Помахать кулаками, конечно, можно, но даже самая яростная драка с фотографом не вернет Берту Лену. А может быть, все это блеф?! И фотографии вовсе не Ленины? Руслан большой мастер компьютерной обработки! И как же он, Альберт, сразу не догадался? Вот кретин! Надо было самым подробным образом рассмотреть фотографии! Он же знает ее тело! Он сразу понял бы, если Доренских просто приставил Ленино лицо к чужим формам! Нет… Все же он правильно сделал. Лучше не смотреть, потому что если…
Берт раздавил в пепельнице недокуренную сигарету и опять передернул плечами. А может быть, рассказать Лене все как есть? Тогда не надо будет больше бояться Жанны. Неужели он ее и впрямь боится?! Конечно, боится… только не самой Жанны, а того, другого… страшного и унизительного и, одновременно, теплого и щемящего, что все время стоит за их спинами, что порой приходит к нему во сне и заставляет просыпаться со трудом переносимым чувством вины. Он в горячке предложил Жанне написать об этом статью в «Ягуаре», но, конечно же, никогда не позволит ей этого сделать. Он убьет ее, если она вынесет эту его вину, которой он мучается уже второй десяток лет, на суд читателей. Потому что если она вынесет, тогда… Тогда семьи у него никогда не будет. Ни с Леной и ни с какой другой женщиной. Впрочем, к черту других женщин! Ему хотелось бы быть с Леной! Но если она узнает… В общем, заколдованный круг, да и только! Как ни пытайся из него вырваться, возвращаешься все равно к исходной точке. Ему придется время от времени спать с Жанной, чтобы она держала язык за зубами. А Лена в это время будет с Доренских… От эдакой безысходности только стреляться, честное слово…
* * *
– Ма-а-а, я все-таки не понимаю, зачем ты так выкрасилась? – спросила Дашка, очередной раз неприязненно оглядев за завтраком материнскую стрижку интенсивно вороного цвета, и тут же обратилась за разъяснением к отцу: – Па-а-а, неужели тебе нравится?
– Да… вроде бы ничего… Для разнообразия можно и так походить, – булькнул из своего бокала с чаем Евгений Антонов.
– Нет! Черные волосы старят! – не сдавалась Даша.
– Тебе же всегда нравились волосы тети Лены, – отозвалась наконец Инна.
– У тети Лены волосы темно-русые!
– Ну… я же не могла из своего каштана сделать темно-русый цвет… Осветляться сначала надо было бы, да и вообще… сплошная морока…
– А зачем тебе понадобилось стать такой, как тетя Лена? – удивилась Дашка. – У тебя был красивый каштановый цвет! Многие такого специально краской добиваются, а у тебя – натуральный!
– Седина полезла, – тут же нашлась Инна, которая вообще-то не видела у себя еще ни одного седого волоса.
– Ерунда какая-то, – совершенно рассердилась Дашка и опять обратилась к отцу: – Знаешь, папа, я бы на твоем месте пригрозила ей разводом, если она немедленно не перекрасится обратно.
Евгений прожевал кусок бутерброда и, не глядя на дочь, ответил:
– А вдруг она обрадуется?
– Чему?
– Ну… тому, что можно развестись, не перекрашиваясь?
Дашка расхохоталась. Ей показалось, что отец очень удачно пошутил. Она вскочила из-за стола и чмокнула его в щеку. На пороге кухни девочка обернулась к матери и сказала:
– А с тобой не буду целоваться, пока не вернешь себе каштановый цвет!
После этого она помахала рукой обоим родителям и ушла в школу.
Некоторое время после ухода дочери Антоновы молчали, потом Евгений, отодвинув от себя бокал с недопитым чаем, спросил:
– Ну, и что же ты выбираешь: каштановый цвет или развод?
– Ленка сказала, что у нее с Альбертом все! – выпалила Инна. – Так что ты можешь подвалить к Кондрашовой. Она ведь мечта всей твоей жизни, не так ли?
– Да, она мне всегда нравилась, – согласился Евгений, – но примерно так же, как Дашке нравится Вадим Кудеяров.
– То есть? – не поняла Инна. – Кто это – Кудеяров?
– Тот молодой человек, чьими физиономиями заклеена вся Дашкина комната.
– А-а-а-а… певец… с «Фабрики звезд»…
– Вот именно! Дашка балдеет от этого Кудеярова, а встречается с одноклассником Денисом Максимовым. Так и я… Мне всегда нравилась Лена, но моя семья – это ты и Дашка! И я никогда не давал тебе повода…
– Брось! – зло оборвала его Инна. – Ты всегда смотрел на нее так, будто готов был съесть или…
– Или что?
– Сам знаешь, что…
– Ну хорошо… Признаюсь, что после того, как ты запала на этого Алика…
– Алика?!!
Антонов смешался:
– Ну… я подумал, что Альбертов вполне могут называть Аликами… Так короче…
– Ты же слышал, что Ленка звала его Бертом!
– Ну и что… Мне не нравится, когда с претензией на иностранщину… И вообще! Не об этом речь! Я начал говорить, что… В общем, я недавно предложил Лене: не знаю, как лучше сказать… свои чувства, что ли…
– Ну и?!
– Ну и ничего… Получил от ворот поворот. Так что, Инулька, не удастся тебе меня пристроить и тем самым развязать себе руки.
– Дурак ты, Антонов! – покачала головой Инна. – Будь мужчиной! Добивайся!
– А ты поделись соображениями?
– Какими?
– Как ты собираешься добиваться Альберта?
Инна поскучнела. Она налила себе еще кофе и сказала:
– Не знаю… думаю, тут важен элемент неожиданности и натиска.
– То есть ты собираешься явиться к нему на дом с признанием в любви, предварительно заголившись прямо на лестничной площадке?!
Она невесело усмехнулась:
– Да, собираюсь сделать нечто в этом роде. Но позорить тебя по лестничным площадкам не буду. Не бойся.
Антонов не стал больше ничего говорить жене, поскольку ему уж давно пора было на работу. Он допил холодный чай, откусил сразу половину еще одного бутерброда и, сдернув с вешалки куртку, с колбасой в зубах вышел из квартиры.
Инна составила в мойку грязную посуду и пошла собираться на свидание с Альбертом Соколовским. Нынешним утром она отменила все уроки, потому что именно сегодня намеревалась действительно самым вульгарным образом предложить себя Альберту. Накануне созвонившись с ним, Инна попросила о свидании. Она сказала ему, что речь пойдет о Лене, а потому нужна строгая конфиденциальность разговора. Берт предложил Инне на выбор несколько мест в центре города, где они могли бы встретиться, но она все забраковала. В конце концов, хитро плетя разговор, она добилась того, что он пригласил ее к себе домой на двенадцать часов сегодняшнего дня, предупредив, что в половине второго ему уже надо будет срочно уезжать по каким-то неотложным делам. Инна подумала, что полтора часа вполне достаточно для того, чтобы Соколовский либо пал к ее ногам, либо с позором выставил за дверь. На позор она, правда, не особенно рассчитывала, потому что никакой мужчина не сможет отказаться от женщины, которая сама себя предлагает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});