Читать интересную книгу Под знаменами Москвы - Юрий Алексеев

Мир оказался, однако, непрочным. В 1462 г. начались военные столкновения, повлекшие за собой большую войну. «Рать черемиская с тотары казаньскими» приходила на Устюжскую землю. Они дошли до реки Юг, «повоивали» волость Лоху (Лоха — правый приток Юга) и «в полон повели много русских голов». Устюжане пошли в погоню и «полон назад отполонили весь»4. В том же году посылал «князь великий Иван Васильевич рать на черемису». Во главе устюжан, вологжан и галичан шли великокняжеские воеводы Борис Кожанов и Борис Слепой Тютчев, потомок Захария Тютчева — «юноши», «довольна суща разумом и смыслом», который, согласно «Сказанию о Мамаевом побоище», был послом и разведчиком Дмитрия Донского перед Куликовской битвой5.

Русские войска шли «мимо Устюг к Вятке, а по Вятке вниз, а по Каме вверх в Великую Пермь»6. Судя по тому, что в походе Кожанова и Тютчева участвовали ополченцы из трех уездов, это было крупное военное предприятие. В краю с дремучими лесами и непроходимыми болотами можно было двигаться только в ладьях. Совершив долгий путь по рекам и волокам, русские подошли к предгорьям Северного Урала. Уже одно это было важным результатом.

Новый поход на Северо-Восток состоялся в 1465 г.: «Велел князь великий… Василию Скрябе устюжанину Югурьскую землю воивати»7. В поход со Скрябой пошли устюжские добровольцы — «хотячие люди» и дружественные племена вымичей и вычегжан во главе со своим князем Василием Ермоличем. Выйдя 9 мая из Устюга, русские и их союзники совершили успешный поход к Северному Уралу и Югорскую землю «за великого князя привели». Югорские князья Калпак и Течик были привезены в Москву, и князь великий «их пожаловал Югорским княжением, и отпустил их в Югру, а на них дань возложил, и на всю землю Югорскую»8 Итак, в 1465 г. произошло важное политическое событие феодальная коммендация Югорской земли великому князю, превращение Югры в вассала Руси. Включение Северного Приуралья в сферу русского влияния имело большое политическое и экономическое значение. Укреплялся дальний северо-восточный рубеж Русской земли, люди великого князя и московские купцы получили доступ к пушным богатствам Севера, нарушив вековую монополию новгородских бояр. Усиление русского влияния способствовало процессу феодализации и христианизации местного населения, подготовляло условия для включения его в дальнейшем в состав многонационального Русского государства. Но в 60-х годах XV в. до этого было еще далеко. Продвижение в Северное Приуралье, к верховьям Камы и Печоры было обусловлено борьбой с Казанским ханством и сложными отношениями с полунезависимой от Москвы Вятской землей.

Вятчане неоднократно совершали самостоятельные экспедиции, игнорируя интересы московского правительства и путая все его карты. Так, по сообщению устюжского летописца, вечером 19 марта 1466 г. («в великое говенье на пятой неделе в среду вечер») «вятчане ратью прошли мимо Устюг на Кокшенгу, а сторожи не слыхали на городе». Поход вятской вольницы преследовал явно грабительские цели. Вятские ушкуйники двигались вверх по Сухоне, волоком до Кокшенги. Они разграбили эту волость, а потом пошли вверх по Двине до Устюга. Устюжский наместник Василий Сабуров получил от великого князя приказание «вятчан переимати» и «переем доспел вятчаном под Гледеном». Однако вятчане откупились: «наместнику дали посул» и, простояв три дня, пошли к Вятке9.

Перед нами — любопытная и характерная картина. Наместник великого князя в далеком Устюге поддерживает постоянную связь с Москвой. Он немедленно сообщает о всех важных происшествиях и сразу же получает соответствующие указания, без которых, очевидно, не решается действовать. Но этот же глава местной великокняжеской администрации, ответственный представитель великого князя, отнюдь не гнушается взятками и ради «посула» нарушает прямое распоряжение великого князя. Следует, впрочем, отметить, что отношение средневекового общества к «посулам» было гораздо более терпимым, чем в позднейшее время: «посулы» считались обыденным, чуть ли не законным источником дохода должностных лиц. Резко возбранялись лишь «посулы» на суде. Во всяком случае, эпизод 1466 г. показывает обе стороны наместничьего управления — формальную и достаточно жесткую зависимость от великого князя и фактическое своеволие, корыстолюбие и недисциплинированность.

