Читать интересную книгу Тихий омут - Найджел Маккрери

— И ничего нельзя сделать?

— Ничего. Это не смертельно и не может помешать мне в работе. Врач советует иглоукалывание, это значит, что он в отчаянии, а в невропатологическом отделении местной больницы больше заинтересованы в изучении моего мозга, чем в поисках способа лечения. Поэтому я просто продолжаю жить. По большей части это ничего не меняет. Я по-прежнему в состоянии работать. Просто… каждый раз я как бы попадаю в засаду.

— В засаду, которую устраивает вкусовое ощущение?

Он взглянул на нее:

— Доводилось кусать яблоко, которое оказалось гнилым внутри? Или откусывать шоколад и обнаруживать, что он, скорее, имеет привкус кофе, а не клубники? Иногда привкусы способны неожиданно удивлять. А порой поражать. Потому-то я был вынужден взять отпуск… Сидеть дома. Дома тоже дела шли неважно, и моя синестезия обострилась. Мне было невыносимо находиться в кабинете, слушать болтовню, подтрунивание других. С меня было довольно. Главный суперинтендант подписал мне отпуск на несколько недель. Несколько недель превратились в полгода. С тех пор я выполняю отдельные поручения главного суперинтенданта — пишу отчеты и провожу исследования на тему, как сделать полицейскую работу эффективнее, — а это первый раз за долгое время, когда я на оперативной работе.

— А как семья, сэр? Вы сказали, дома тоже было неважно.

— Все стало хуже. Синестезия дошла до такого состояния, что я даже не мог выносить шума играющих в саду детей. От их голосов меня начинало тошнить. Это было… трудно.

Мягко сказано. Это едва не довело его до самоубийства. И развело их с женой в разные стороны.

Эмма пожала плечами:

— Что ж, спасибо за откровенность. Я никому не скажу. — Она провела пальцем по крыше машины, потерла пальцы и поморщилась: — Чертов сок. Не испачкайте пиджак — сухая чистка не выведет этой гадости. Будем говорить с пожилой четой через дорогу? В смысле, если вы в порядке?

— Я в норме. — Он выпрямился. — Спасибо.

— Не за что. — Она замялась. — А я имею какой-нибудь вкус? — Она вдруг покраснела. — В смысле…

— Я понял, что вы имеете в виду. Лимон, почти всю дорогу. Лимон и грейпфрут, если вы в хорошем настроении; лимон и лайм — если нет.

У нее на лице появилось что-то похожее на удовольствие.

— Могло быть хуже, — сказала она. — Знаете, как говорят: «Если девочки сделаны из сахара, пряностей и разных сладких соусов, то почему женщины имеют вкус…»

— Анчоусов. Да, я знаю.

Они прошли к дому номер 67. Лужайка была подстрижена коротко, будто ее стригли маникюрными ножницами. В переднем саду не было видно игрушек, вместо них на самом видном месте стояла чугунная купальня для птиц. Когда они подходили, дернулись занавески.

— Главный детектив-инспектор Лэпсли, — представился он открывшему дверь высокому седому мужчине. — А это детектив-сержант Брэдбери.

Мужчина кивнул. На нем были отутюженные узкие брюки и голубая рубашка. Кожа вокруг шеи висела складками.

— Вы по вопросу поддержания порядка в округе? Давно же вас не было.

— Нет, сэр. Мы наводим справки о Вайолет Чэмберс. Вы ее знали?

— Вайолет? — На его лице застыло удивление. — Да, конечно. Она жила напротив. — Мужчина оглянулся: — Джин, поставь чайник, пожалуйста. У нас гости. — Он снова повернулся к Лэпсли: — Хотите чаю? Или кофе? Я понимаю, вы на службе, поэтому не предлагаю шерри. Зовут меня Хэллоран. Дэвид Хэллоран.

— С удовольствием выпьем чаю. — Лэпсли прошел за Хэллораном в прихожую, подумав, пьет ли еще шерри кто-нибудь моложе семидесяти лет. Эмма проследовала за ними.

Миссис Хэллоран стояла в гостиной, тянущейся через весь дом — от эркера на фасаде до оранжереи в задней части дома. Набор книжных стеллажей, выступающих до середины комнаты, делил ее на две примерно равные части. Диван и два кресла, расставленные в форме буквы «L», были обращены к довольно старому телевизору. Стены были украшены полковыми регалиями и фотографиями людей в форме.

— Я не ослышалась, вы из полиции? — спросила она.

— Спрашивают о Вайолет, — отозвался муж. — Вайолет Чэмберс.

— Бедная Вайолет, — загадочно бросила она и скрылась на кухне.

Мистер Хэллоран жестом пригласил их сесть на диван. Сам же разместился в одном из кресел.

— Времена службы, — проговорил он, указав на фотографии. — От Кореи до Северной Ирландии. А теперь провожу время в беспокойстве из-за маленьких ублюдков, которые играют в прятки у меня на территории. Странная вещь старуха жизнь.

— О Вайолет Чэмберс?.. — напомнил Лэпсли.

