— Кто бы говорил, — с горькой усмешкой ответила она матери. — Не будь ты сама шлюхой, разве вышла бы замуж за моего отца?
Соня запустила пальцы в свои густые длинные волосы и с отчаянием взглянула на дочь. Двадцатитрехлетняя Мария Карлотта не просто ответила грубостью на грубость; судя по ее тону, она и в самом деле считает, что мать у нее шлюха.
Девушка отошла к окну, из которого доносился нестерпимо громкий шум моторов с Канале Гранде. Ей было жаль, что она не сдержалась и оскорбила мать, но та сама виновата — зачем она ее ударила? Мария Карлотта не могла поверить, что такую вспышку гнева вызвала ее беременность. Причина, должно быть, в отце ее будущего ребенка, фотографе Макси Сольмане, именно он ей не нравится. Макси был непризнанный гений, он создавал настоящие шедевры, переводя в зрительные образы глубокие философские понятия. Печатались его работы редко, поэтому о хороших заработках и речи не было.
— Ты должна сделать аборт, — решительно заявила Соня.
— Ни за что, — столь же решительно ответила Мария Карлотта.
Прошла неделя, и Мария Карлотта вспомнила эту неприятную сцену, подъезжая в гондоле к дому — старинному палаццо Маццон, чье отражение плясало и кривилось во взбаламученной катерами маслянистой воде Канале Гранде.
Хотя предыдущие владельцы и подпортили фасад, ремонтируя дворец, он с его характерными стрельчатыми окнами и арочными лоджиями второго этажа, почти такими же, как во Дворце дожей, по-прежнему оставался ярким образцом готической архитектуры. Джованни Ровести приобрел его в начале пятидесятых, отреставрировал и после смерти завещал сыну и невестке. Пять лет назад Антонио умер, и Соня с Марией Карлоттой остались здесь вдвоем. Много историй хранил этот великолепный дворец, построенный когда-то Альвизе Маццоном и теперь принадлежавший Соне Бренна Ровести.
Мария Карлотта любовалась своим домом, но по мере приближения к нему с болью обнаруживала все новые признаки разрушения. Двери подгнили, ступени маленькой пристани ушли под воду, которая уже почти достигла уровня первого этажа. Внутри здание было в еще более плачевном состоянии: от постоянной влаги вздыбились полы, обвалилась штукатурка, потускнели и осыпались великолепные фрески. Чтобы привести дворец в порядок, нужны были огромные деньги, которых у семьи Ровести в результате недальновидной издательской политики больше не было. Старик Ровести оставил своим наследникам, помимо издательства, дома, виллы, земельные владения, акции доходных предприятий, разбросанных по всему миру. За считанные годы от этого состояния не осталось и следа — империя, созданная усилиями Джованни Ровести, рухнула.
Мария Карлотта оказалась в семье единственной, кому удалось сохранить наследство: завещанный ей дедом типографский станок, имеющий чисто символическую ценность, стоял здесь, в нижнем вестибюле палаццо Маццон, сверкающий и бесполезный. «Бедный дедушка, — думала Мария Карлотта, — он доверил мне свой амулет, символ своей империи».
Она только что простилась на пьяццале Рома со своим другом Макси, который отправился в Милан делать фоторепортаж для «Стиля» — одного из самых престижных журналов мод. Она хотела поехать с ним, но Макси категорически воспротивился:
— Я еду всего на пару дней. Как вернусь, звякну.
Макси, подобно всем американцам, не отличался хорошим воспитанием, но Мария Карлотта привыкла к его экстравагантным манерам, как, впрочем, и к его самоуверенности; ей все в нем нравилось, тем более что Макси был очень красив. Уже год, как они были вместе, и, поскольку Макси был ее первым мужчиной, ей казалось, что он так же привязан к ней, как и она к нему. Когда Мария Карлотта отдалась ему в первый раз, он до слез смеялся над ее невинностью. Тогда ей было немного страшно, но со временем и она стала получать удовольствие от их любовных занятий, а главное — в минуты близости она не чувствовала себя одинокой. «Шлюха!» — это брошенное матерью слово продолжало жечь ее. Мария Карлотта подумала, что мать, видимо, относится к тому типу женщин, которые ищут в мужчине не друга или сексуального партнера, а прежде всего человека, способного создать материальный комфорт. С милым рай и в шалаше — это не про нее.
Занятая своими мыслями, Мария Карлотта и не заметила, как гондола причалила к пристани. Гондольер подал ей руку, и она, придерживая полы своего зеленого «лодена» на лисьем меху, шагнула на мостки. Через секунду она уже шла по узенькой улочке вдоль торца своего дома.
Начинался вечер, в воздухе разливался перезвон колоколов. Мария Карлотта вдруг остро ощутила свое одиночество. Ей вдруг почудилось, что она идет по самому краю бездны, и невидимая далекая пустота манит ее к себе. Словно отшатнувшись от страшного видения, она резко свернула за угол и по мощеной дорожке, пересекающей скверик, вошла в вестибюль палаццо Маццон, освещенный последними лучами заходящего солнца. Обессиленная, с бьющимся сердцем, она опустилась на старинную скамью, резная спинка которой еще хранила явственные следы герба своего первого хозяина. Дедушкин Римлянин, сверкая под лучом заходящего солнца, стоял в центре вестибюля как немой свидетель крушения издательства Ровести, которое перешло теперь в другие, более ловкие руки и снова начало возрождаться.
Вдруг Мария Карлотта почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она огляделась и заметила в глубине вестибюля рядом с мраморной лестницей мужчину и женщину. Молодая светловолосая элегантная женщина скорее всего была богатой американкой. Пожилой мужчина, одетый с изысканной небрежностью, наверняка сопровождал ее в качестве консультанта-архитектора.
Последняя жемчужина из наследства Джованни Ровести меняла хозяина: Соня, продав самую ценную обстановку и большую часть своих драгоценностей, теперь продавала палаццо Маццон, которое давно уже было заложено. Деньги от предыдущих продаж уплывали в казино, где Соня проводила ночи в надежде поправить свои материальные дела и откуда каждый раз возвращалась в проигрыше.
Незнакомец подошел к Марии Карлотте.
— Вы, полагаю, синьорина Ровести, — сладким голосом сказал он и посмотрел на девушку холодным взглядом. — Позвольте представить вам миссис Тэдди Райнхольд, которая имеет самые серьезные намерения относительно покупки дворца…
Не дослушав до конца фразу, Мария Карлотта повернулась к «архитектору» спиной и направилась к лестнице. Развал дома Ровести не тронул ее, но новость о продаже дворца расстроила чрезвычайно. В коридоре верхнего этажа она столкнулась с Силией.
— Где мама? — спросила она.
— У парикмахера, — со вздохом ответила женщина.