Читать интересную книгу Психология, лингвистика и междисциплинарные связи - Коллектив авторов

Таблица 2

Схема процесса порождения речи 17

В свете вновь полученных данных остается актуальным наш комментарий к пониманию речевого мышления Л.С. Выготским, данный в книге 1975 г.

«Итак, по Выготскому, всякая мысль рождается из некоторого конфликта, она решает какую-то задачу, соединяя что-то с чем-то. Условия этой задачи, заданные предшествующей деятельностью субъекта, его аффективно-волевыми установками, всей его личностью, составляют некоторую внутреннюю ситуацию. Нахождение ответа, выход из конфликта есть переосмысление по меньшей мере одного из компонентов ситуации, образование новой связи, вследствие чего мысленно преобразуется вся ситуация в целом и возникает «Образ результата». Поскольку внутренняя ситуация вбирает в себя всю личность, она всегда предельно уникальна и субъективно-конкретна, и поскольку эта конкретность бесконечна, ситуации всегда так или иначе присуща неопределенность. Определенность же всей ситуации сосредотачивается в том «новом», что было найдено в решении ситуативного конфликта. «Новое» выделено на фоне ситуации, непосредственно значимо, а потому именно оно может быть обозначено. Это обозначение становится именем ситуации в целом, т.е. первый предикат к подразумеваемому подлежащему – ситуации – становится представителем всей ситуации. Таким образом, привлеченное для фиксирования мысли языковое значение вбирает в себя ситуацию, становится ситуативным значением, т.е. смыслом. Тем самым значение становится носителем содержания, выходящего далеко за его пределы. Этот новый – теперь уже речевой – конфликт решается в процессе речевого развертывания.

Это развертывание протекает через сопоставление деформированного смысловой нагрузкой значения с объективными языковыми значениями. <…> Деформированное ситуацией значение – смысл – освобождается от ситуативности через нахождение определенных комбинаций значений. Такое комбинирование значений, в свою очередь, видоизменяет, деформирует статичные словарные значения, делая их выразителем живой мысли» (Ахутина, 1975, с.41 – 43).

Какие новые акценты в трактовке идей Л.С. Выготского появились позднее?

И работа мысли, и смысловой синтаксис связаны с перемещением фокуса внимания: в поле внимания (пресуппозируемой, подразумеваемой части информации – топике) выделяется фокус и обозначается внутренним словом (коммент). Это слово становится представителем всего невыраженного поля внимания, в нем находится новый фокус, он оречевляется и первое и второе внутренние слова составляют уже вербально выраженную во внутренней речи «топик-коммент» структуру.

Каждое новое слово является определением (предикатом) не только к предыдущему слову с его объективным значением, но и ко всему приписываемому ему содержанию (смыслу), представленному в мысленном образе ситуации, т.е. в поле внимания.Двойная репрезентация смысла (языковое значение и образ) снимает, на мой взгляд, противоречия в нашем споре с Алексеем Алексеевичем.

Повторение процедуры предицирования может вести к построению иерархической структуры. Это видно из текстов больных с грубым аграмматизмом, у которых смысловой синтаксис выносится наружу: «Ребята два – мальчик и девочка. Маленькие – девочка юбка, мальчик – штаны».

Смысловой синтаксис есть прежде всего способ организации содержания для себя, с точки зрения его «новизны», важности для говорящего, точнее, для его ответа слушающему (вспомним «всякое высказывание ответно» М.М. Бахтина, 1979). В мысленном представлении говорящего находятся не только объективные отношения содержания, но и отношение к нему слушающего. В зависимости от того, насколько объективные отношения ясны для говорящего, и от того, насколько слушатель включен в это содержание, говорящий может выбирать разные стратегии смыслового развертывания. Это может быть стратегия «Новое – Данное» при уточнении содержания для себя или для себя и включенного в ситуацию слушателя. Но это может быть и стратегия «Данное – Новое», типичная для письменных текстов, где необходимо заботиться о понятности текста для читающего. Переливая содержание внутреннего слова в цепочки слов, освобождая его от субъективной ситуативности, говорящий/ пишущий «выслушивает» их с точки зрения слушающего/читающего, его готовности приписать объективным значениям слов контекстный смысл. Процесс становления стратегий смыслового развертывания с учетом слушающего отчетливо виден у детей. Их освоение приводит к формированию некоторых шаблонов, устойчивых форм развертывания целого текста («жанров», по М.М. Бахтину).

