Итак, заговор достиг своей высшей точки. До бракосочетания оставалось три дня, и теперь все начинали решать часы и минуты. И это повергало меня в огромную тревогу, потому что у меня по-прежнему не было связи с друзьями моего сына.
31
Прошли еще сутки, но ничего не изменилось: А бесследно пропала. Последние дни я буквально не находил себе места Иногда я начинал думать, что они почему-то решили обойтись без меня и поэтому затаились. Но тут я вспомнил, как А ласково называла меня "отец", и сразу отбрасывал эту мысль. Они не могли поступить так бездушно. Кроме того, в моих руках были бесценные сведения, и я уже начинал сомневаться, хватит ли времени, чтобы принять какие-либо контрмеры против заговорщиков, даже если я сумею сообщить эти сведения. Постепенно я пришел к мысли, что с А произошла беда.
Если бы я знал, куда она уезжала, я попытался бы выяснить ее судьбу. Личная охрана Императора пользовалась большими привилегиями, и любые военные и гражданские органы с радостью оказали бы помощь и содействие Начальнику императорской стражи. Но я не знал ничего, а для поисков вслепую уже не было времени.
Конечно, я мог обратиться к Гуну. Но я не верил ему. Скорее я мог предположить, что связным А окажется сам Лин Эст, но Гун... Я достаточно узнал его за месяцы нашей совместной службы и не способен был поверить, что этот человек стал противником Императора.
Бессонными ночами я перебирал в уме десятки различных вариантов, взвешивая все "за" и "против". Я был убежден, что Гун - провокатор, пробравшийся в организацию друзей м >е-го сына. Ему удалось узнать, что организация имеет союзников в охране Императора. Вполне может быть, что Гун виновник исчезновения А - ведь именно его оставили резервным связным на время ее отъезда. Если А не вернется, разыскиваемый им человек из охраны сам обратится к нему...
Этот неутешительный вывод прибавил, наверно, немало пых волос на моей голове. Гун наверняка знал А и многих других. возможно, все они давно схвачены, и теперь он спокойно ждет, пока я не объявлюсь сам.
Избавиться от Гуна было очень легко. Но это не могло изменить ничьего в судьбе моего сына и его друзей. Гун не представлял для меня опасности, пока я сохранял свою тайну.
С другой стороны, могло оказаться, что мои подозрения неосновательны и своим упрямством я сам гублю все дело. Я метался, как дикий зверь, задавая один и тот же вопрос: что делать?
Все эти дни в моем сознании постоянно жила еще одна тревожная мысль. Я отлично помнил эпизод в Голубом зале, когда в ответ на вопрос Императора назвал ему имя Лин Эста. Бездействие Императора было для меня загадкой. Ничего не подозревающий Лин Эст деятельно готовил заговор, а Император никак не противодействовал ему. Расправа с вексиллариями была быстрой и беспощадной. Но Лин Эст до сих пор не расстался с головой, и этого я не мог понять. Оставалось предположить, что у Императора есть свои планы, и в них не входит немедленное устранение Лин Эста. Может быть, Тайная Канцелярия вполне в курсе заговора и ждет лишь удобного момента, чтобы покончить со всеми разом? Но кто ей известен и вхожу ли я в это число, я не знал, а гадать напрасно не имел ни сил, ни желания. Поэтому я старался не думать о планах Императора. Однако тайный червячок страха постоянно грыз меня. Мне вовсе не хотелось расставаться с головой, не завершив того дела, которому я себя посвятил.
А время шло.
До бракосочетания остались одни сутки.
32
Эти сутки прошли как во сне. Я лишь смутно помню, что делал тогда. Десятки больших и маленьких обязанностей, очень хлопотливых, отнимающих уйму времени, заполнили последний день и последнюю ночь. Все посты были удвоены, кроме обычной ритуальной стражи установлены десятки постов тайного наблюдения, проверки шли за проверками, бегали курьеры, стучали телетайпы, рычали патрульные вездеходы, прямо в коридоре пороли стражника, явившегося на пост с оторванной пуговицей, город наряжался и прихорашивался. По улицам вышагивали военные оркестры, пиротехники готовили фейерверки на площадях и в парках, подвалы дворца ломились от дешевых яств для народа, тарахтели повозки бродячих комедиантов, звенели пилы плотников, мастеривших столы для дарового угощения. Начали прибывать представители провинций.
Всю последнюю ночь город был заполнен тайным движением. В темноте мелькали быстрые фигуры, мерцали огни карманных фонарей, что-то лязгало, стучало, звенело. Незадолго до рассвета мимо дворца прогрохотали конные упряжки осадных бомбометов. Бесшумными призраками мелькнули самокатчики. Лишь когда горизонт начал светлеть, город утих. Небо медленно алело, над черным ломаным зигзагом крыш побледнели и угасли звезды. Наконец, из-за горизонта брызнул первый луч солнца, и тотчас по ушам ударил артиллерийский залп, и в стонущем грохоте пальбы в вышине лопнули ракеты, распускаясь в гигантские разноцветные букеты. Праздник начался.
Расписание торжеств я знал наизусть. Ровно в девять часов из Западного и Восточного дворцов двинутся навстречу друг другу торжественные кортежи жениха и невесты. Паланкин императора будет установлен на черном слоне, паланкин невесты - на белом. Под торжественные крики народа, в сопровождении многочисленной свиты обе группы будут медленно двигаться по улицам. В половине двенадцатого, через полчаса после очередной казни, кортежи встретятся возле Храма Солнца, на площади Справедливости и вместе проследуют во дворец. Там император ненадолго покинет свою будущую супругу, чтобы вскоре, зарядившись порцией чужой жизни, снова явиться к ней во всем своем великолепии.
Для охраны кортежей я выделил отряд вексиллариев, а сам решил ожидать свадебный поезд на площади. Я все еще надеялся, что встречу кого-нибудь из группы А, и площадь была самым удобным местом для этого.
По городу ходил слух, что будет объявлена амнистия осужденным, и мне хотелось посмотреть, как это будет выглядеть. В то, что Император обойдется без ежедневной казни, я не верил и гадал, как же он поступит. Поэтому я пришел на площадь незадолго до одиннадцати.
Все оказалось очень просто. На эшафоте стояла кучка осужденных, в том числе несколько женщин. Мне показалось, что одна из них напоминает А. Расталкивая людей, я пробился к эшафоту. Нет, ошибка - это была совсем не она. Между тем ритуал шел своим чередом. Одного беднягу поставили на колени, автомат проверещал приговор, и казнь состоялась. Тут же на его место притащили другого, но автомат вдруг заговорил сочным басом о милосердии Императора, и осужденных отпустили на все четыре стороны. Бедняги, не веря своему счастью, пустились наутек, толпа прославляла величие Императора, а тело казненного в закрытой машине уже ехало по обычному пути.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});