— Она была здесь, когда мы приехали, лет двадцать или около того назад. Она и ее муж… Джек. Он умер спустя несколько лет. Инфаркт, так сказали доктора. Все случилось быстро, что бы это ни было. Только что пропалывал сад — и вдруг упал на колени, словно его подстрелили.

— А миссис Чэмберс…

— Она оставалась жить в этом доме. Ипотека была выплачена. Она могла переехать, но у них не было детей. Вайолет, похоже, справлялась. Раз в неделю моталась по магазинам. Мы предлагали помощь, но она держалась на расстоянии. Не любила общаться. Полагаю, считала, что, выйдя замуж за Джека, выбрала себе неровню. В доме у нее мы никогда небыли. Ни разу за двадцать лет. Вот почему это все казалось странным.

Эмма подалась вперед:

— Что казалось странным?

Миссис Хэллоран принесла из кухни поднос и поставила его на маленький столик между креслами.

— Ну, в один прекрасный день она просунула нам в дверь записку, в которой сообщала, что должна уехать. Это было необычно, так как она не удосуживалась прежде уведомлять нас о чем-то таком. Оказалось, заболела ее сестра. А мы даже не знали, что у нее есть сестра. Она сообщала, что едет ухаживать за ней. Больше мы ее не видели… Правда, нельзя сказать, что мы часто видели ее, когда она жила здесь. Но потом мы узнали, что кто-то въехал в ее дом. — Она подняла голову, наливая чай, и ее глаза встретились с глазами Лэпсли. — Мы предположили, что она умерла.

— Так и есть, — подтвердил Лэпсли.

— А что с ее сестрой?

— Этого я не знаю. — Лэпсли посмотрел на Эмму, надеясь, что она возьмет на себя беседу.

— Несколько вопросов относительно имущества. — Эмма плавно вступила в разговор. — Мы ведем рутинный опрос. Вы сказали, она держалась замкнуто и вы редко с ней виделись. Вы не замечали, к ней кто-нибудь приезжал?

Миссис Хэллоран передала Лэпсли чашку чая.

— Точно не могу сказать.

— Кто-то был, — неожиданно заявил мистер Хэллоран.

Его жена во все глаза смотрела на него.

— Да?

— Какая-то женщина. Видел ее пару раз, когда та выходила из дома. Решил, помогает по дому или что-то в этом роде, хотя мне тогда подумалось, она старовата для помощницы.

Миссис Хэллоран нахмурилась, передавая чашку Эмме. Эмма смотрела на нее так, словно в жизни не видела подобного. Видимо, ее смутило, что чашка была из тончайшего фарфора.

— Теперь, когда ты упомянул о ней, думаю, и я могла ее разочек видеть. Она что-то выносила из дома. Я подумала, она из агентства по социальному обеспечению.

— Вы знали, как ее зовут? — спросил Лэпсли.

— Что нет, то нет. Мы ни разу с ней не заговаривали.

Лэпсли быстро допил чай.

— Спасибо за помощь. Если вспомните что-нибудь еще… — Он сделал движение, чтобы встать, но что-то в глазах мистера Хэллорана удержало его на месте.

— Разве мы не получали рождественскую открытку? — спросил тот жену.

— Верно. — Та всплеснула руками. — Думаю, она все еще у меня. Подождите минутку, я ее найду.

— Она ничего не выкидывает, — заговорщицки подмигнул мистер Хэллоран. — У нас хранятся поздравления с Рождеством и днями рождений еще с тех пор, как мы поженились.

— А открытка… ее прислали в это Рождество? — спросила Эмма.

— Да.

Эмма посмотрела на Лэпсли. Он понял, о чем она думает. Вайолет Чэмберс погибла примерно девять месяцев назад. Когда люди весело распевали рождественские песенки и обменивались подарками, смотрели по телевизору речь королевы или переваривали во сне индейку, тело Вайолет Чэмберс неспешно разлагалось, возвращая природе то, из чего она была сделана.

Так кто послал открытку?

Покопавшись немного в картонной коробке, миссис Хэллоран с торжествующим видом вернулась, держа в руках не только рождественскую, но и почтовую открытку.

— Я и забыла об этом, — сказала она, помахав ими перед носом у мужа. — Она пришла через неделю или около того после ее отъезда.

Лэпсли сначала посмотрел на рождественскую открытку. Массовое благотворительное производство, картинка на лицевой стороне изображает до смешного штампованное веселье.

«Некоторые, — подумал он, — годами изучают в колледже искусство графики в надежде работать в рекламе или в области дизайна журналов, а кончают тем, что штампуют бесконечные картинки с малиновками, снеговиками и засыпанными снегом ветками. Видимо, в июле, чтобы открытки были готовы к сезону. Что случается с этими людьми? Они в конце концов умирают от разбитого сердца, когда рушатся их мечты о профессиональной карьере, или совершают самоубийство, приходя в отчаяние от конвейерного веселья, которое вынуждены производить? Надо спросить у доктора Катералл, много ли каждую осень у нее в морге бывает умерших графиков».