Оставались только тетя Пэйшнс и… Джем Мерлин. Он ворвался в ее жизнь против воли. Слишком уж похож он на своего брата: его глаза, его рот, его улыбка. В этом и заключалась главная опасность. Теперь-то Мэри понимала, почему тетя Пэйшнс сваляла дурака десять лет назад. Было очень просто влюбиться в Джема Мерлина.
До сих пор в жизни Мэри мужчины не играли никакой роли — слишком много было работы на ферме в Хелфорде, чтобы думать о них. Были парни, которые улыбались ей в церкви и ходили с Мэри на пикник по случаю сбора урожая. Однажды сосед поцеловал ее за стогом сена. Это получилось так глупо, что с тех пор она его избегала. Нет, Мэри никогда не выйдет замуж! Когда она уедет из «Джамайки-Инн» и заработает достаточно, чтобы купить дом для тети Пэйшнс, у нее не будет времени на мужчин.
Но в мыслях, несмотря ни на что, снова и снова всплывало лицо Джема Мерлина и его нахальные глаза. Он занимается делами, которые ей отвратительны, но она чувствовала, что может полюбить его. Мужчины и женщины — как животные на ферме в Хелфорде, думала она. Все живые существа тянутся друг к другу. Разум здесь ни при чем. Мэри слишком долго жила среди скотины и птицы, видела, как они спариваются, приносят потомство и умирают. В природе было мало места для романтики, и в своей жизни она ее не встречала. В деревне девушки гуляли с парнями, держась за руки, на лугу за фермой — его так и называли Лугом Влюбленных, хотя у стариков было для этого более острое словцо. Парень обнимал девушку за талию, она опускала голову ему на плечо. Они любовались на звезды и луну, а Мэри, выходя из коровника и отирая пот со лба, смотрела вслед уходящей парочке и шла сообщить матери, что скоро в деревне будет еще одна свадьба. Потом были колокола и свадебный пирог, и парень в праздничном костюме стоял на ступенях церкви с сияющим лицом и дрожащими коленками, а рядом невеста в муслиновом платье, с завитыми локонами. Но уже через год это были совсем другие люди: парень возвращался еле живой после работы в поле и громко ругался, что ужин подгорел, а девушка, с оплывшей фигурой и без локонов, металась по комнате, качая на руках крикливого малютку. Не было у Мэри на этот счет никаких иллюзий. Но Джем Мерлин был мужчиной, а она — женщиной, и неважно что — его руки или его улыбка, — но что-то вызывало отзвук в ней, и сама мысль о нем одновременно и возбуждала, и раздражала.
Мэри посмотрела на серое небо и низкие облака. Если она собирается ехать в Ланстон — самое время поторопиться. Никого спрашивать она не собирается — за эти четыре дня она стала решительнее и тверже характером. Выпивка развязала Мерлину-старшему язык, и Мэри держала теперь его судьбу в своих руках. Она еще не решила, как использовать свою осведомленность, но спасать его она больше не будет.
Странный Сочельник, думала Мэри, шагая через Восточное болото прямо на Хокс-Тор. В прошлом году в это время она молилась в церкви со своей матерью, чтобы Господь даровал им здоровье и силы. Теперь она одна среди жестокости и преступлений, под ненавистной крышей, рядом с людьми, которых презирает. И сейчас идет по пустынному болоту на встречу с конокрадом и, возможно, убийцей. Пусть Бог не ждет от нее молитв и благодарности в это Рождество!
Мэри подождала на возвышенном месте у Рушифорда, пока не увидела, что приближается целая кавалькада: лошадь, запряженная в крытую повозку, и еще две, привязанные сзади. Кучер махал кнутом в знак приветствия. Мэри почувствовала, что лицо ее покрывается краской. Джем бросил к ее ногам небольшой сверток.
— Счастливого Рождества! — приветствовал он. — У меня завалялась серебряная монета, которая прожгла мне карман. Там новый платок для тебя!
Мэри намеревалась быть с ним сдержанной и молчаливой, но этот человек вечно путал все ее планы.
— Очень мило с вашей стороны, — улыбнулась она, — но я боюсь, что вы напрасно потратили ваши деньги.
— Меня это не беспокоит, я привык, — ответил он, — оглядывая ее с головы до ног в своей привычной нахальной манере. — Ты рано пришла. Боялась, что я уеду без тебя?
Мэри взобралась на повозку и взяла в руки вожжи.
— Мне нравится править лошадьми, — улыбнулась она, пропуская мимо ушей его реплику. — Мы с мамой ездили на рынок в Хелфорд каждую неделю. Сердце сжимается, когда я вспоминаю те времена. Как нам было весело! Но вам этого не понять: вы всегда думали только о себе.
Он сложил руки на груди и смотрел, как она держит вожжи.
— Эта лошадка пройдет по болотам с завязанными глазами, отпусти ее. Она еще ни разу в жизни не оступилась. Так что ты говоришь?
— Ничего особенного, вроде как сама с собой разговариваю. Значит, вы собираетесь продать на ярмарке двух лошадей?
— Это двойная прибыль, Мэри, и если ты мне поможешь, то получишь новое платье. Не улыбайся и не пожимай плечиком: я не терплю неблагодарности. Что с тобой сегодня? Ты спала с лица, глаза грустные. Уж не заболела ли?
— Я не выходила из дому с тех пор, как мы виделись с вами, — отвечала она. — Я была наедине со своими мыслями — а это не слишком приятная компания. Мне кажется, я постарела за четыре последних дня.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Я мечтал въехать в Ланстон с красивой девушкой, чтобы все ребята оглядывались и завидовали мне. А ты какая-то кислая сегодня. Что случилось в «Джамайке-Инн»?
— Ничего не случилось, — не сдавалась она. — Тетка хлопочет на кухне, дядя сидит за столом, подперев голову руками, над бутылкой бренди. Изменилась одна я.
— У тебя синяки под глазами. Ты устала. Я уже видел как-то женщину в таком состоянии, но у нее для этого были причины. К ней в Плимут вернулся муж после четырехлетнего плавания. Такой причины у тебя нет? Ты хоть вспоминала обо мне?
— Да, вспомнила один раз. И подумала: интересно, кого раньше повесят — вас или вашего брата?
— Если Джо повесят, — отозвался Джем, — сам и виноват. Боюсь, что, когда это случится, у него не будет под рукой бутылки бренди, чтобы забыться. И закачается в петле трезвым. Куда ты смотришь?
— Я посмотрела на ваши руки, — ответила она, — они такие же, как у вашего брата.
— Ты уже замечаешь мужские руки? Не ожидал. Так ты расскажешь мне, почему просидела четыре дня в своей комнате, или хочешь, чтобы я угадал? Женщины любят напускать на себя таинственность.
— Никакой таинственности нет. Вы спрашивали меня, знаю ли я, отчего моя тетя выглядит как привидение. Ведь это ваши слова? Теперь я это знаю, вот и все.
— Пьянка вообще забавная вещь, — сказал он, помолчав. — Я как-то раз сильно надрался в Амстердаме — еще когда плавал. Помню, как церковный колокол прозвонил половину девятого вечера, а я сижу на полу, обнимая какую-то симпатичную рыжую девицу. Потом — провал. Очнулся утром в сточной канаве, без штанов и башмаков. Интересно, чем я занимался эти десять часов? Все думаю и думаю, а вспомнить никак не могу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});