— И какая экономия в весе?
— Большая. Орудие вместе с корабельной установкой будет весить порядка шестиста килограмм. И самое главное, не будет нужды строить сложную машинерию, канониры смогут вручную его наводить.
— То есть, шестьсот килограмм это уже в сборе?
— Да, всё верно.
— Дукас, что скажешь?
— Надо смотреть на дальнобойность и могущество снаряда, но пока слова Костаса звучат логично. И можно будет установить не два, а четыре орудия. Одно на носу, одно на корме и по одному по каждому борту.
— Я тоже так подумал. Если как следует всё рассчитать, то бортовые орудия могут вести огонь на сто восемьдесят градусов, — сказал Костас, — то есть во всех четырёх направлениях у нас будет залп из трех стволов.
— Работай Костас, — сказал я, — и обязательно продумай полевой лафет для этой пушки. Как показала кампания на мексиканской границе, наше основное орудие не очень пригодно в условиях горной местности. Если ты на основе морской, сделаешь горную пушку, лёгкую, с укороченным стволом, то это будет очень полезно.
— Три разных пушки это сложно с точки зрения производства, мистер Гамильтон, пусть даже две из них одного калибра. Производство артиллерии нужно отделить от стрелковки. Новый завод нужен.
— И главным там будет твой брат, Ангелос?
— А почему нет? Он справится, над новой пушкой мы вместе работаем.
— Хорошо, поговори с Барри старшим и господином Фангом. Пока он не начнёт лить сталь, из руды с озер Тахо, мы всё равно ничего строить не начнём.
— Ясно, мистер Гамильтон. А что там у Луки? Скоро его мастодонт полетит?
— Лука обещает через два месяца.
Да, наш воздухоплаватель грозится отправиться в первый полёт на опытном цеппелине уже в середине июля. Химический комбинат потихоньку выходит на проектную мощность, цех ПВХ панелей начал работу, да и с изоляцией для проводов всё нормально. Проблем пока не предвидится.
Глава 8.
Первое июля тысяча восемьсот девятого года. Сан-Франциско. Калифорния.
— Господа. господа, прошу вас, покучнее! Да, вот так лучше. А теперь внимание. Раз, два, три! — Василий Каменев, открыл объектив своего гелиографа и все замерли, — вот и всё, всем спасибо.
— И когда можно будет посмотреть результат, — спросил я, когда фото сессия закончилась.
— Я обработаю получившуюся гравюру, и завтра она будет готова, господин президент
— Хорошо, буду ждать, и поздравляю, как я и говорил, вы будете владельцем мастерской по изготовления аппаратов для гелиографии и расходных материалов к ним…
За три месяца, которые прошли с момента моего выступления в университете Василий провёл очень большую работу, не один конечно, совместно с четой О`Салливан.
Барри и Роза ему очень помогли, работа была проведена просто огромная, без них Каменев просто не справился бы.
Сначала Василий поступил очень нестандартно, он решил заменить посеребрянные пластины, на которых изображение получалось очень нестойким на что-то иное.
И у него это получилось. Битум, привезённый из Лос-Анджелеса и который Барри пытался приспособить для изоляции в своем суперкабеле для укладки по морскому дну, оказался пригоден для гелиографии. И первую световую гравюру, сделанную на оловянной пластинке со слоем битума, Василий получил буквально через три недели после начала работ. Сейчас она в рамочке висит у меня в кабинете. На ней было изображение стены с окном в доме Барри и Розы.
Это уже можно было считать успехом. Василий выполнил моё задание, но использовать его изобретение было нельзя. Светочувствительность битума была настолько низкая, что это картину он получал восемь часов. К тому же, она получилась очень контрастной, без каких либо полутонов.
Об этом открытии донельзя довольный Каменев и сообщил мне, через Барри младшего, конечно, он-то всего лишь простой студент, а я целый президент:
— Отличная работа, Василий, вы прекрасно справились.
