Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Антоша, голубчик, где ты так поздно задержался?
— Гулял, — сказал он.
— Дедушка очень волновался — ты ведь обещал рано вернуться.
— Да знаю уже, — оборвал ее Антон.
— А ты не сердись, голубчик. Ты послушай меня. Обманывать нехорошо. Ты не обижаешься, что я тебя голубчиком называю? А то папе это слово не нравится. Он считает, оно больше на голубец похоже, чем па голубя.
— Ничего, меня называй, — разрешил Антон. И спросил: — А если я историю интересную придумал… Сам… Это тоже обман?
— Смотря какая история, — сказала баба Лена.
— Ну, фантазия… Так просто…
— Вот я тебе пример приведу. Пастушок один пас стадо коров и решил напугать людей. Прибежал в деревню и давай кричать: «На стадо напали волки!» Мужики похватали колья я добежали отгонять волков. Мальчик над ними посмеивается. Он и другой раз так же их напугал. И опять мужики похватали колья. А потом на стадо действительно напали волки. Мальчик прибежал, кричит, а никто ему не верит.
— И что? — спросил Антон.
— Как что? Волки загрызли стадо.
— А еще что-нибудь можешь рассказать? — попросил Антон.
— Про другого мальчика. Про то, как он обманывал, а потом раскаялся. На углу дома, где он жил, сидел слепой старичок и просил милостыню. И все, кто проходил мимо, давали ему монетку, чтобы слепой мог купить себе хлеба. А мальчик решил над ним пошутить и дал ему вместо монетки старую стершуюся медаль. Слепой пошел в булочную, а булочник его поколотил…
— Ай! Слепого?
— Ну да. А мальчик это видел. Видел, как слепой после этого заплакал. Он ведь слепой, его каждый может обидеть. И мальчик после этого тоже много плакал, ему жалко стало старичка. Папа его спросил: «Что ты плачешь?» И мальчик ему рассказал. И тогда папа взял его за руку, и они пошли к слепому. Папа дал старичку денег, а мальчик извинился перед ним. И слепой его простил.
— А если тебя обманывают… можно обмануть в ответ? — спросил Антон.
— Нет, — сказала баба Лена. — Никогда, совсем никогда нельзя обманывать. И тогда человек, который тебя обманул, глядя на тебя, поймет, что поступил скверно. Ему стыдно станет. И он тоже перестанет обманывать.
Антон вспомнил красное, в пунцовых пятнах лицо Лырской…
— А у дедушки попроси прощения, — посоветовала баба Лена. — Если сделал плохой поступок — надо честно в нем признаться, раскаяться. И тогда он как бы исчезнет…
— А если не попрошу?
— С тобой останется. И тебе тяжело так будет. Чем дальше — тем тяжелее…
Он зашел к дедушке, и дедушка его простил. И действительно, стало легче.
Вернулся рассказать об этом бабе Лене.
— И всегда так надо делать, — похвалила его она.
Мама уже выключила верхний свет. Сидела возле настольной лампы.
— Ты не ложишься еще? — спросил он.
— Мне поработать надо. Спокойной ночи.
Оп разделся и лег, но решил дождаться папы. Глаз не закрывал.
На потолке шевелилась сутуловатая мамина тень. Мама шила: делала она это совершенно бесшумно, только изредка шуршал материал, да слышно было, как она обкусывает нитку.
Время от времени из-за окошка доносились шаги редких прохожих. И тогда — он видел по теин — мама переставала шить и поднимала голову. Ее завивка на потолке выглядела пышной, ребристой, как ночной чепчик бабушки Лены.
Странная тень… Вдруг его охватила тревога… Кажется, это были уже не мамины очертания. И рогатый чепчик, и руки без пальцев… Опять ясно всплыл Пашкин рассказ о копыте и разговор с бабой Леной… Наверно, ей эта история тоже известна, просто она не захотела его пугать.
У взрослых, безусловно, от него тайны. Иначе почему они иной раз переглядывались и, выразительно показывая на него глазами, замолкали? Затем спохватывались: «При ребенке об этом нельзя»? Спроваживали его под любым предлогом — лишь бы остаться одним и обсудить свои секреты. Они наверняка все знали про Германа. И кто он, и что за бульдоги его окружают. Знали, но молчали…
Тень еще больше изменила очертания. Появились рожки и курносый нос. У мамы не такой. Неужели злые волшебники все-таки выследили их с Сережей?
Главное — но показать, что пи это понял, заметил. Не выдать себя… А потом вскочить и выбежать в коридор.
Осторожно повернулся на бок, готовясь спустить ноги на пол… Скрипнула кровать.
— Ты почему не спишь? — раздался мамин голос. Но непривычно хрипловатый.
Она шла к нему. Он затаился и вроде бы сонно, а на деле пристально впился в нее взглядом. Нет, это была она.
