– Нет, Верховная, – поспешно заверила ее Джавиндра, потом спрятала лицо в чайной чашке.
Странно, но Певаре показалось, будто она украдкой улыбается.
Певара ограничилась тем, что покачала головой. Если это нужно сделать, и она уверена, что это должно быть сделано, тогда очевидно, что Элайду необходимо держать в потемках. Чему же улыбалась Джавиндра? Слишком много всего подозрительного.
– Очень рада, что вы обе согласны со мной, – сухо отметила Тсутама, откинувшись на спинку кресла. – А теперь можете оставить меня.
Они задержались лишь для того, чтобы поставить чашки и присесть в реверансе. У Красных слову Верховной подчиняются все сестры Айя, в том числе и Восседающие. Единственным исключением, по закону Айя, было голосование в Совете Башни, хотя кое-кто из обладательниц звания Верховной умудрялся добиваться того, что любое голосование, в котором они были заинтересованы, происходило по их желанию. Именно к такой цели стремилась и Тсутама, в этом Певара не сомневалась. Предстоящая борьба обещала быть определенно неприятной и трудной. Певара лишь надеялась на то, что не останется в долгу и отплатит сполна.
Когда Восседающие вышли в коридор, где среди белых плит пола выделялись красные эмблемы Пламени Тар Валона, Джавиндра что-то пробормотала о письмах и торопливо удалилась прочь – Певара не успела и слова сказать. Впрочем, она и не собиралась ничего говорить, однако Джавиндра – и это так же очевидно, как и то, что ночью темно, – вознамерилась манкировать поручением Тсутамы и свалить всю работу на Певару. О Свет, но это последнее, что ей надо, тем паче время для такого – хуже не придумать.
В свои апартаменты Певара заглянула ненадолго, только чтобы забрать бахромчатую шаль и посмотреть на свои единственные часы – до полудня оставалось четверть часа. И она едва ли не была разочарована тем, что ее часы показывают то же время, что и роскошные часы Тсутамы, а ведь известно, что на точность часов положиться нельзя. Потом она покинула апартаменты Красной Айя и торопливо зашагала в глубь Башни, спустившись в общую ее часть. Широкие коридоры освещались стоячими светильниками с отражателями, но людей ей встречалось мало, отчего переходы напоминали пещеры, а от белых, украшенных фризами стен веяло морозной стылостью. Редкие колыхания на сквозняке ярких гобеленов рождали в душе мрачное чувство, как будто в шелке или в шерсти ожило нечто неприятное. В коридорах ей попадались лишь слуги: мужчины и женщины, носившие на груди эмблему Пламени Тар Валона, спешили по своим делам и останавливались лишь для того, чтобы поприветствовать Айз Седай торопливым реверансом или коротким поклоном. И взора они старались не поднимать. Айя разделились едва ли не на враждующие лагеря, и Башню пронизывала взаимная враждебность, всеми владело чувство напряженности, и эти настроения не могли не заразить слуг. По крайней мере, нагнали на них немало страху.
Певара не была уверена, но полагала, что в Башне оставалось меньше двухсот сестер, и большинство без необходимости не покидали апартаментов своих Айя, поэтому она и не предполагала встретить кого-то из сестер. Потому-то Певара была крайне удивлена и даже вздрогнула от неожиданности, когда прямо перед ней появилась Аделорна Бастине – та плавной походкой выступила из поперечного коридора, очевидно поднявшись по короткой лестнице. Аделорна, которая, несмотря на хрупкость и худобу, казалась величавой, прошла мимо, ничем не выказав, что заметила Певару. На салдэйке тоже была шаль – теперь никто из сестер не покидал покоев своей Айя без шали, – а следом за нею вышагивали три ее Стража. Ныне все Стражи – низенькие и высокие, коренастые и стройные, – настороженно смотрели вокруг и были вооружены, готовые, несомненно, мечами охранять своих Айз Седай, и где – в Башне! Подобная картина стала уже чересчур привычной, хотя Певара и могла бы горевать об этом. Вот только заслуживающего оплакивания в последнее время все больше; поэтому Певара и взялась за то дело, которое ей под силу решить.
Тсутаме легко отдавать Красным приказ связывать Аша’манов узами и запрещать сестрам обращаться к Элайде, но по-видимому, лучше всего начать с тех, кого такое решение проблемы может заинтересовать и без подобного приказа, особенно учитывая распространившиеся слухи о погибших от рук Аша’манов трех Красных сестрах. К этой идее с пониманием уже отнеслась Тарна Фейр, поэтому с ней вполне уместен в высшей степени конфиденциальный разговор. Возможно, она знает еще кое-кого, кто мыслит схожим с нею образом. Самая большая трудность – как выйти с подобным предложением на Аша’манов. Крайне маловероятно, что они пойдут на это только потому, что сами уже связали узами пятьдесят одну сестру. О Свет мира, пятьдесят одну! Для разговора на такую тему необходима сестра, обладающая дипломатичностью и умением находить верные слова. И еще стальными нервами. Певара по-прежнему мысленно тасовала и перебирала имена, когда в условленном заранее месте увидела женщину, которую надеялась встретить, – та, судя по всему, рассматривала большой гобелен.
Миниатюрная и худенькая, однако выглядевшая королевой в своем светло-серебристом платье, украшенном кружевами чуть более темного оттенка у горла и запястий, Юкири как будто совершенно погрузилась в созерцание гобелена и выглядела абсолютно спокойной. Певара могла припомнить лишь один случай, когда видела ее чуточку взволнованной, но допрос Талене тогда всем изрядно подействовал на нервы. Юкири была, разумеется, одна, хотя в последнее время, по слухам, она подумывала снова обзавестись Стражем. Несомненно, в равной степени тут сказывались и нынешние времена, и сложившаяся в Башне ситуация. От Стража – а то и от пары – и сама Певара не отказалась бы.
– Есть тут доля правды, или это всё выдумки ткача? – спросила Певара, подойдя к маленькой женщине.
На гобелене была изображена давным-давно произошедшая – или же якобы случившаяся – битва с троллоками. Большинство подобных картин и гобеленов создавалось спустя много-много лет после самих событий, а ткачи обычно опирались на слухи. Висевшая здесь шпалера была очень старой, и чтобы ткань не расползалась от времени, ее требовалось защищать малым стражем.
– О гобеленах, Певара, я знаю столько же, сколько свиньи – о кузнечном ремесле. – При всей утонченности, Юкири редко упускала случай напомнить о своем фермерском происхождении. Она плотнее накинула шаль, отчего закачалась серебристая бахрома. – Ты опоздала, поэтому давай покороче. Я чувствую себя будто курица, за которой следит лисица. Маррис сломалась этим утром, и я сама взяла с нее клятву о повиновении, но что касается других, то ее «другая» находится где-то за пределами Башни. Думаю, вместе с бунтовщицами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});