рот, каждая из которых должна была насчитывать 100 или больше человек. Боевая сила всего полка таким образом теоретически чуть превышала 1000 бойцов, но в действительности достигнуть установленного уставом предела почти никогда не удавалось.
Более того, чем дольше шла война, тем меньшими по размеру становились пехотные полки. Если в 1861 году 1 пеший [95] батальон северян мог насчитывать от 849 до 1000 солдат и офицеров (около 600 человек у конфедератов), то к 1863 году его средняя численность сократилась до 350–400 человек (у южан — 300–350), т. е. в действительности он был меньше, чем европейский батальон полного состава. Эти небольшие формирования сводились в бригады: от 2 до 5 батальонов в каждой (3–5 в армии Юга), а 3–4 бригады (3–5 в конфедеративных войсках) объединялись в дивизию. В 1862 году и на Юте, и на Севере были введены пехотные корпуса, каждый из которых состоял из 3–4 дивизий.
Эти более крупные соединения были, по европейским стандартам, также невелики. К середине 1863 года, т. е. ко времени проведения решающих операций как на Востоке, так и на Западе, численность федеральной бригады колебалась от 800 до 1700 человек (конфедеративной — от 1400 до 2000), дивизия в среднем состояла из 3–7 тысяч солдат и офицеров (у южан — от 6 до 14 тысяч), а корпус мог включать от 12700 до 20 000 бойцов (конфедеративный корпус — от 24 000 до 28000). [96]
Впрочем, столь своеобразная организация американской пехоты ничуть не снижала ее боевой эффективности. Именно пехота несла главную «ответственность» за создание принципиально новых приемов ведения боя, ставших основным военным итогом американской междоусобицы.
Во многом толчок к изобретению новой тактики дало стрелковое оружие, применявшееся в ходе гражданской войны. Это оружие, как и сама пехота, играло на полях сражений ключевую роль. Согласно статистике, им было нанесено более 90 % всех ран, полученных участниками конфликта с 1861 по 1865 года. Как и во времена наполеоновских войн, оружие пехотинцев гражданской войны было дульнозарядным и внешне мало отличалось от тех гладкоствольных ружей, с которыми французские солдаты сражались у Бородино или Ватерлоо. Однако это сходство чисто поверхностное.
Первым и главным отличием было то, что почти все ружья американских пехотинцев — нарезные. Разумеется, оружие такого рода было хорошо известно и раньше. Так называемые штуцера, имевшие на внутреннем канале ствола винтовую нарезку, уже применялись в начале 19-го века. Но в то время еще не была решена проблема заряжания. Пулю в нарезной ствол приходилось вгонять силой, иногда даже вколачивать молотком, что резко снижало скорострельность такого оружия. Поэтому штуцерами вооружались далеко не все солдаты, а лишь самые меткие из них, да и то в стрелковых (егерских) полках.
Однако в 1823 году капитан британской армии Нортон предложил техническое изобретение, позволившее широко внедрить в европейских армиях нарезное оружие. Этим изобретением была особая пуля, которую затем усовершенствовал французский офицер Минье, давший ей свое имя. В отличие от обычной пули, пуля Минье была меньше в диаметре, чем калибр оружия, для которого она предназначалась. Сзади в ней была сделана небольшая полость, в которую вставлялся особый металлический стаканчик. При заряжании пуля легко входила в ствол, а в момент выстрела давление пороховых газов вдавливало стаканчик в углубление и расширяло пулю до нужного размера. При этом она входила [97] в нарезки и, скользя по ним, покидала ствол с необходимым вращательным движением.
Вторым важным усовершенствованием был капсюль, изобретенный в 1814 году в Филадельфии капитаном Дэниэлом Шоу. После заряжания оружия этот капсюль надевался на специальный шпенек, имевшийся в казенной части винтовок нового образца. При ударе по нему курка он воспламенял пороховой заряд, и происходил выстрел.
Два этих изобретения значительно повысили эффективность дульнозарядного огнестрельного оружия. Нарезки на стволах увеличили дальность полета пули, дистанцию прицельного выстрела и кучность боя в несколько раз. Капсюльный замок упрочил надежность винтовки и снизил количество осечек. Если при стрельбе из кремневки их приходилось в среднем по 411 на каждые 1000 выстрелов, то для капсюльного оружия тот же показатель составил 4,5. Количество же попаданий соотносилось как 270 и 385.