— Почему не спишь? — повторила мама.
Присела на кровать, провела ладонью ему по волосам.
— Мам, а кто такой Герман?
— Кто? — не поняла она.
— Ну, Герман. Тот, что в особняке живет.
— Не знаю, — сказала мама.
— У него машина.
— Я и говорю — не знаю. Ты спи.
— А он не?.. — Антон специально не договорил. Вес же боязно произносить слово, которое, оказывается, имеет магическую силу и может вызвать страшного гостя.
Мама его не поняла.
— Мне страшно, — подсказывая ей, схитрил он.
— Что такое? — мама подоткнула ему одеяло.
Он шепнул:
— Мне кажется, этот Герман — черт.
— Глупость, — сказала мама.
— А баба Лена говорит — не глупость.
— Спи, — сказала она, — Поговорим завтра.
Поцеловала его в лоб. Он почувствовал, как сразу отяжелели веки.
— Мама, я хотел папу дождаться.
— Глупенький. Он, если придет, то очень, очень поздно. Он звонил и просил тебя поцеловать.
ВТОРНИК
На этот раз впереди маячил Митя Орлов. Антон ого догнал и хлопнул по ранцу.
— Ну что, как дела?
Митя еще больше ссутулился, будто хлопок его согнул, и, скособочившись, снизу, как бы выныривая, посмотрел на Антона.
— А… Это ты.
— Ну да. А ты думал — кто?
Митя не ответил.
— Ну скажи, скажи, о ком ты подумал, — настаивал Антон
— Я подумал, вдруг это кто-нибудь незнакомый, — очень серьезно и нараспев, как рассказывают сказки, заговорил Митя, — Надо мной многие из-за ранца смеются.
Всего два человека в классе носили ранцы — Ира Снничко и Митя Орлов. У Иры был нашего, отечественного производства. У Мити — какой-то импортный, не то чешский, не то немецкий. Он и вправду делал Митю похожим на германского солдата времен первой мировой войны. Антон видел их на картинках — в гетрах, как футболисты, в ботиночках и с ранцами.
Дедушка с бабушкой настаивали, чтобы Антону купили ранец, а не портфель. Доказывали: ранец распределяет нагрузку равномерно по всей спине, а портфель оттягивает руку, что приводит к искривлению позвоночника.
Антон категорически возражал. Может, в деталях они и правы, но в главном… Не хотел он быть похожим на немецкого солдата. Грозил: вообще не пойдет в школу, если ему купят ранец.
И мама купила портфель.
Вообще дедушка и бабушка слишком дотошно его опекали. Дедушка, например, без конца напоминал: вредно есть много сладкого, могут испортиться зубы. Или живот заболит. Хорошо, он это Антону, а не бабе Лене говорил. Она могла поверить, и тогда прости-прощай угощения из коробки «Бирюлин и Кº». Будто Антон сам не чувствует, сколько и чего может съесть, искривляется у него позвоночник или нет. Странные люди! Дедушка и бабушка Таня ни за что не соглашались купить ему семечек — ни тыквенных, белых, ни, тем более, обычных, черных, мелких, как жучки. Считали, семечки засоряют желудок, из-за них бывает аппендицит.
А мама, если им случалось увидеть па улице женщину в платке, в черном, атласно переливающемся жакете, возле ног которой стоял мешок с семечками, всегда покупала стакан жареных, себе оставляла немного, а Антону насыпала полный карман. Антон рассказал ей о предостережениях дедушки и бабушки, она отмахнулась: «Ерунда. Конечно, большой пользы нет, но и ничего страшного тоже. Аппендицит случится, если их вместе с шелухой глотать».
Приятный у семечек вкус. Антон любил съедать не по одному зернышку, похожему на бледную, со сложенными крыльями моль, а набирал с пригоршню и лишь затем отправлял в рот…
— Я тебе кое-что хочу сказать, — повернул к нему голову с крючковатым носом Митя, — Помнишь. Миронов в прошлом году хвастал, как он над кошкой издевался? Консервную банку к хвосту привязал. и кошка по лестницам носилась, пока не умерла от разрыва сердца?
Антон кивнул. Он много о подобных ужасах слышал. О том, кап всякие живодеры кошек, собак обливают бензином и поджигают — а те мечутся, пока не сгорят. Михеев говорил, он с братом поймал лягушку, вырезал ей в груди окошечки и наблюдал, как бьется лягушачье сердце. С улыбочкой вспоминал. Будто не понимал, что лягушке было больно.
— Так вот, — продолжал Митя, — я собираюсь организовать добровольное общество. «Юный покровитель бездомных кошек». Сокращенно — ЮПБК. Согласен стать его членом?
— Конечно, — без колебаний откликнулся Антон. И дело хорошее, необходимое даже, и приятно, что Мити выбрал в союзники его.