Однако за время, проведенное в отрыве от дома и от Дениса, я постепенно привела в порядок мысли. И решила вести себя по-другому. Быть отзывчивой, уравновешенной и, наконец, взрослой. Правда, в том только случае, если он позвонит мне сам.
Всю дорогу из Риги мы обсуждали с Анной и двумя соседями по купе новости театра, кино и наших любимых артистов. В частности, сошлись на общем восхищении творчеством Владимира Высоцкого, который совсем недавно создал сразу два абсолютно разных экранных образа – Дона Гуана у режиссера Михаила Швейцера и Глеба Жеглова у Станислава Говорухина. Я была очарована воплощенным им типом мужественного борца с бандитами, в то время как Аня страстно доказывала, что такая роль упрощает Высоцкого, приземляет, ограничивает, что ему нужно играть классические и утонченные роли, такие как Гамлет, арап Петра Великого или как тот же Дон Гуан.
На Рижском вокзале Аню встречали родители. Меня не встречал никто.
– А где мои?.. – спросила я, озираясь.
– Сашенька, – сказал Анин папа, – родители не смогли приехать и попросили, чтоб мы тебя проводили до дома.
– Что случилось? – Я похолодела от ужаса. – Что с ними??
– Они поехали на похороны, – пряча глаза, ответила Анина мама. – Дело в том, что сегодня ночью умер Высоцкий.
Я даже сразу не поняла, о чем речь. Ему же всего сорок два года, он в самом расцвете актерской карьеры, только вчера мы говорили о его киноролях!
Всего полгода назад папа заново познакомил меня с Владимиром Семеновичем, и, в отличие от предыдущей встречи, когда я выглядела беспутным подростком, на сей раз тот долго не отпускал мою руку, а как-то многозначительно покачивал ее, с проникновенной улыбкой глядя в глаза.
А еще раньше подарил свою гениальную пластинку «Алиса в стране чудес», которую мы с сестрой выучили наизусть, можно сказать, затерев до дыр. Он даже написал нам с сестрой на развороте обложки пожелание: «…чтоб были красивыми и счастливыми».
Что же теперь и как же это? Я захотела тут же поехать в театр, где проходила панихида, но это оказалось совершенно невозможным. Родители, позвонив оттуда, сказали, что не сумеют меня протащить через толпу людей и милицейские кордоны, плотно окружающие театр. Мне стало еще горше.
Бабушка налила в глубокую тарелку мой любимый куриный бульончик с клецками, который согласно семейной традиции готовился в двух случаях: когда кто-то из нас болел или в связи с возвращением из дальних поездок. Этот вкус являлся отличительной приметой самого уютного на свете дома, дома моего Детства. Но сегодня есть было трудно. Комок стоял в горле. Казалось, я потеряла родного и близкого человека.
– Алечка, тебя к телефону, – позвала бабушка.
– Аллё, – бесцветно сказала я в трубку.
– Привет, с возвращением, – сразу и не поняла, кто это, хотя прежде, при первых звуковых колебаниях этого голоса, вся превращалась в вибрацию.
– Привет, – ответствовала так же невыразительно. – Откуда ты узнал про возвращение?
– Я уже звонил. Ты не рада мне?
– Рада, – вяло ответила, сама себе дивясь.
– Тогда почему у тебя такой невыразительный голос?
– Устала с дороги, – почему-то соврала я.
– А, понятно. – Небольшая пауза. – Какие планы?
– Не знаю… Наверное, никаких.
– Тогда вот что. Приезжай ко мне! Отдохнем вместе.
– Что? К тебе? Как это? – Я даже встрепенулась от неожиданности.
– Возьми такси и приезжай. Это не сложно. Я тебя встречу.
– Нет-нет, я не могу, – засопротивлялась было, но тут же, чтоб не казаться неучтивой, сказала: – Лучше ты.
– Знаешь, я всегда сам приезжаю к твоему дому, но сегодня устал – уработался. Давай ты ко мне приедешь, – и добавил едко: – Слабо?
Разговор принимал неестественный поворот. Я не узнавала Дениса. Ему была не свойственна напористость, тем более наглость. Да и чрезмерной инициативности прежде я за ним не замечала. Порой мне этого даже не хватало. И вдруг – настойчивое приглашение в гости и вызывающий тон… просто непостижимо! Я не знала, как реагировать.
Объяснить, что нас воспитывали слишком взыскательно? Что одной ездить в гости к молодым людям считается верхом неприличия? А его предложение таит в себе двусмысленность? И возможно, опасность? Хотя, честно говоря, мелькнула шальная мысль отбросить все предрассудки и рвануть к нему, забыв про приличия и здравый смысл! Не о таком ли тайно грезила, глядясь в бесстрастное Балтийское море?
Но что-то в его тоне меня все же насторожило.
– Так что же, – нетерпеливо произнес Денис, – может быть, ты просто не хочешь меня видеть?
– Хочу, – смущенно ответила я, сделав паузу.
– Тогда записывай адрес.
– Прости, но сегодня я не смогу.
– Знаешь, – резким тоном сказал Денис, – мне кажется, что тебе совсем неинтересны наши встречи.
– С чего ты это взял? – пролепетала я.
– Так, – усмехнулся он, – навеяло…
– Да нет же, я очень рада тебе, но сегодня, понимаешь, не могу никого видеть.
– А что особенного случилось сегодня?
– Как, ты что, не в курсе? Сегодня умер Высоцкий! – Мой голос задрожал.
– Ну, допустим, и что с того?
– Как это – что?
Разве у нормального человека сообщение о смерти может вызвать индифферентную реакцию? А в особенности о смерти ТАКОГО поэта, артиста…
– Подумаешь, – усмехнулся Денис прямо в трубку, – ну еще одним алкоголиком на этом свете стало меньше, – снова отвратительно хмыкнул.
– Не понимаю, как можно рассуждать столь цинично? Да ты знаешь, сколько народу пришло проститься с ним к театру? Я ужасно переживаю, что не смогла туда попасть! Люди стоят с раннего утра, от самого Кремля до Таганской площади, в огромной очереди, чтобы только отдать последний ему поклон.
– Кто стоит, ну кто стоит? Такие же, как он, алкаши и стоят! Уверяю тебя, ни один нормальный человек не попрется «отдавать последний поклон», – передразнил меня гнусаво, – какому-то пьянице. По крайней мере, среди моих друзей таких нет.
– Денис! – потрясенно сказала я. – Ты, правда, так думаешь?
Я еще надеялась, что это какая-то ошибка, глупая шутка, недоразумение.
– А что такое, лапа моя? Я тебя обидел? Задел за живое? Он что, твой сват, брат, и ты переживаешь так, что не можешь с места сдвинуться?
– Денис… это ужасно.
У меня всё сжалось в груди.
– Обиделась, надулась. А ты не надувайся, не надувайся! – и совсем уже с отвратительным смешком добавил: – А то… губки лопнут!
– Что??
– Ни-че-го, – отчеканил Денис. – С тобой мне всё ясно, – и повесил трубку, даже не попрощавшись.
Я упала ничком на кровать и дала волю слезам, которые с утра стояли близко-близко, но лишь теперь вырвались наружу. Я плакала долго, исступленно, мысленно просила прощения у Владимира Семеновича за то, что не прервала сразу же этот ужасающий разговор, не швырнула трубку, не сказала со всей отчетливостью вслух то, что должна была сказать. За то, что позволила так гадко разговаривать с собой этому жалкому, да-да, этому… недоразвитому типу. Кого я любила? По кому страдала?