Неудивительно, что вятчане не очень считались с местной великокняжеской администрацией. По сообщению той же летописи, в следующем году 120 вятчан совершили самовольный набег на вогуличей и пермяков и не только «вогулич воевали», но и «князя вогульского Асыку» захватили и «на Вятку привели».

Однако набеги вятских ушкуйников и походы великокняжеских войск на Каму и Югру отступили на задний план перед большой войной, разгоревшейся на восточных рубежах Русской земли в конце 60-х годов.

Осенью 1467 г. великий князь «поиде… в Володимерь» и оттуда 14 сентября (на Воздвижение) «отпустил» под Казань «царевича» Касима с его татарами и своих воевод с полками. Официозная летопись упоминает в числе воевод только князя Ивана Васильевича Стригу Оболенского, что само по себе уже говорит о значении и масштабах похода — во главе войск поставлен один из лучших воевод. Московская летопись называет и причину похода Касима — он был позван на казанский ханский стол своими сторонниками, врагами хана Ибрагима (Обреима)10. Будучи старшим сыном Улу-Мухаммеда, Касим обладал большими династическими правами, чем его братья.

Таким образом, осенью 1467 г. была начата крупная военно-политическая акция с далеко идущими целями. Речь шла об установлении в Казани новой власти — дружественной по отношению к Москве. Расчет делался на поддержку тех кругов Казанского ханства, которые были заинтересованы в мире и дружбе с Русью.

Подойдя к Волге против Казани, «иде же бы им перевезтися», царевич Касим и русские воеводы были встречены ханом Ибрагимом «со всеми князьями своими и с силою своею». По определению московского летописца, царевич Касим стал жертвой обмана: он понадеялся на своих сторонников, «льсти их не ведаа». Во всяком случае, очевидно, что сторонники русской ориентации в Казани оказались на данном этапе слабее, чем активные противники Руси, и в этом основная причина неудачи похода.

Некоторые подробности этого похода сообщает Устюжская летопись. Казанские татары вылезли на берег из своих судов, от которых русские пытались их отрезать. Но тут постельник великого князя некий Айдар Григорьев, сын Карпова, «не отпустя татар ни мало от судов, кликну на них». «Вметався в суды», казанцы «побегоша за Волгу»11.

Русско-татарской коннице пришлось отступать в трудных условиях: «Истомен же бе путь им, понеже бо осень студена бе и дождева, а корму начат не оставати…» Благочестивый летописец с содроганием пишет, что «мнози христиане в постные дни мясо ели» — кони «з голоду мерли»; многие и «доспехи метали». На фоне этой мрачной, но реалистичной картины не очень правдоподобной выглядит обычная оптимистическая концовка — «сами вси здрави приидоша, кииждо во свояси»12.

Перед нами — несомненное поражение. Большой поход не был достаточно подготовлен ни в политическом отношении (неверная оценка внутриказанской ситуации), ни в чисто военном (отсутствовала судовая рать, «а другая сила еще не поспела», как пишет устюжский летописец). Тем не менее это был первый по-настоящему дальний поход русского войска, впервые оказавшегося под стенами столицы грозных казанских «царей».

Сразу после неудачного русского похода последовал контрудар казанцев. Они внезапно («изгоном») напали на Галич. Однако, по сведениям Московской летописи, этот удар был малоуспешным: «…всем бо беша в осаде во граде». Типографская летопись сообщает, что «галичане, выходя из града… бишася… крепко» и отстояли свой город, но по волости казанцы «полону же много вземше». В Московской летописи говорится, что «князь великий разослал по городам заставы: в Муром и в Новгород Нижний, на Кострому и в Галич, и велел им сидети в осаде, стеречись от Казани». Предвидя возможность нападения казанцев, великий князь заблаговременно принимает меры предосторожности. Посылая отряды для защиты важнейших городов на широком фронте вероятного татарского вторжения, он стремится предвидеть возможный ход событий и активно влиять на него.

Борьба с Казанью осложнилась очередным опустошительным нападением ордынцев на многострадальную Рязань: осенью 1467 г. «приходиша татарове от Большие Орды и воеваша около Рязани села и волости, и множество изсекоша, а иных в полон поимаша». Рязанцы пустились за ними в погоню, «и бысть им бой и сеча зла», татар было «множество избьено», но в разгар боя ордынцам удалось подсечь знамя Рязанского полка. Это вызвало смятение: «рязанцы же замятшася и побегоша»13. Вероятная причина неудачи — отсутствие великокняжеских войск: они были развернуты против Казани. Еще раз подтвердилось, что Рязань, предоставленная своим силам, не способна надежно защитить себя от ордынцев.