уставившись на меня, вопрошал кот.
— Даже не знаю с чего начать.
И я рассказала ему обо всём по порядку. О танце, который был или не был, о появлении Сирин и поступке Орголиуса. Кот слушал внимательно, и я заметила, что он изумлён не меньше моего.
— Теперь ясно, почему ты уснула. И не ясно, что тут происходит, — заключил он.
— Он странный. Не похож на то, что я себе представляла раньше. Когда мы столкнулись с ним в городе Мира, а затем в Игмеральде, я не то что ненавидела его, но считала злом, а теперь…
— А теперь? — глаза кота округлились в вопросе.
— Даже не знаю. Это так странно. Я объяснить не могу. Мне кажется, что всё не так, как мне рассказали Великие матери. Мы что-то упустили в этой истории. Орголиус многогранен, его поступки противоречат друг другу. Вот скажи мне, зачем ему кристаллы? Зачем ему власть? Ну, получит он её, и что тогда? Какой смысл, если почти ничего не изменится, а только увеличится площадь владений.
— То, что он многогранен, я с тобой согласен. Но с кристаллами не всё так просто, как тебе кажется. Орголиусом управляет неутолимый голод. И обида на всех. Я не хотел, но теперь должен рассказать тебе о нём больше.
Его последние слова меня зацепили, и кот сверкнул глазами.
— Пришло время сказать, пока не стало поздно. Я не думал, что до этого дойдёт. Ты же знаешь, что Орголиус не может никого касаться. Всё, к чему бы он ни притронулся, сразу погибает. Смертельное касание — это его проклятье. Вечно холодный и мрачный, похититель искр, повелитель тьмы… и вдруг этот танец с тобой. Ты, единственная на свете, кто не сгинул в его руках. А то, что он потеплел, ну… я не знаю, дорогая. Это невозможно. Но, как говорится, нет ничего невозможного, и всё же. Это тепло не сулит ничего хорошего. Я подозреваю, что теперь он будет использовать тебя, чтобы заполнить бесконечную пустоту внутри себя. Я боюсь, что это погубит тебя, если ты попытается заглянуть в эту бездну. Я вижу, как горят твои глаза, и что ты именно этого и желаешь.
— Ты хотел мне рассказать что-то интересное, помимо того, что я и так знаю, — присев на кровать, напомнила коту.
— Ах, милая моя, — вздохнул Гелиодор, — на свете существуют несовместимые вещи, которые не могут проявляться друг без друга: ночь без дня, зло без добра, свет без тьмы… то, что произошло с Орголиусом, не его вина. Я видел, что он был другим, не таким как мы. Совершенная форма творения, новая и непознанная. И Феникс это видел. А другие были слепы. Они видели в нём угрозу. Но кое-кто использовал это себе в пользу, завидуя такому подарку. Думаешь, почему Нижний мир запечатан?
— Хочешь сказать, что тут замешан король Пекла? — прошептала я.
— О, тут много кто замешан, но ты права. Перед тем, как произошло окончательное разделение миров, король Пекла навестил сад Феникса, когда там сидел Орголиус. Он был ещё ребёнком, — кот виновато опустил уши.
— И? — нетерпеливо вопрошала я.
— Ты первая, кто узнает тайну, о которой я всегда молчал. Я желал добра, не хотел рушить надежду… то, что случилось в королевском саду, могло привести к войне измерений. Сама понимаешь, я не мог этого допустить.
— Что случилось? Ну же, — торопила Гелиодора я, чувствуя, что он либо передумает говорить, либо что-то помешает ему сказать.
— Король Пекла дотронулся до сердца Орголиуса. Он сказал, что это его дар ему, а мальчик ничего тогда не понял. Эта встреча была тайной, нарушением правил. Никто не знал о ней, и я молчал, надеясь, что всё обойдётся. Мальчик старался изо всех сил быть таким, каким его желал видеть Феникс, но… подарок сделал своё дело. И в этом виноваты все мы.
— Подожди, а почему собирались закрыть Нижний мир?
— Король Пекла нарушил коны Вселенной. Ему стало мало быть сыном Ночи. Он хотел обладать огнём. Он крал его, вместо того, чтобы отправлять искры во вселенский исток. Его работа заключалась в сопровождении душ до встречи с причиной причин, с Всевидящей матерью. Он нарушил баланс, и Феникс опалил его тёмные крылья. Ты не представляешь, что это значит, лишиться крыльев для таких созданий. Они не только физические, моя дорогая. Вот тогда-то и началось противостояние, и первые тревожные звоночки. Всевидящая матерь стала реже с нами говорить. Феникс мучился, что обидел брата, но уже ничего нельзя было изменить. А потом, как ответ на вопрос, появился Орголиус. Феникс считал, что это подарок Всевидящей матери. Ни у Феникса, ни у короля Пекла нет детей. Они короли, хранители, проводники, великие Сути, созданные из вселенского огня. Их миссия соблюдать правила и порядок.
— Но, почему? Другие же могут, а они нет. Несправедливо.
— Другие, как братья-месяцы разумом рождённые. Это непростой процесс. У волшебных существ немного проще, почти как у людей. А такие как я, Эйфирия, Феникс, Король Пекла, все мы созданы огненным дыханием Всевидящей матери. Орголиус тоже похож на нас, но его материя совершенней, и неподвластна нам. Я верил, что старания Феникса не пройдут даром, что этот ребёнок послан нашему миру в противовес нарушению баланса, который устроил Ниян.
— Кто?
— Треклятый гоблин дёрнул меня за язык, — фыркнул кот, — это имя короля Пекла. Мы не называем его с того дня, как всё пошло кувырком, и ты лучше забудь его. Я наблюдал за мирами, ожидая, что всё нормализуется. Все измерения взаимосвязаны, и если где-то что-то перекрыть, начинается коллапс. Он первым начал нарушать потоки энергий, использовать дар Всевидящей матери в своих целях. Феникс его младший брат. Можно сказать, что они неразрывно связаны между собой, — кот замолчал, будто решаясь, стоит ли продолжать свой рассказ.
— Как связаны? — мой вопрос прозвучал так жадно, что меня аж передёрнуло.
— Король Пекла обладал огнём. Он судья и через его огонь проходили все души, прежде чем слиться с Истоком. Чистые души не ощущали ничего кроме тепла, запятнанные же испытывали муки, до тех пор, пока не очистятся. А потом произошло то, из-за чего он лишился этого дара. Ему стало скучно править в одиночестве, и захотелось ему взять в жены царевну из людского мира. Он имел возможность заглядывать в любые миры и измерения, ведь все пути из них вели к нему в царство.
— И что, похитил её?
— Не просто похитил. Когда земной царь узнал, кто позарился на его возлюбленную, то убил себя, чтобы спуститься к Нияну и сразиться