— Да потому, что ты пьян! Ты подонок, такой же, как они, даже хуже…
— Ничего!Того мер-рзавца с браслетом я оч-чень хорошо запомнил… Не держите меня! Я сам пойду!…
— Ничего ты, братец,не запомнил.Очки с тебя сбили моментально, а без очков ты не человек, а слепая кишка… Не брыкайся, а то в фонтан!
— Я тебя предупреждаю, еще одна такая выходка, и мы тебя выгоним. Пьяный культуртрегер — какая гадость!
— Да не читай ты ему морали, дай человеку проспаться…
— Р-ребята! Вот он, м-мерзавец!…
Улица была пуста,и мерзавцем,очевидно,был я.Я уже мог сгибать и разгибать левую руку,но мне было еще очень больно,и я остановился,чтобы пропустить их. Их было трое. Это были молодые парни в одинаковых каскетках, сдвинутых на глаза. Один,плотный и приземистый,явно веселясь,очень крепко держал под руку другого, мордастого, с разболтанными движениями и неожиданными порывами. Третий,худой и длинный,с узким темным лицом,шел поодаль, держа руки за спиной.Поравнявшись со мной,разболтанный верзила решительно затормозил. Приземистый парень попытался сдвинуть его с места, но тщетно. Длинный прошел несколько шагов и тоже остановился, нетерпеливо глядя через плечо.
— Попался, с-скотина!- заорал пьяный, порываясь схватить меня за грудь свободной рукой.
Я отступил к забору и сказал, обращаясь к приземистому:
— Я вас не трогал.
— Перестань безобразничать! — резко сказал длинный издали.
— Я тебя а-атлично запомнил!- орал пьяный.- От меня не уйдешь! Я с тобой посчитаюсь!
Он рывками надвигался на меня, волоча за собой приземистого, который вцепился в него, как полицейский бульдог.
— Да это не тот!- уговаривал приземистый, которому было очень весело.- Тот же на дрожку пошел, а этот трезвый…
— М-меня не обманешь…
— Предупреждаю в последний раз, мы тебя выгоним!
— Испугался, мер-рзавец! Браслет снял!
— Ты же его не видишь! Ты же без очков, балда!…
— Я все а-атлично вижу!… А если даже и не тот…
— Прекрати, наконец!…
Длинный все-таки подошел и вцепился в пьяного с другой стороны.
— Да проходите вы!- сказал он мне раздраженно.- Что вы, в самом деле, тут остановились? Пьяного не видели?
— Не-ет, от меня не уйдешь!
Я пошел своей дорогой. До дома было уже недалеко. Компания шумно тащилась следом.
— Если угодно, я его насквозь в-вижу! Царь пр-рироды… Напился до рвоты, н-набил кому-нибудь мор-рду, сам получил как следует, и н-ничего ему больше не надо… Пу-пустите, я ему навешаю по чавке…
— До чего ты докатился, ведем тебя, как гангстера…
— А ты меня не в-веди!…Я их ненавижу!… Дрожки… Водки… Бабы… Студень безмозглый…
— Да, конечно, успокойся… Только не падай.
— Довольно ур-п… Упреков!… Вы мне надоели вашим фарисейством… Пу-ри-тант… танством… Нужно рвать! Стрелять! Всех стереть с лица земли!
— Ох, и нализался!А я было решил, что он совсем протрезвел…
— Я тр-резв! Я все помню. Двадцать восьмого… Что, не так?
— Заткнись, балда!
— Ч-ш-ш-ш-ш! Вер-рна! Враг начеку… Ребята, тут был где-то шпик… Я же с ним разговаривал… Браслет, сволочь, с-снял… Но я этого стукача еще до двадцать восьмого…
— Да замолчи ты!
— Ч-ш-ш-ш-ш! Все! И ни слова больше… И не беспокойтесь, минометы за мной…
— Я его сейчас убью, этого подонка.
— Па вр-врагам ци… цивилизации… Полторы тысячи литров слезогонки- лично… Шесть секторов… Э-эк!
Я был уже у ворот своего дома. Когда я оглянулся, пьяный лежал лицом вниз, приземистый сидел над ним на корточках, а длинный стоял поодаль и потирал левой рукой ребро ладони правой.
— Ну зачем ты это сделал?- сказал приземистый. — Ты же его искалечил.
— Хватит болтовни,- сказал длинный яростно.- Никак не отучимся болтать. Никак не отучимся пить водку. Хватит.
Будем как дети,доктор Опир,подумал я,по возможности бесшумно проскальзывая во двор. Я придержал створки ворот, чтобы они не щелкнули, закрываясь.