Смысловой синтаксис с помощью «жанровых схем»18 является основой программирования развернутого высказывания и отдельных его смысловых отрезков, близких к предложению. При приближении развертывания к уровню предложения заявляют о себе устойчивые формы разложения компонентов ситуации (Агенс,Объект, Действие и т.д.), т.е. семантический синтаксис, падежная грамматика. Смысловой и семантический синтаксисы соперничают за выход во внешнюю речь. В то же время устойчивые формы развертывания внешней речи – поверхностные синтаксические структуры – навязывают наиболее простые частотные синтаксические конструкции. Таким образом, построение внешней синтаксической структуры описывается не алгоритмом, а соперничающим взаимодействием разных уровней (ср. аналогичные идеи у: Bates, 1976; Bates, MacWhinney, 1982, 1989 и их обсуждение в:Ахутина, 1989, с.91 – 96). Такой «естественный отбор» вполне в русле идеи Л.С. Выготского о психологическом развитии (в фило, онто- и актуалгенезе) как «драме» (неслучайно выражение «живая драма речевого мышления» в вышеприведенной цитате из «Мышления и речи»).

Приведем экспериментальные данные, свидетельствующие о наличии соперничества между уровнями. В эксперименте, проведенном Р. Томлином, испытуемым показывали анимацию ситуаций, где две рыбы плывут друг к другу, затем они встречаются, одна рыба открывает рот и съедает другую. Внимание испытуемого привлекалось к одной из рыб, на которую указывала стрелка. Задача испытуемого описать видимое на экране. Из 12 испытуемых 10 построили предложения, в которых выделенная рыба обозначалась подлежащим. Если стрелка указывала на Агенса действия, испытуемые строили активную конструкцию, если на его жертву, то пассивную конструкцию (Tomlin, 1999). Таким образом, англоговорящие испытуемые в большинстве своем превращают топик в подлежащее, а выбор конструкции зависит от семантической роли топика. А. Мячиков повторил этот эксперимент с русско-говорящими испытуемыми (Myachykov, 2004). В русском языке по сравнению с английским пассивная конструкция («Черная рыба съедена белой») менее употребительна в разговорной речи, и может быть построена конструкция с обратным порядком слов, где грамматический объект стоит на первом месте, месте топика («Черную рыбу съела белая»). Русскоязычные испытуемые, когда стрелка указывала на рыбу – Агенса, в 100 % случаев строили активную конструкцию. Когда внимание привлекалось к жертве, испытуемые только в 26 % случаев ставили ее имя на первое место, а в остальных 74 % случаев строили простые активные предложения типа «белая рыба съела черную», несмотря на привлечение внимания не к белой рыбе. Однако латентное время построения таких активных конструкций, было значительно больше, чем когда функции подлежащего, Агенса и топика совпадали. Автор интерпретирует увеличение времени как свидетельство функционального столкновения между высоко предпочитаемой и достаточно автоматизированной языковой структурой и требованиями, предъявляемыми другими когнитивными процессами, с которыми взаимодействует язык. С нашей точки зрения, здесь имеет место соперничество кандидатов разных уровней синтаксиса на место первого имени, и в 74 % выигрыш остался за кандидатом частотной поверхностной структуры, а в 26 % – за кандидатом фокуса внимания, топика. Такое соперничество замедляет обработку по сравнению с обработкой в случае одного кандидата от всех уровней.

Рассматривая смысловое развертывание, мы все время ведем речь о синтаксисе, однако следует принять во внимание, что первое же слово вызывает свои ассоциации, и эти ассоциации также могут влиять на выбор синтаксической структуры. Но прежде, чем от синтаксиса перейти к лексико-семантическим вопросам нам необходимо сделать отступление.

* * *

Говоря о развитии модели и ее теоретическом основании, мы представляли дело так, что развитие науки поступательно идет к освоению на новом уровне положений школы Л.С. Выготского.Действительно, по отношению к принципам системного строения и динамической организации и локализации функций это так,но одновременно некоторые основополагающие для модели представления подвергаются сомнению или отвергаются. Так, различие синтагматических и парадигматических связей предается забвению, и даже принципиальное различие синтаксических и лексических механизмов нередко отрицается. Страстным сторонником идеи неразделимости грамматики и словаря была Элизабет Бейтс (Bates, Bretherton, Snyder, 1988; Bates, Goodman, 1997; cp.Marchman, Thal, 2005).