— Где?
Эльтигенский десант, воспользовавшись туманом, прорвал окружение в районе Чурубашского болота. Десантники совершили двадцатидвухкилометровый бросок в Керчь, захватили с тыла гору Митридат, уничтожили артиллерийские расчеты. В освобожденный порт подошли вызванные по радио мелкосидящие суда. На них часть десанта переправилась на таманский берег.
А утром туман поднялся, немцы окружили танками Митридат и стали расстреливать в упор группу прикрытия. Командир полка Бершанская зачитала копию радиограммы, посланной с командного пункта десантников в штаб 4-й воздушной армии:
— «...В районе Бочарного завода скопление противника. Вышлите авиацию для обработки этого района. Сбросьте грузы...» А теперь отдыхать! — сказала она. — Задание предстоит трудное.
И опять замелькали ночи в огне, по 9-10 часов в воздухе, в открытых кабинах. И опять кричим: «Эй, полундра!..», «Парни, держитесь! Мы — с вами...».
Елка
«31 декабря 1943 г. — 4 полета — 4.45 часа. Бомбили скопление войск противника в Булганаке. Сброшено 600 кг бомб. Потушен прожектор...»
Затяжные дожди и мокрый снег превратили дороги и аэродром во вселенскую хлябь: натужно надрывались моторы машин, измучились, издергались люди.
Сегодня с утра густой туман затянул поселок, и едва виднеются сквозь мутную сквознину домишки и обнаженные огороды. Резкий ветер раскачивает калитку. Улица пуста — ни живой души. Все живущее прячется кто куда может, лишь бы укрыться от холода и ненастья. Несколько тощих кур приютились на жердочках под навесом, завернув головы под крылышки. Воробей забился в мягкое гнездо. Даже неугомонные шавки комком свернулись под крылечками. Каждая нашла приют...
В нашем домике третьей эскадрильи жарко натоплено. Все в сборе. Дождь стучит в стекла окон, ветер свищет во дворе, и время от времени летчицы, отрываясь от писем и книг, прислушиваются к дребезжащему, протяжному вою. Нет, не будем мы летать в такую погоду. А значит, по-человечески встретим Новый год.
В сенях что-то загремело, кто-то споткнулся, чертыхнулся. С силою рванув дверь, в комнату вваливается Ася Шарова, адъютант эскадрильи.
— Боевая готовность номер два, — объявила она. — Прогноз дают благоприятный. К вечеру выедем на аэродром. Так что фрицев с Новым годом поздравите бомбами.
— Хороший хозяин собаку... — начала было Данилова, но Ася перебила ее:
— Верно. В мирное время. А сейчас война...
Спорить не хотелось. Все углубились опять в свои дела.
После обеда туман приподнялся над землей и в густой молочной пелене стало угадываться солнце. Женю Жигуленко послали в штаб дивизии за заданием. Однако нам не верилось, что придется лететь в такое ненастье.
— Да бросьте гадать! Пошли концерт готовить, — позвала Нина Данилова «артистов».
Вскоре из соседней комнаты послышалась песня, затем дробь чечетки.
Девчата тем временем наглаживались, драили пуговицы, начищались, даже кудри на бумажки накрутили. Шутка ли, пехота обещала приехать, движок привезти, электричеством нас побаловать.
Над крышей проревел мотор. Мы выскочили на улицу — и обомлели. Жигуленко такие виражи над нами крутила, что комэск Смирнова позеленела от возмущения.
Мы знали, что даром Жене это не пройдет. Командир была строга. Лихачества не терпела и не прощала никогда. Мы и сами недоумевали, что заставило Женю выделывать такие фортели. Но тут увидели привязанную к плоскости самолета елку.
— Елка!.. Елка!.. Ур-р-р-а-а-а! — Все побежали на аэродром.
Женя зарулила машину на стоянку, выключила мотор и, подтянувшись на руках, резко выпрыгнула из кабины на плоскость.
Девчата отвязывали елку, с наслаждением вдыхая ее смолистый запах, гладили иголки и даже брали их в рот, ощущая вязкий и горький вкус. Это можно было понять. На Тамани, где мы стояли, не только елок — маленьких кустиков не было.
— Кто елку прислал, Жек? — спросила я. — Командир дивизии?
— Ха! — искоса взглянув на меня, отозвалась Женя. — Командир прислал не елку, а боевую задачу.
— Ну да!..
— Правда. Идя навстречу пожеланиям трудящихся...
— Всю ночь?
— Не знаю. Пакет закрыт.
— Где елку достала?
— Секрет фирмы.
Пока все суетились вокруг елки, Женя возилась во второй кабине, что-то отвязывала там. Наконец вытянула огромный бидон и подала в протянутые руки.
— Осторожно, не пролейте!
— Самогон?! — насторожился пожилой солдат из батальона аэродромного обслуживания.
— Мо-ло-ко! — по слогам торжественно протянула Женя, и все расхохотались.
Мы забыли даже запах и вкус молока. Мы только мечтали о нем, белом, как утренний снег, молоке, — теплом, пенистом, парном. И вот оно!
Женя — удивительный человек, выдумщица отчаянная. Помню, как незадолго до Нового года мы возвращались с ней утром с последнего вылета. Мы шли над самой землей, едва не касаясь ее колесами. Такой полет называется бреющим, наверное, потому, что прикрепи большое лезвие к колесам, и мы, вероятно, начисто срезали бы по пути все: и мелкий кустарник, и остаток прошлогодней травы, и верхний тонкий слой снежного покрова...
Жигуленко любила такой полет. В нем особенно полно ощущается скорость и власть над машиной. Перед глазами у меня все мелькало. Нигде скорость полета не ощущается так, как на бреющем. Это от того, что человек субъективно судит о скорости своего движения не столько по линейному, сколько по угловому перемещению окружающих предметов. Даже при весьма скромной скорости По-2 набегающая под самолет земля сливается в сплошную пелену. Управлять машиной при этом надо точно: случайное снижение, хотя бы на несколько метров, грозит катастрофой. На бреющем воочию убеждаешься, какая неровная поверхность нашей планеты. Лес сменяется озером, озеро — болотом, болото — снова лесом. То возникает пригорок, то овраг, то отдельно растущее дерево. Самолет летит по сложной волнистой траектории, педантично повторяющей капризы рельефа местности. Запросто можно ткнуться в какое-нибудь наземное препятствие. Мы избирали такую, почти нулевую, высоту полета по утрам, когда существовала опасность встречи с фашистским истребителем.
От непрерывного мелькания предметов, сливающихся в единый пестрый покров, от монотонного гудения мотора меня клонило в сон. Но с Женей не уснешь.
— Эй-ей! — лихо покрикивала она, как ямщик, погоняя лошадей. — Родимая-я-я!..
Шутит летчица, и усталости будто уже нет, и сон улетучивается.
Мы летим навстречу солнцу, а над нами скользят легкими парусами перистые облака.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});