высоко подскакивал на кровати и на каждом втором подскоке перелетал на соседнюю. Лицо его так и лучилось восторгом. Физические упражнения вовсе не мешали им в унисон выводить заунывную мелодию.
Чтобы привлечь к себе внимание, Вете пришлось хлопнуть в ладоши. Тогда первый перестал кувыркаться и даже сел. Второй продолжил прыгать, но помахал девушке рукой. Прервав песню, оба затянули хором:
– Прии-вееет теее-беее, пре-леее-стный троо-о-лль!
Вета через плечо скосила взгляд на доктора: нет, стоит, как пришпиленный, и как при нем разговаривать?
– Ребята, – начала бодро. – Нужно вам возвращаться домой, понимаете? А то вас там гости заждались, ну, вы в курсе, о чем я. В чужом жилище им страшно и одиноко.
Снова посмотрела на доктора: он высоко взметнул на этот раз обе брови, пытаясь вникнуть в смысл ее слов. А вот братья-клены все, конечно, поняли, и лица их слегка подкисли.
– Неее сей-чааассс, – прогудел тот, что был на полу, и растянулся во всю длину своего ладного крепкого тела. – Нааам тааак нрааа-вит-сааа тууут.
– Ещщще немнооо-гооо, – второй слез на пол и прошагал неестественно ровной походкой к тумбочке, где на пластиковом подносе рядком стояли стаканы с компотом. Опрокинул в рот стакан, потом еще и еще один. С довольным видом погладил себя по животу.
– Немного – это сколько? – заволновалась Громова. – До вечера?
– Пааа-руу лет, – сообщил лежащий на полу.
– Деее-сяяя-ти-лееетий, – уточнил второй.
«Господи, да они ведь дети, хоть и деревья, – подумала Вета и едва сама не затрубила от отчаяния. – А как можно убедить детей, если им хочется повеселиться? Разве что запугать, но чем?»
Она уже начала придумывать ложь пострашнее, но что сказать? Что древесные их тела могут вырубить, если они срочно не вернутся в них? А если после таких угроз братья и вовсе решат остаться в человеческих телах?
Отвлек от мыслей какой-то шум из больничного коридора. Оглянулась: доктора в дверях уже не было. А шум нарастал, приближался. Кто-то кричал высоко и пронзительно, только слов было не разобрать. Вета решила, что у нее нет более важного дела, чем разобраться с братьями-кленами сейчас, без доктора. Ногою приперла дверь и зачастила:
– Два человека заключены в ваших телах, то есть стволах! А если они умрут, что тогда? Я не в курсе, но вы, может, и вернуться назад не сможете. Ну будьте же вы людьми, то есть, тьфу… хорошими деревьями.
От сильного толчка в дверь пришлось отскочить. В проем едва протиснулись два санитара, они тащили за плечи молодого мужчину, такого же черноволосого и яркоглазого, как и те, что уже находились в палате. Только сейчас волосы его стояли дыбом, глаза подернулись тусклой пленкой. Он бился и вопил что-то на своем языке, но иногда проскакивали и слова на русском:
– Выпустите! Умоляю! Только не рубите!
Следом вошел врач, посмотрел на Вету устало, спросил:
– Не желаете ли сообщить, юная леди, сколько еще у вас братьев? Чтобы мы могли заранее подготовить койки на всех.
– Только трое, – вздохнула девушка. Она слишком устала и больше ничего не могла придумать. Нужно звонить Арлану, пусть приходит и разбирается. Вышла из палаты и побрела по лестнице вниз.
Радовало хотя бы то, что семейство оставалось на месте, значит, натворить ничего не успели. Шекна дремала, устроив голову матери на колени, отец внимательно изучал какой-то медицинский журнал. Вета подошла к ним и сказала тускло, безнадежно:
– Я не смогла их убедить, им слишком весело в человеческих телах.
Убитая собственной никчемностью, она смотрела себе под ноги, на стертый больничный линолеум. Вдруг в поле зрения с обеих сторон от нее появились два заляпанных грязью кроссовка внушительного размера, а над головой загудело:
– Мы-ы-ы о-о-осо-о-оз-на-а-а-али. Хо-о-оти-и-им на-а-аза-а-ад.
Менять местами души людей и кленов в парк на такси отправилась с братьями Дарна. А Вета с отцом и сестрой пешком пошагали в сторону дома. По пути девушка размышляла, не вызвать ли заранее в парк бригаду врачей, ведь наверняка и часа не пройдет, как все трое братьев Исламбековых соединятся в больничной палате. Хорошо бы оклемались поскорее, да без последствий…
Малышку Каю они с отцом и сестрой заметили одновременно, едва с улицы Красной свернули на пешеходку. Под окнами их жилища девочка сидела на поребрике, обнимала худые коленки, прятала в них лицо и, кажется, плакала. Над ней косматой горой возвышался пес по кличке Вихрь, волновался, поскуливал, поглядывал по сторонам, словно молил прохожих о помощи. Вета, Шекна и Бронс устремились к ней наперегонки, отец первым поспел, подхватил на руки.
– Милая, что тебя так огорчило?
– И где Фелемон? – тут же добавила Вета.
Кая задрожала и уткнулась лицом в отцовское плечо.
– Давайте зайдем домой, – попросила Шекна, тревожно озираясь. Ей никогда прежде не приходилось видеть плачущей Каю, разве что когда сестра была совсем крохой.
В прихожей, усаженная на тумбочку для обуви, Кая начала рассказывать. При этом мужественно старалась не всхлипывать и прижимала кулачки к глазам, удерживая слезы.
– Мы с Фелемоном гуляли по городу, потом, когда немного устали, зашли в один двор. Там были разные качели, братик покачал меня на всех. А с горок мы катались вдвоем. Было весело, только Вихрь волновался и все время рычал. А потом мы решили поиграть в догонялки. Я убегала, а Фелемон, – тут Кая прерывисто вздохнула, – ну, он поддавался, как и всегда. И вдруг я услышала рычание за спиной. Оглянулась: а он несется на меня, и… и…
– Что?! – вскрикнула Вета.
– Меняется прямо на бегу. Я видела, как его руки и шея покрывает шерсть, но от страха не могла даже шевельнуться. Вихрь рванул наперерез, но Фелемон отбросил его так, что песик улетел аж на улицу. Вдруг брат остановился, завертелся волчком, укусил сам себя за лапу. И убежал прочь. А я вернулась к дому и стала ждать кого-нибудь из вас, – несчастным голосом закончила Кая.
Страшная тишина повисла на пару мгновений. Потом Бронс проговорил:
– Это не могло случиться само по себе. Вета, ты что-нибудь знаешь о том, чем занимался Фелемон вчера и позавчера?
– Знаю, – вздохнула Громова. – Я просто не хотела вам говорить, расстраивать. Но, наверное, следовало.
И она рассказала о двух попытках Фелемона – второй удачной – вломиться в меховой магазин, о похищении шубы, о расцарапанной щеке брата. К тому моменту, как она закончила, отец был ужасно бледен. И, кажется, для него в произошедшем не было особой загадки.
– Папа, что случилось с Фелемоном! – подергала отца за край футболки Шекна. Кая отняла руки от лица, вскинула голову.
– Большая беда, девочки, – не стал скрывать Бронс. –