— А где этот? — спросил длинный, понижая голос.
— Кто?
— Этот тип, который шел впереди…
— Свернул куда-то…
— Куда, ты не заметил?
— Слушай, мне было не до него.
— Жаль… Ну ладно, бери его и пошли.
Отступив в тень яблонь, я смотрел, как они проволокли пьяного мимо ворот. Пьяный страшно хрипел.
В доме было тихо.Я прошел к себе, разделся и принял горячий душ. Гавайка и шорты попахивали слезогонкой и были покрыты жирными пятнами светящейся жидкости. Я бросил их в утилизатор. Затем я осмотрелся перед зеркалом и еще раз подивился,как легко отделался: желвак за ухом, порядочный синяк на левом плече и несколько ссадин на ребрах.Да ободранные кулаки.
На ночном столике я обнаружил извещение, в котором мне почтительно предлагалось внести деньги за квартиру за первые тридцать суток.Сумма оказалась изрядной,но вполне терпимой. Я отсчитал несколько кредиток и сунул их в предусмотрительно оставленный конверт, а затем лег на кровать, закинув здоровую руку за голову.Простыни были прохладные, хрустящие, в открытое окно вливался солоноватый морской воздух. Над ухом уютно сопел фонор. Я собирался немного подумать перед сном, но был слишком измотан и быстро задремал.
Что-то разбудило меня,и я открыл глаза и насторожился,прислушиваясь.Где-то недалеко не то плакали,не то пели тонким детским голосом. Я осторожно поднялся и высунулся из окна. Тонкий прерывающийся голос бормотал: «…В гробах мало побыв, выходят и живут, как живые среди живых…» Послышалось всхлипывание.Издалека,словно комариный звон, доносилось: «Дрож-ка! Дрож-ка!» Жалобный голос произнес:«…Кровь с землей замешав,не поест…»Я подумал,что это пьяная Вузи плачет и причитает в своей комнате наверху, и позвал вполголоса: «Вузи!» Никто не отозвался. Тонкий голос выкрикнул: «Уйди от волос моих, уйди от мяса моего, уйди от костей моих!»- и я понял, кто это. Я перелез через подоконник,спрыгнул в траву и вошел в сад, прислушиваясь к всхлипываниям. Между деревьями показался свет, и скоро я наткнулся на гараж. Ворота были полуоткрыты,я заглянул внутрь.Там стоял огромный блестящий «оппель». На монтажном столике горели две свечи.Пахло ароматическим бензином и горячим воском.
Под свечами на шведской скамейке сидел Лэн в белой до пяток рубашке и босиком, с толстой потрепанной книгой на коленях. Широко раскрытыми глазами он смотрел на меня,и лицо его было совсем белое и окаменевшее от ужаса.
— Ты что здесь делаешь?- громко спросил я и вошел.
Он молча смотрел на меня, затем начал дрожать. Я услышал, как стучат его зубы.
— Лэн, дружище,- сказал я. — Да ты, видно, не узнал меня. Это же я, Иван.
Он выронил книгу и спрятал руки под мышками. Как и сегодня утром, лицо его покрылось испариной. Я сел рядом с ним и обнял его за плечи. Он обессиленно привалился ко мне.Его всего трясло. Я посмотрел на книгу. Некий доктор Нэф осчастливил человечество «Введением в учение о некротических явлениях». Я пинком отбросил книгу под столик.
— Чья это машина? — спросил я громко.
— Ма… мамина…
— Отличный «форд».
— Это не «форд». Это «оппель».
— А ведь верно, «оппель»… Миль двести, наверное?
— Да…
— А где ты свечки достал?
— Купил.
— Да ну? Вот не знал, что в наше время продаются свечи. А у вас тут что, лампочка перегорела? Я,понимаешь,вышел в сад яблочко сорвать, гляжу, свет в гараже…
Он тесно придвинулся ко мне и сказал шепотом:
— Вы… Вы еще немножко не уходите.
— Ладно. А может, погасим свет и пойдем ко мне?
— Нет, туда нельзя.
— Куда нельзя?
— К вам… В дом нельзя. — Он говорил с огромной убежденностью. — Еще долго нельзя. Пока не заснут.
— Кто?
— Они.
— Кто- они?
— Они. Слышите?
Я прислушался. Слышно было только, как шуршат ветки под ветром, да где-то далеко-далеко орут: «дрож-ка! Дрожка!».
— Ничего особенного не слышу, — сказал я.
— Это потому,что вы не знаете.Вы здесь новичок, а новичков они не трогают.
— А кто же все-таки- они?
— Все они. Видели вы этого хмыря с пуговицами?