— Ваши пальцы никогда не касались холодного железа. Ваши руки никогда не пачкала теплая кровь врага. Вы правили, оставаясь чистыми. Вы правили, посылая на смерть рабов. Вы были выше этого… Но это пришло к вам, — голос князя был скучным. — Это всегда было рядом, просто вы были выше.
— Если бы можно было проклясть Тьму, я бы это сделал, — глухо прорычал Майранк.
— Если бы ты умел хоть что-нибудь делать хорошо, на площади Глашатаев сейчас пытали бы гарок, — почти мягко ответил владыка Нави.
— А что ты уготовил нам? — сорвалась Майла. — Что-нибудь особенное? Хочешь приберечь нашу кровь на День Владыки? Чтобы все видели, что бывает с теми, кто находит в себе силы…
— Ты же знаешь, что в День Владыки не бывает казней, — напомнил князь. — Это праздник преклонения перед Тьмой.
— Перед тобой!
— Несмотря на мой титул, я всего лишь наместник Тьмы в этой Вселенной.
Майранк с тоской посмотрел на свою женщину:
— С нами поступят куда хуже, любимая. Нас…
Но повелитель Нави легким взмахом руки оборвал осара. Князь собирался ответить Майле сам. Он тоже вкушал плоды своего труда.
— Война — это не только грязь и труд, прекрасная осара. Война — это победа. Достичь ее тяжело, но воспользоваться ею правильно тяжело вдвойне. — Майла, забыв о гибнущих на площади братьях, не отрываясь, смотрела на владыку Тьмы. — Я долго думал о семье Ось. Я смотрел на крысоловов, которых приводили мне гарки, и не видел в их глазах ненависти. Я смотрел на крысоловов и не видел в их глазах жестокости. Я не видел в их глазах ничего… Даже разума. Лишь следы его. Лишь надежду, что когда-нибудь он будет. Они почти неспособны говорить. Они почти неспособны думать. Я смотрел на рабов. Куда больших рабов, чем те, что склоняют предо мной голову в День Владыки. Я смотрел на крысоловов и не мог ответить на вопрос: почему я должен их истребить? И никто из советников не смог ответить мне на этот вопрос. Хотя все они призывали уничтожить ваш род.
— Клянусь всей злобой Спящего, ты не поступишь так с нами… — Майла поняла. Поняла и ужаснулась. — Нет!
— Я хочу увидеть разум в их глазах. Хочу узнать, что могут они дать миру. Вряд ли их предназначение заключалось в том, чтобы создать вас, осаров. Возможно, ты обидишься, но я не считаю ваше появление столь уж значительным событием, чтобы в нем была заключена суть существования целой семьи. Я хочу узнать подлинное лицо семьи Ось. Тьма будет ждать… — Князь помолчал. — Тьме интересно.
Возможно, он улыбнулся.
— Убей нас! Убей!
— К сожалению, ваша связь с осами еще слишком тесна, — и снова ужасающая мягкость в голосе. Владыка Нави не издевался, а устало объяснял свои мотивы. — Кому-то придется остаться.
Следующим жестом он заставил замолчать и Майлу. И повернулся к отражению площади, внимательно наблюдая за действиями опытных палачей, заливающих старые камни кровью поверженных богов.
* * *
— Я ничего не помнила! Я совершенно ничего не помнила! Я шла по зову сердца!
Он не ждал от Майлы этих слов, не ждал оправданий. Он просто гладил ее плечи, целовал ее волосы, наслаждался ее чарующим обликом, стараясь снова запомнить каждую, давно известную и любимую черточку. Запомнить и унести с собой в дурман приближающегося сна.
— Проклятые навы лишили меня памяти!
Майла заплакала. Майранк поймал на палец соленую каплю, поднес к губам, слизнул. Горький вкус ее слезы показался ему сладким, любимым.
— Я не хочу быть игрушкой в их руках! — Майла ткнулась лицом в грудь мужчины. На мгновение замерла. Отпрянула, посмотрела в его глаза. — Я не хочу быть послушной воле князя. Если бы я знала… я бы не стала сопротивляться тем, кто хотел убить меня!
Майранку было больно слышать эти слова. Первая осара желала смерти. Первая осара молила о смерти. Но в запечатанном зале не было никого, кто мог бы помочь Майле. Осара не может лишить себя жизни. Осар не причинит вреда осаре. И даже безжалостный Слепой Волк скорее умрет, чем оцарапает священную кожу осары.
— Навы хитры…
Он едва выдохнув эти слова. Эхом отозвался на щемящую боль в глазах Майлы. Нежно провел ладонью по ее щеке.
— Ты принесла им счастье…
— Я ненавижу себя за это.
— Ты снова дала им жизнь.
— Их жизнь не стоит твоих страданий.
— А чего стоит их жизнь? — Майранк приподнялся, выпрямил спину — единственное доступное ему действие, — нежно прижал к себе Майлу. — Я часто думаю об этом в своих снах. Тысячи лет мы воспитывали себе слуг, рабов. Тысячи лет мы привязывали их к себе, заставляя безропотно служить…
— Не говори так, — жалобно попросила осара.
— Тысячи лет… А теперь мы служим им. Тьма умеет шутить…
— Не говори так!
Он заглянул в ее глаза.
— Я люблю тебя, Майла. Очень сильно люблю. Прости меня. Прости, что не смог одолеть Тьму… Прости, что не смог уберечь тебя от этого унижения…
— Майранк!
Первый осар вновь откинулся на спинку ложа, слабо улыбнулся. Закрыл глаза.
— Майранк! — Первая осара поцеловала своего мужчину в лоб, уронила несколько слез на холодеющую грудь. — Я люблю тебя, Майранк, люблю.
В запечатанном зале становилось холодно. Ледяной Мрак, отступивший под напором искренней страсти Майлы, возвращался в свои владения. Дыхание Майранка было едва различимым. Слепой Волк вновь превратился в неясную тень на каменном полу. Последний из бесчисленных стай черных тварей, сумевший когда-то пробраться в тюрьму и, благодаря тесной связи с хозяином, оставшийся незамеченным навами. Для холодного Мрака они были единым целым: первый осар и его Волк.
Безжизненный огонь факелов отразился в помертвевших глазах Майлы:
— Майранк, Майранк… Душа моя, счастье мое, боль моя…
Первая осара поправила белую ткань на белой коже любимого, присела, потрепала по загривку спящего Волка и не спеша подошла к открывшимся дверям.
— Ваш плащ, Майла.
Тонкая ткань легла на безупречные плечи, прикрыла наготу, отгородила от холода Тьмы. Осы покинули Логово, и пришел ЭТОТ. Теперь она вспомнила его имя.
— Я тебя ненавижу, Сантьяга.
— Да, Майла. — Комиссар Темного Двора склонился в вежливом поклоне. — Прошу вас.
В сумрачном коридоре завертелся вихрь портала.
* * *
— Там! — Чуя прижался ухом к животу своей женщины! — Там! Я слышу!
— Рано, — односложно ответила Схана.
— Слышу! — упрямо отрезал Чуя. — Осаннмма дает слышать. Сын!
— Дочь, — улыбнулась Схана. — Пусть ее зовут Майсата — Озаренная Майлой.
— Дочь, — протянул охотник. — Сын.
Он еще сильнее прижался к женщине. За дверью тихо шуршали крысы. Чуя был счастлив.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});