Правда, процесс заряжания был по-прежнему медленным, а, следовательно, и скорострельность оставляла желать лучшего. Для приведения винтовки в состояние готовности требовалось девять приемов:
Опустить приклад на землю, установив его между ступней. Ствол держать левой рукой.
Правой рукой достать патрон из подсумка на поясе (патрон представлял из себя пулю с приклеенной к ней бумажной гильзой, которая была наполнена порохом и покрыта непромокаемым составом).
Зажать пороховой конец патрона между зубов. Оторвать часть гильзы зубами.
Высыпать порох в ствол. Протолкнуть пулю большим пальцем правой руки.
Извлечь шомпол из-под ствола и установить его конец в дуло напротив пули. [98]
Дослать пулю шомполом внутрь ствола до упора.
Извлечь шомпол и вставить его в гнездо под стволом (или воткнуть в землю до следующего заряжания).
Большим пальцем правой руки взвести курок в позицию полувзвода. Взять из сумочки на поясе капсюль и надеть его на шпенек.
«Целься, огонь».
Помимо того, что этот процесс был долгим, он также оказался и излишне сложным для молодых и неопытных солдат. Часто они забывали извлечь шомпол из ствола и посылали его врагу имеете с пулей, оставаясь после этого беспомощными; случалось, что они не меняли капсюль или надевали новый капсюль поверх старого, так что выстрела не происходило. Забывали отрывать конец бумажной гильзы и засыпать порох в ствол. Или, охваченные горячкой боя, продолжали набивать стволы своих винтовок патронами, и если бы, не дай Бог, выстрел все же произошел, то от него пострадал бы не неприятель, а сам стрелок. И такие ошибки при заряжании были на протяжении всей войны. Например, из 24 тысяч винтовок, найденных на Геттисбергском поле, лишь 2536 были заряжены правильно, 50 % были заряжены дважды, еще 25 % имели в своих стволах от 3 до 10 патронов, а некоторые даже до 23.
Тем не менее в руках опытного солдата дульнозарядная винтовка была грозным оружием. Тест, проведенный в 1860 году, показал, что вооруженный такой винтовкой тренированный стрелок может сделать 10 выстрелов за 5 минут и при этом попасть в квадратную мишень 2x2 фута шесть раз с дистанции в 100 ярдов. С 300 ярдов он поражал мишень 2,5x2,5 фута всеми 10 пулями.
Американцы быстро оценили преимущества этого нового оружия и уже после 1820 года начали перевооружение своей армии капсюльными ружьями. Гладкоствольный капсюльный мушкет образца 1821 года стал вскоре основным оружием армии США, а с 1842 года выпуск кремневых замков совсем прекратился. С 1855 года американские арсеналы прекратили также производство гладкоствольного оружия, а имевшиеся на вооружении ружья 1821 года стали переделываться в винтовки. [100]
Главным же оружием пехоты была теперь винтовка системы Спрингфилд, модель 1855 года. Именно этой системой или же несколько более усовершенствованной винтовкой Спрингфилд 1861 года и была вооружена пехота северян в ходе гражданской войны. Остановимся на ней подробней.
Спрингфилд оказался последним и наиболее совершенным из американских дульнозарядников. Это была массивная винтовка длиной 4 фута 8 дюймов (примерно 142 см), к которой примыкался 18-дюймовый (23 см) плоский штык. Калибр оружия составлял .58 (таков диаметр пули Минье). Дальность стрельбы, а также дистанция прицельного выстрела были значительны — 1000 и 400 ярдов соответственно. Велика была также и пробивная сила этого оружия. Как показали испытания, пуля, выпущенная из Спрингфилда, за 300 ярдов пробивала 11 досок толщиной в дюйм (2,54 см), расположенных подряд в дюйме друг от друга. За 300 ярдов та же пуля проделывала отверстие в 6,4 доски, а за 500 ярдов она проходила сквозь 5,6 доски.
Но, как известно, человеческое тело — не доска, и пуля от Спрингфилда производила в нем более страшное разрушение. Попадая в живую «мишень», она с ужасной силой дробила кости (это вызывалось низкой скоростью пули на излете и тем, что она была не оболочена), а проникая в живую плоть, обязательно «прихватывала» с собой часть одежды раненого (причиной чего был большой калибр оружия). В условиях зачаточной военно-полевой хирургии огнестрельные ранения нередко заканчивались фатально. Пуля, угодившая в любую из конечностей, приводила к ее ампутации, а огнестрельные ранения груди, живота или головы, как правило, считались смертельными.