Когда вечером следующего дня они с Сэм вошли в вагон-ресторан, Белл отказалась сесть за столик на двоих и решительно направилась к тому, за которым расположился одинокий мужчина. Когда он вежливо привстал со своего места, Сэм узнала его – это был Клейтон Даунинг. Заметив Сэм, он расплылся в улыбке:
– Мадемуазель де Манка, как я рад вас видеть! Или я могу называть вас мисс, поскольку мы не во Франции?
– Вы знакомы? – взглянув на Сэм, с легким удивлением спросила Белл.
– А вы, должно быть, та самая спутница мадемуазель де Манка, которая в первый вечер нашего путешествия рано легла спать. – Он поднес руку Белл к своим губам. – Клейтон Даунинг, к вашим услугам. Вы правы, мы с мадемуазель де Манка уже сидели за одним столом и я имел счастье с ней познакомиться.
Белл понимающе взглянула на Сэм, потом вновь обратила взор к Клейтону Даунингу и тут же решила, что этот обаятельный, хорошо воспитанный и явно богатый человек вполне может стать ее третьим партнером в покер.
– Думаю, мы можем обойтись без церемоний, – весело сказала она. – Зовите меня просто Франсиной, ее – Селестой, а мы вас – Клейтоном.
Усевшись, Белл начала изучать меню.
Клейтон Даунинг немало подивился такой фамильярности, особенно со стороны одетой в траур вдовы, но возражать не стал – ему не терпелось оказаться с Селестой на короткой ноге. Он находил ее потрясающе красивой и до конца путешествия хотел познакомиться с ней поближе.
Он хорошо знал, что нравится женщинам, и был достаточно самонадеян, чтобы рассчитывать на то, что Сэм откажется от своих матримониальных планов и поедет вместе с ним в Калифорнию.
– Скажите мне… Селеста, – это имя он произнес, словно лаская Сэм голосом, – вы боитесь индейцев?
– Индейцев? – переспросила Белл.
– Да, я уже говорил Селесте, что она едет в весьма дикий край.
– А там, куда едете вы, разве лучше? – отпарировала Белл. – Насколько мне известно, наш поезд идет на запад, а в этом направлении я что-то не припомню ни единого места, которое можно было назвать вполне цивилизованным.
Сэм была довольна, что Белл поддерживает беседу, но вскоре заметила, что Клейтон Даунинг недоуменно хмурит брови.
– По вашему акценту, вернее, по отсутствию такового, не скажешь, что вы француженка.
– Правда? – Белл заерзала на месте. – Но это вполне понятно. Собственно говоря, я кузина Селесты. Моя семья уже давно переехала в Америку и…
– О, вы не должны мне ничего объяснять! Я вовсе не имел намерения вмешиваться в ваши дела. Мне просто показалось странным, что вы считаете, будто хорошо знаете Запад. Но вы ошибаетесь: я еду в Сан-Франциско – по моему мнению, город весьма современный в полном смысле этого слова.
– Как интересно! – Белл поставила локти на стол и оперлась подбородком на руки. – Скажите, Клейтон, а вы там, в Сан-Франциско, играете в покер? Мой муж научил меня этой игре, и теперь, после его смерти, она помогает мне забыться и отвлечься от моего горя. У нас отдельный вагон, и вчера вечером я пригласила туда троих джентльменов, чтобы составить партию, но один из них сегодня сошел с поезда, так что теперь нам не хватает партнера. Хотите поучаствовать?
Клейтон Даунинг улыбнулся:
– Буду счастлив. Возможно, в окружении трех мужчин Селеста не будет беспокоиться о нападении индейцев.
Белл фыркнула:
– Если они и нападут, мы просто предложим им присоединиться к нам. Некоторые индейцы отлично играют не только в покер. У них есть игра, называемая «педро», и я слыхала, что в Неваде на новой Трансконтинентальной дороге сходящих с поезда пассажиров уже поджидают индейцы с колодой карт.
Белл все щебетала, Клейтон Даунинг вежливо делал вид, что слушает, а Сэм думала о своем. Это, однако, не мешало ей замечать взгляды, которые время от времени бросал на нее Клейтон. Хотя она находила его весьма приятным, он не привлекал ее. Интересно, смог бы ее привлечь какой-нибудь другой мужчина?
В конце концов Клейтон с явной неохотой дал Белл увести себя на поиски остальных двух участников игры.
– Надеюсь, вы скоро тоже придете? Это, несомненно, принесет мне удачу, – сказал он перед тем, как уйти, и улыбнулся Сэм, продемонстрировав при этом ямочки на щеках, от которых затрепетало бы сердце у большинства женщин.
– Я хочу съесть десерт, – уклончиво ответила Сэм, желая отдалить то время, когда он опять начнет бросать на нее пылкие взгляды. «Увы, – подумала она, – если сегодняшняя игра затянется за полночь, так же как вчерашняя, мне придется еще долго терпеть его внимание».
Сэм смаковала сладкий рисовый пудинг, когда официант подвел к ее столику троих: мужчину, женщину и маленького мальчика. Мужчина был гораздо старше женщины, и Сэм решила, что он ее отец. Когда они познакомились, оказалось, что она не ошиблась.
Судья Ньютон Куигби, его овдовевшая дочь Мириам Эпплби и ее пятилетний сын Томми направлялись в Канзас из Рочестера, штат Нью-Йорк.
Сэм приветливо объяснила, что приехала в Америку из Европы, чтобы выйти замуж, но судью явно интересовали только его собственные дела.
– Мы собираемся начать новую жизнь, – объявил он так громко, что его могли услышать все и каждый. – Вот почему я согласился, чтобы меня назначили окружным судьей. Да, мэм, мне хочется, чтобы мой внук вырос в прерии, на просторе. Конечно, рано или поздно Мириам опять выйдет замуж, и тогда у парня будет новый отец.
Мириан была не в трауре.
– Я овдовела уже давно, – объяснила она. – Мой Томас погиб на войне.
Сэм стало ее жаль – ситуация была более чем очевидна: судья твердо намеревался найти дочери другого мужа, но, похоже, отыскать такового будет весьма и весьма непросто. Приятный человек и, очевидно, хорошая мать – достаточно видеть, с какой любовью она смотрит на сына, – Мириам Эпплби, несомненно, была самой некрасивой женщиной, которая когда-либо встречалась Сэм. Все в ней, начиная с серого муслинового платья, лишь подчеркивающего бесформенность фигуры, казалось скучным и бесцветным. Бледное, невыразительное лицо, мышиного цвета волосы, собранные на затылке в скромный, без каких-либо украшений узел; вялая улыбка касается только ее губ, а глаза по-прежнему остаются тусклыми и безжизненными…
Но несмотря на все это, Мириан Эпплби понравилась Сэм: возможно, если какой-нибудь мужчина потратит время, чтобы узнать ее получше, он перестанет обращать так уж много внимания на ее внешность. Зато судья Кунгби сразу же внушил Сэм антипатию.
Надменный и напыщенный, он, похоже, слушал только собственные громкие речи. Про себя Сэм невольно пожалела тех, кому он будет выносить приговоры, ибо сей джентльмен явно не относился к числу людей, отличающихся сострадательностью.