— Даже так? — удивилась Елена.
— Представь себе, — ответил Оболенский. — Мои чувства к ней нарастали, как снежный ком и я делал все возможное, чтобы ей понравиться.
— И у вас, как вижу, это хорошо получилось, — заметила Елена.
— Я старался, — ответил Стас с улыбкой.
— Очень хорошо старался, — вступила в разговор Анна. — Через месяц я была по уши влюблена в этого грозного господина Оболенского. Если мы случайно соприкасались руками меня, как током пронзало.
— Да я сам уже был на пределе. Однажды, я предложил Анне выпить кофе в моей комнате отдыха, в которую можно пройти прямо из кабинета. Вначале Анюта села не совсем удачно, напротив кондиционера. Когда она стала переходить на другое место, то слегка запнулась за мои длинные ноги, и я поддержал ее чуть пониже талии. Аня проходила спиной ко мне, и я почувствовал, что она буквально замерла от моего прикосновения. А потом… потом я сказал ей, что едва сдержался, чтобы не усадить ее к себе на колени.
— И что она вам ответила? — спросила Елена.
— Ответила, что я совершенно напрасно сдержался. Вот так. Мы поняли друг друга, и больше ничего не надо было добавлять. Мне кажется, что мы стали понимать друг друга задолго до того, как у нас сложились близкие, интимные отношения.
А затем, случилось совсем невероятное — я встал и пошел закрывать двери. Поверь, Лена, я никогда в жизни ничего подобного себе не позволял. Закрыться в разгар рабочего дня в комнате отдыха с женщиной! Да я своих женщин в офис-то никогда не приводил! Я, честно говоря, сам не знал, что собираюсь делать, но подошел и защелкнул дверь.
— И что потом? — с хитрой улыбкой поинтересовалась Лена.
— А ничего. Спас меня Шура, который по мобильнику сообщил мне об аварии на одном из наших загородных объектов. Мне надо было выезжать на место происшествия. Пообещав Анне вечером позвонить, я уехал. Но вернулся домой только ночью, голодный и злой от того, что нам так и не удалось встретиться. К вечеру разразилась страшная гроза, и связаться с Аней по мобильнику я не смог.
— Станислав, а вот скажите мне, вы делали для Анны расчеты и диагностику, чтобы удивить ее своими способностями? Или вы сами хотели узнать о ней побольше?
— Наверное, и то, и другое. Но, прежде всего, я сам хотел
понять, почему эта женщина меня так волнует, почему я физически
ощущаю прилив тепла, при ее появлении.
В это время оператор махнул рукой, чтобы Елена остановилась. Что-то случилось с камерой. Мужчины общими усилиями пытались разобраться в причине поломки. Это была японская телекамера, очень дорогая и опломбированная. Срок гарантии еще не закончился. Олег сказал, что отремонтировать ее можно только в Москве.
Елена очень расстроилась. От обиды на глазах у нее выступили слезы.
— Леночка, милая, ну что это за слезки на колесках? — пытался успокоить ее Стас. — Пусть Олег летит в Москву. Завтра воскресенье, а понедельник у нас праздничный, выходной день. Ты останешься, побудешь с нами. Мы с Анютой удочеряем тебя. Согласна стать нашей приемной дочерью? У тебя есть диктофон?
— Есть, конечно.
— Вот и чудненько. Запишешь все наши разговоры на диктофон. Потом прослушаешь, подготовишь вопросы, и я отвечу на них перед камерой. Ты же опытная журналистка, не мне тебя учить.
Сейчас затопим баньку или сауну, как скажешь. Потом посидим за столом, поговорим. Ленок, тебе все равно очень многое придется вырезать, да и не все можно сказать с экрана.
Напарившись в сауне, все сидели на веранде разморенные и умиротворенные, и пили сок из грейпфрутов.
— Станислав, а почему вы сказали, что именно этот сок нужно пить после сауны? — спросила Лена.
— После сауны сок из грейпфрутов очищает кровь, — ответил Оболенский.
— Ну, все-то вы знаете, Станислав Георгиевич, — с сарказмом произнесла журналистка.
— Конечно, — в тон ей ответил Оболенский. — А как иначе? За здоровьем надо следить. Правильно питаться, пить чистую воду, очищать организм и давать себе физическую нагрузку. Алкоголь и табак допускается только в мизерных дозах. Мой дед умер в девяносто лет, а я собираюсь жить до ста, причем, абсолютно полноценной жизнью, в том числе и сексуальной.
— Ну, это уж святое дело, — с усмешкой заметила Анна, — без этого уж никак. Ты, Стасюля, наверное, как только уже не сможешь ничего, так и умрешь, не от болезней, а от досады. Это ж самое главное.
— Не главное, но существенное. Для здоровья, кстати. А вы что-то имеете против этого, мадам? — лукаво прищурившись, обратился Оболенский к жене.
— Да боже упаси, Стасинька, нет, конечно. Но я думаю, что если я доживу лет до семидесяти, то это для меня будет уже не существенно.
— Вот это полнейшее заблуждение. Наши пожилые женщины не живут половой жизнью по одной простой причине, т. к. их мужья, если они еще живы, уже давным-давно ничего не могут. На Западе 80-тилетние старушки нанимают для этого молодых мужчин, за деньги, конечно, и все для того же здоровья, чтобы подольше прожить. А наши, еще совсем не старые пенсионерки, сидят на лавочке и обсуждают свои болячки.
— Ой, ну вы настолько своеобразный человек, Станислав, на все у вас свои теории, на все случаи жизни, — улыбнулась Елена.
— Знаете, что я хочу вам сказать. Вот вы говорили, что в последние годы, женщины смотрели на вас только, как на кошелек с деньгами. Я вам не верю. Не может такого быть. Мне 32 года, и я вам признаюсь, что вполне могла бы влюбиться в вас, как в мужчину, как в необычного человека.
— Да, дорогая ты моя, — рассмеялся Стас, целуя Лене руку. — Мне очень приятно это слышать. Но я должен тоже тебе признаться, несмотря на твою молодость, красоту и умную голову, я бы на тебе никогда не женился.
— А почему? — удивилась журналистка.
— Я совершенно не понимаю мужиков, которые берут в жены женщину на 20–30 лет моложе себя. Даже если он вполне полноценен, как мужик. Предположим, что мы с тобой начали бы жить вместе. Ну, в первое время тебе было бы интересно слушать меня. А мне, конечно, было бы очень приятно держать в руках красивую, молоденькую женщину и облизывать ее, как конфетку.
Но мы очень быстро надоели бы друг другу. Тебе надоело бы слушать мои разглагольствования и терпеть мои причуды. А меня, со временем, затошнило бы от конфет. У разных поколений уже менталитет разный. Мы росли и жили в одной стране, но в различное время. Хотя и страна-то теперь совсем другая.
Это извечный конфликт детей и отцов. Ты ведь мне в дочери годишься. И конфликт этот происходит не потому, что дети плохие или отцы поганые. Жизнь меняется очень быстро. У нас просто-напросто разные приоритеты. Мы никогда не сможем понимать друг друга настолько, чтобы жить вместе, как муж и жена. Потому, что главное в семейных отношениях, это все-таки не сексуальная гармония, а, прежде всего, родство душ. Хотя и гармония, конечно, тоже важна.