В социально–политической теории это проявилось в теоретических предосновах западного либерализма, репрезентованных такими мыслителями, как Иоганн Алтузия (1557—1638), который в свое время возглавлял Гербонский университет, и представителем школы естественного права Гуго Гроцием (1583—1645).
Именно последний, как истинный протестант, впервые провозглашает главным предметом политической науки «целесообразность» и «пользу».
Его социально–политическая теория удачно обосновала устройство и специфику жизни торговой республики того времени, одновременно противопоставив себя монархическим идеям, которые подводили теоретический фундамент под царствование королевских домов Европы. А решение актуальных проблем республики, живущей по законам, установленным торгово–финансовыми кланами, становится прикладной целью его трактата.
Прежде всего Г. Греции в своей работе заявляет, что когда–то якобы существовало «естественное состояние», при котором не было ни частной собственности, ни государства, а в мире царили произвол и ничем не ограниченное насилие. Дабы уберечь свою собственность и свободу, руководствуясь разумом, люди заключили договор о создании государства. При этом Г. Гроций подчеркивал, что объединение в государство состоялось отнюдь не по божьей воле, а вследствие естественной необходимости.
Данная идея была не нова. В Средние века договоры феодалов между собой, а также ими, с одной стороны, и городами — с другой, не были редкостью, являясь источником права. Но Гроций в своей концепции преподносит «договор» как основу государства и властных отношений (после него почти все теоретические построения XVII–XVIII веков, объяснявшие сущность, причины и способы создания государства, исходили из этой идеи). При этом он лишает политическую организацию общества божественной воли, наделяя ее смыслом самостоятельного существования в соответствии с материальной необходимостью. По его мнению, государство — это союз свободных людей, заключенный для общей пользы, под которой подразумевается материальное благополучие.
Кроме того, он дихотомирует право на право естественное и право волеустановленное. Как эмпирик, он рассматривает естественное право в качестве того, что «вытекает из самой природы», а волеустановленное — как такое, которое возникло путем волеустановления[46] [7, с. 236J.
При этом под естественным правом Г. Гроции подразумевает все то, что считается целесообразным с точки зрения человеческого разума (когда то или иное действие человека признается либо морально необходимым, либо аморальным, в зависимости от соответствия или противоречия разумной природе человека), являющегося источником этого естественного права. Поэтому оно выступает в качестве основания и критерия для разграничения должного (дозволенного) и недолжного (недозволенного) по самой своей природе, а не в силу чьего–то желания. Г. Гроций заявляет о том, что якобы существует надсубъективное, естественное, объективное положение вещей в социально–политической сфере.
Также он декларирует требования разума (императивы естественного права): защита имущества, возвращение полученной на время вещи и компенсация извлеченной из нее выгоды, обязанность соблюдения договоров, возмещение ущерба, а также наказание в соответствии с проступком. Как можно заметить, в данном случае имел место стандартный перечень необходимых условий торговой и финансовой деятельности. То есть само понимание человеческой «свободы» фактически сводится к свободе «делать деньги». По этому поводу Л. Февр писал: «Свобода, свобода; этим словом клянутся в Антверпене торгаши, жаждущие выгодных спекуляций; это слово повторяют капиталисты, сильные люди… это слово твердят в своем аугсбургском дворце несокрушимые и всевластные Фуггеры, чьи несметные богатства окружают их сиянием золотых легенд…» [2, с. 206]. Человеческая жизнь, по логике Гроция, протекает между собственностью и деньгами, а все устремления человека направлены к наживе.
Интересно то, что под волеустановленным правом Г. Гроций имеет в виду предписания Бога и людей, которые также должны соответствовать требованиям естественного права. Поэтому даже воля Бога становится вторичной по сравнению с перечнем условий свободной торговли, финансовых операций и предпринимательства. Как подчеркивал Г. Гроций: «Естественное… право столь незыблемо, что не может быть изменено даже самим Богом…» [8, с. 165]. Таким образом, в сознании западных масс деньги низвергают Бога с вершины высочайшей и абсолютной ценности и занимают его место, а свобода как таковая отождествляется со свободной возможностью торговать и осуществлять финансовые операции.
