власть письменного слова и этика литературного творчества оставались предметами его неослабевающего интереса. Как мы видели выше, его ранние произведения 1840-х годов используют клише из романтических романов, чтобы привлечь внимание к тонким границам между искусством и жизнью. Вернувшись к литературной деятельности в 1860-е годы после десяти лет, проведенных на каторге и в ссылке, Достоевский еще более сосредоточился на опасностях абстрактного мышления, на соблазнах, которые таят фантазии, жизнь в мечтах, художественная литература, и на высшей ценности межличностных отношений. Как и раньше, из-под его пера выходят произведения, где под созданной средствами языка поверхностью скрывается более глубокая истина, которую невозможно выразить словами. В романе «Игрок» (1866 год) факты биографии автора – игромания, которой он сам страдал, его преступная любовная связь, его встреча с Западом, его долги – отражаются во внешне незамысловатом литературном сюжете, заключающем в себе идею об опасностях расчета, денег и «закона».
События беспорядочной жизни, которую вел Достоевский в начале 1860-х годов, оказались соблазнительной приманкой для истолкователей «Игрока», написанного за один месяц под сокрушительным давлением обстоятельств. В 1865 году Достоевский обещал пользовавшемуся дурной славой издателю Ф. Т. Стелловскому написать роман к 1 ноября 1866 года под угрозой потери дохода от любых последующих произведений на девять лет[40]. История о том, как немолодой писатель-вдовец нанял юную стенографистку, благодаря которой он сумел закончить свой роман в срок и которая затем стала его женой, сама по себе является достойным сюжетом для романтического сочинения. Содержание «Игрока» отражает две страсти, безраздельно владевшие Достоевским в первой половине 1860-х годов: к игре в рулетку и к Аполлинарии (Полине) Сусловой. Его мучительные отношения с Аполлинарией, начавшиеся в 1862 или 1863 году (еще при жизни его первой жены), усугубили душевный надрыв и чувство вины, возникшие в результате его неизбежных проигрышей в азартных играх[41]. Тот факт, что Достоевский играл только во время своего пребывания в Западной Европе, безусловно, имеет немалое значение для анализа его критического отношения к западной светской культуре, ставшей важной темой его публицистики в 1860-х и 1870-х годах. По-видимому, имеется существенная связь между пристрастием писателя к игре – а следовательно, и его проигрышами – и его творческой производительностью[42]. Достоевский оказывался не в состоянии писать до тех пор, пока неоднократно не проигрывал все свое имущество (и имущество своей второй жены) в казино[43]. Добавьте к этому сенсационные биографические сведения, обнаруженные (и выдуманные) падкими до «жареных фактов» литературоведами психоаналитического толка, – и вы не заметите, как упустили из виду самое важное: художественный уровень самого романа. Несмотря на все отвлекающие моменты, на которые клюет читатель-вуайерист, «Игрок», несомненно, обладает и чисто литературными достоинствами. Когда Достоевский привык ежедневно диктовать текст своей прилежной молодой помощнице, он смирил свои недавние страсти и придал им форму увлекательного и богатого символическим содержанием произведения.
Художественное повествование – это форма мышления, которая раскрывает содержание через сюжет, описывая некую последовательность событий и располагая их в определенном порядке, подчиненном общему замыслу. Наличие сюжета отличает повествование от лирики; наличие рассказчика отличает его от драмы. Истолкователь, который надеется по достоинству оценить повествовательное произведение, должен учитывать эти две основные особенности его жанра: личность рассказчика и смысл, содержащийся в рассказываемой им истории. «Игрок» – это повествование от первого лица; его главный герой и повествователь Алексей Иванович принимает участие в действии романа. Построенный на коллизии между рассказчиком и сюжетом, компактный роман Достоевского делает поучительный с точки зрения морали вывод о несовместимости между системами ценностей, основанными на деньгах и на любви.
В «Игроке» имеется две взаимосвязанные и развивающиеся параллельно сюжетные линии, которые обе приводят нас в водоворот казино. В одной из них старуха («бабушка») проигрывает наследство своего младшего родственника, русского генерала, путешествующего по курортам Западной Европы. В другой Алексей Иванович, учитель детей генерала, питает мучительную и самоуничижительную любовь к его взрослой падчерице по имени Полина. Кульминация этой сюжетной линии наступает вечером, когда Алексей впервые делает ставку самостоятельно, выигрывает крупную сумму денег, а затем возвращается в отель, где его любовь к Полине получает долгожданное вознаграждение. Развязкой обеих сюжетных линий становится возвращение бабушки в Россию, превращение Алексея в игромана и распад пестрой свиты генерала. Несмотря на значительную роль сюжетной линии рассказчика в «Игроке», оба события – невероятный выигрыш Алексея Ивановича на рулетке и не менее невероятный проигрыш бабушки – в равной степени важны для основной идеи, сформулированной Достоевским[44].
Первоначальный замысел своего романа Достоевский излагает в известном письме Н. Н. Страхову от 18 сентября 1863 года. Достоевский пишет Страхову из Рима:
Сюжет рассказа следующий: один тип заграничного русского. Заметьте: о заграничных русских был большой вопрос летом в журналах. Всё это отразится в моем рассказе. Да и вообще отразится вся современная минута (по возможности, разумеется) нашей внутренней жизни. Я беру натуру непосредственную, человека, однако же, многоразвитого, но во всем недоконченного, изверившегося и не смеющего не верить, восстающего на авторитеты и боящегося их. Он успокоивает себя тем, что ему нечего делать в России, и потому жестокая критика на людей, зовущих из России наших заграничных русских. Но всего не расскажешь. Это лицо живое (весь как будто стоит передо мной) – и его надо прочесть, когда он напишется. Главная же штука в том, что все его жизненные соки, силы, буйство, смелость пошли на рулетку. Он – игрок, и не простой игрок, так же как скупой рыцарь Пушкина не простой скупец. Это вовсе не сравнение меня с Пушкиным. Говорю лишь для ясности. Он поэт в своем роде, но дело в том, что он сам стыдится этой поэзии, ибо глубоко чувствует ее низость, хотя потребность риска и облагораживает его в глазах самого себя. Весь рассказ – рассказ о том, как он третий год играет по игорным городам на рулетке.
Если «Мертвый дом» обратил на себя внимание публики как изображение каторжных, которых никто не изображал наглядно до «Мертвого дома», этот рассказ обратит непременно на себя внимание как НАГЛЯДНОЕ и подробнейшее изображение рулеточной игры. Кроме того, что подобные статьи читаются у нас с чрезвычайным любопытством, – игра на водах, собственно относительно заграничных русских, имеет некоторое (может и немаловажное) значение.
Наконец, я имею надежду думать, что изображу все эти чрезвычайно любопытные предметы с чувством, с толком и без больших расстановок [Достоевский 19856: 50–51].
Как уже неоднократно было замечено, в этом письме содержится много характерных для Достоевского сквозных тем – утрата веры, риск, каторжные, бунт, поэзия,