— Спасибо, господин президент. Я и сам не ожидал, что у меня это получится.
— Но у вас получилось, правда, совершенно не, то, что мне нужно. Но вы тут ни при чём.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Из Василия при этих словах как будто воздух выпустили, только, что он сидел, буквально раздуваясь от счастья, и тут же поник.
— Не переживайте, вы действительно справились. И знаете что, я бы посоветовал вам вернуться к пластинам йодного серебра. Мне кажется, что это правильный вариант. Просто попробуйте пластину с изображением чем-нибудь обработать для закрепления картинки. Какими-нибудь химикатами, или может быть парами.
— Парами, чего например?
— Ну, я не знаю. Вы же работаете над этим проектом. Попробуйте ртуть, она же металл, может быть это поможет закрепить изображение, — хорошо обладать послезнанием, именно ртуть использовалась в предтече фотографии, в дагеротипии. А это было, пожалуй, последнее из того что я знал но еще не использовал.
Получив воодушевляющий пинок от господина президента, Каменев вернулся к работе над изображением на серебре. В итоге у Каменева всё получилось
Он разработал достаточно сложную технологию. Тщательно отполированные серебряные пластины обрабатывались парами йода, затем помещалась в аппарат и экспонировалась. Время позирования регулировалось передней откидной крышкой объектива, медной трубки с установленной в ней линзой.
В зависимости от освещенности процесс экспозиции занимал от нескольких секунд до получаса. Затем объектив закрывался, и пластина доставалась из аппарата. Так как очень важно было не допустить попадания света на пластины, то Василий и Барри разработали специальный корпус для пластин, с подпружиненной передней стенкой. Когда пластина устанавливалась в аппарат, то стенка поднималась, а когда вынималась, то наоборот, опускалась.
НА пластине появлялось невидимое изображение, которое обрабатывалось парами ртути нагретой до семидесяти градусов. В результате на серебряной пластине появлялось изображение из амальгамы. Которое было устойчиво к влиянию солнечных лучей.
А вот этот результат меня устроил полностью. Получившиеся изображения нельзя было назвать полноценной фотографией, оно искажалось в зависимости от угла зрения, становилось то позитивным то негативным, но если смотреть прямо всё было понятно.
Сегодня Каменев сделал первую групповую световую гравюру: господа преподаватели университета вместе с его ректором, а на завтра у него запланирован визит в президентскую резиденцию, будет делать снимки моей семьи.
А вот потом у нашего изобретателя начнётся работа на благо калифорнийской криминалистики.
Мы начинаем поголовное дактилоскопирование всего населения республики, начнём с тех кто пока не является гражданами страны: бывших английских и американских пленных и японцев. Затем придёт черед всех остальных белых и в последнюю очередь олони, тонгва и винту.
Шиаю эта идея очень понравилась, у нас участились кражи преступления, в основном кражи, и новые технологии помогут с этим бороться.
По моему совету он создал в службе безопасности два новых отдела: хранилище улик и картотеку. В последней будут храниться большие альбомы с отпечатками пальцев, а во второй фотографииличные дела как сотрудников службы безопасности, с инженерами и чиновниками, так и преступников.
Правда, массово мы это применять не будем, изготовление пластин для фотографии очень затратно. Серебра у нас не сказать, чтобы много, поэтому Каменев продолжит работу. Теперь он должен будет найти замену цельнометаллическим пластинам.
Как только он это сделает, ну или не он, вдруг кого-то еще посетит гениальная мысль, фотография станетпо-настоящему массовой.
Кроме работы на благо охраны порядка новинка будет использоваться в книгопечатании и в газетном деле. Правда, это оказалось намного сложнее, чем я думал. Проблема состояла в том, что для печати необходимы оттиски, а их можно было делать только вручную.
Для книг это было оправдано, всё-таки они могут готовиться к печати несколько недель, или даже месяцев. Другое дело газеты. Они планировались еженедельными, поэтому фотографии для них ну никак не успеешь подготовить.