Друзья сидят в вагоне подавленные, молчаливые, погруженные в невеселые думы. Барта касается плечом плеча Себальда и тихонько говорит:
— Не надо, товарищи. Ленин жив. Революция будет жить. Поезд идет на запад. Пограничный столб между Азией и Европой. Себальд наклоняется к Барте:
— Вот мы и вернулись в Европу. Семь лет прошло, как мы покинули ее.
— Семь лет, — повторяет Барта. — Да, Гертруде теперь семь. Как они там, наши ребята?
Самарский вокзал. Вещи сданы на хранение, комната в гостинице обеспечена.
— Раньше всего к Волге, — предлагает Себальд, — мы столько слышали о ней. А потом уж дела.
Прямо с берега Волги к дому, где заседает правительство, организованное в Самаре.
— Посмотрим, что это за люди, которые прикрываются названием интернационалистов, — размышляет Себальд, еще в Челябинске слышавший о самарском правительстве. — Говорят, они ведут себя довольно независимо. Попробуем договориться с ними о дальнейшей поездке.
Обезоруживающе приветливая встреча. Разговор о положении в Америке, Европе. По отдельным вопросам, замечаниям Себальд начинает подозревать: здешние «интернационалисты» люди совсем не свои. Он безуспешно пытается прервать слишком откровенные высказывания Михельсона и Райзмана. Опасения Себальда подтверждаются, когда в комнату входят несколько чехословацких офицеров и вступают в разговор. Теперь уже очевидно: самарское правительство, несмотря на свое название, враждебно относится к Советам и бессильно против военной власти белочехов. Надо уходить как можно скорее.
Выйдя на улицу, расстались. Барта и Райзман направились на вокзал, Себальд с Михельсоном в гостиницу.
— Вы слишком разоткровенничались с ними. Боюсь, мы попали в плохую историю. В любом случае сохраняйте спокойствие и независимый вид, — тихо говорит Себальд, медленно шагая по улице.
Тревога оказалась не напрасной. Скоро они увидели автомобиль с несколькими чехословацкими офицерами и солдатами. Машина нагнала их и стала медленно следовать за ними.
— Спокойнее, Михельсон, вы жестикулируете нервно и говорите слишком громко, нужна полная непринужденность, — тихо роняет Себальд среди пустых, ничего не значащих фраз. «При личном обыске найдут партбилет и мандат лиги», — думает он и гортанно смеется, произнося очередное «окэй».
Машина проехала вперед, остановилась. Себальд и Михельсон поравнялись с ней. — Шесть солдат выскочили из машины, окружили их, блеснули штыки.
— Вы арестованы! — выкрикнул офицер.
Себальд вскидывает голову и хохочет, громко хохочет прямо в лицо ошалевшему белочеху.
Продолжая смеяться, он оборачивается к Михельсону и прерывающимся от хохота голосом повторяет:
— Какая чудесная шутка, господин Михельсон, ха-ха-ха, какая прелестная шутка!
Все еще смеясь, Себальд достает из бумажника рекомендательное письмо к командующему чехословацким корпусом, полученное им у голландского консула в Харбине, и сует его прямо под нос офицеру.
Глаза офицера растерянно пробегают по строчкам, останавливаются на печати. Рука сама тянется к фуражке:
— О, простите, досадное недоразумение…
Машина удаляется. Себальд и Михельсон продолжают путь к гостинице, твердо ставя готовые подогнуться ноги.
В гостинице обсуждают создавшееся положение. Общее решение — уезжать возможно скорее. Пусть сейчас удалось обмануть офицера. Разговор с «интернационалистами», весь путь Рутгерсов и их друзей достаточно подозрительны. Любая проверка грозит катастрофой.
А разрешения на поездку нет. В нем отказывают и комендант вокзала и министерство иностранных дел. Себальд и Барта отправляются в гостиницу, где разместились иностранные консулы. В роскошных приемных французского и английское консулов изысканные секретари с сожалением разводя руками:
— Консул отсутствует.
Себальд и Барта возвращаются к себе в гостиницу. За несколько часов город неузнаваемо изменился. По улицам проходят воинские части. Проезжают автомобили с солдатами и вооружением. На площади наскоро обучают новобранцев. Из здания государственного банка окруженные охраной солдаты вытаскивают тяжелые мешки. Слышно звяканье монет. Прохожие оглядываются, шепчут «золото».
— Проходить, не задерживаться! — командует начальник охраны.
В гостинице радостно возбужденный Михельсон торопливо рассказывает:
— Нам с Райзманом удалось узнать. Красные миноносцы по каналам Мариинской системы прошли из Петрограда в Волгу. Ночью они неожиданно штурмовали Казань. Белые в панике оставили город. Говорят, что Красный флот движется на Самару. В городе введено военное положение. Нам надо скорее сматываться… в этой неразберихе…
— Железная дорога исключена, мы не получили разрешения, — перебивает Себальд.
— Попробуем по Волге, — предлагает Михельсон.
На пристани узнают: ночью на Сызрань уходит пароход. С трудом добиваются свидания с начальником портовой полиции.
— Знатные иностранцы, — заводит Михельсон привычную пластинку.
— Раз иностранцы, давайте разрешение из министерства иностранных дел, — резонно возражает полицейский.
— Так мы прямо оттуда! — не задумываясь, восклицает Михельсон. — Нам разрешили. Вам должны были сообщить. Богатый американец с супругой…
Полицейский, махнув рукой, сдался.
Вечером они сидят на палубе речного парохода.
Пароход бросает якорь далеко от города. Волга мелеет, отступает от пристаней. Только в половодье суда могут подойти к высокому берегу Сызрани.
Во время получасового пути по песчаной отмели Себальд прикидывает, какие работы следовало бы здесь провести.
— Подумай, Барта, — задумчиво говорит он, — сколько рек в России. Огромные гидротехнические работы предстоят здесь. Мы видели страну только из окна вагона, но мимолетного взгляда довольно, чтобы понять, какие задачи встанут перед Советской властью.
А пока сложная задача стоит перед группой Себальда. В Сызрани ждут наступления Красной Армии. Город окружен военным кордоном. Железнодорожное движение на запад прервано.
Единственная возможность ехать дальше — повторение опыта Маньчжурии — нанять лошадей. Михельсон отправляется на базар, переходит от телеги к телеге, от возчика к возчику. Наконец какой-то крестьянин согласился подвезти их. Он возвращался домой. Недалеко от его деревни были места, занятые красными.
— За тыщу рублей провезу вас так, что ни один черт не встретится, — пообещал он.
Вещи уложены в две крестьянские телеги. Пассажиры уселись. И под скрип немазаных колес пошло трясти по колеям и ухабам, по лесным и проселочным дорогам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});