ТОРГОВО–ФИНАНСОБОЕ МОГУЩЕСТВО: ОБЪЕКТИВАЦИЯ «СВОБОДЫ» И ГЕОПОЛИТИЧЕСКОГО ДОМИНИРОВАНИЯ
Представления Гроция (и Алтузия) о государстве, политике, праве, человеке стали теоретическим отражением социально–политической и экономической систем Нидерландов XVI–XVII веков, в которых протестантизм, как морально–этическое восстание против Рима, стал идеологическим фундаментом власти правящей олигархии.
Нидерланды XVII столетия представляли собой республику (возникшую в процессе борьбы (1565—1609) с католической Испанией), состоявшую из семи крохотных независимых провинций. Каждая провинция объединяла в единую систему определенное количество голландских городов, каждый из которых имел самоуправление в виде магистратов, взимавших налоги, вершивших правосудие, защищавших автономию города, его прерогативы, фискальную систему. При этом необходимо отметить, что должности в магистратах не были выборными. Действующие члены этих органов городского самоуправления по собственному усмотрению решали, кто из их сограждан достоин занять вакантное место. Причем назначались чиновники пожизненно. Это была откровенно олигархическая система. Члены магистратов отбирались преимущественно из богатых семей, а назначение нужных людей на выгодные посты становилось главным источником доходов для членов магистратов.
Та же ситуация сложилась и в центральных органах власти Соединенных Провинций. Там также все важные вопросы решала олигархия — торгово–финансовая элита, естественным образом сросшаяся с государственным аппаратом. Хотя управлявшие страной регенты и образовывали особую группу, стоявшую в сфере политики над деловой буржуазией, их должности давали им мизерное жалованье, а потому они, как правило, занимались достаточно состоятельными людьми, обременявшими себя обязанностями государственного чиновника не из филантропических побуждений, а для оптимизации своего бизнеса. Если же на должность регента и попадал человек без солидного состояния, то он так или иначе принимал участие в коммерческих сделках, делавших его зависимым от денежных магнатов. Кроме того, торгово–финансовые кланы постепенно проникали в замкнутый слой государственной элиты как путем браков, так и благодаря разнообразным политическим кризисам, во время которых власть всегда искала опору в финансовой среде. В итоге государственный аппарат Соединенных Провинций стал инструментом реализации интересов частных лиц — узкого слоя торгово–финансовой элиты. Именно поэтому около 2 тыс. регентов, управлявших страной, были выходцами из одних и тех же влиятельных семейств, державших в своих руках города, провинции, Генеральные штаты, Государственный совет, Ост–Индскую и Вест–Индскую компании, одновременно определяя как внутреннюю, так и внешнюю политику государства.
Впрочем, необходимо отметить, что центральные органы управления Соединенных Провинций (находившиеся в Гааге) были слабыми и не обладали достаточным влиянием. Государственный совет (Raad van Staat), являвший собой своеобразную исполнительную власть, а точнее — Министерство финансов и Генеральные штаты (постоянное представительство послов провинций), фактически не имели никакого реального влияния. Многие историки вообще ставят под сомнение существование в Нидерландах государства как такового.
Однако при всем этом Соединенные Провинции, по отношению к внешнему миру, представляли собой мощный промышленный, торговый, финансовый и политический альянс. И он имел строгую иерархию. Его лидером был Амстердам, точно так же как в свое время Венеция в Италии. В своей внешней политике Голландское государство повторяло на новом этапе развития западной цивилизации основные талассократические принципы итальянских городов–государств. Фактически Нидерландские Соединенные Провинции стали следующим этапом в становлении западной талассократии. И хотя их очень сложно заметить на международной европейской арене XVII века, не вызывает сомнения их определяющая, но незримая роль во всех важнейших событиях того времени.