себя неловко и направился к выходу.
В коридоре он столкнулся с неразлучными друзьями Миней и Гриней и задержался потрепаться. Они пообещали устроить его в группу к знакомому диверсанту.
— Он вьетнамец, практикует стиль обезьяны. На одной руке тридцать раз подтягивается, — сообщил Миня.
— У него в зале настоящие макивары стоят, — подтвердил Гриня. И поинтересовался. — Ты свое черное кимоно продавать не собираешься? Я бы купил.
Крюков вышел из дворца спорта через боковую дверь. Узкую дорожку наполовину перегораживал огромный "мерседес". Когда Крюков проходил мимо, водительская дверь приоткрылась, из нее выглянул Высоцкий и махнул.
— Садись, Васек, подброшу.
— Почему Васек? — поинтересовался Крюков, усаживаясь рядом с артистом.
— По молодости мы с друзьями так друг друга звали, — пояснил Высоцкий. — Ты мне то время напомнил. Я тогда таким же был. Резким и обидчивым. Ты молодец, Васек, верно поступил. В харю врезал капитально. Кстати, как тебя на самом деле зовут?
Крюков замялся.
— Называйте лучше Васьком, — предложил он.
— Тогда на "ты", — потребовал поэт. — Я видел как ты там, раздевалке в угол жался, когда другие вокруг меня крутились. Колись давай, это у тебя от скромности или просто стихи мои не нравятся?
— Почему? — не согласился Крюков. — Нравятся. Но не все.
— Это какие например?
Артист не то, чтобы обиделся. Скорее удивился.
— Про цветы на нейтральной полосе, — сообщил Крюков. — На границе нейтральной полосы не бывает. И про того, который не стрелял. Таких потом всегда старший расстрельной команды пулей в голову добивал. Не то, чтобы мне сами песни не нравятся. Просто не люблю неточностей.
Поэта такое замечание задело, от его флегматичности не осталось и следа.
— А ты слышал: "Из песни слова не выкинешь"? Думаешь, я не знаю, что на границе не нейтралка, а КСП, контрольно-следовая полоса? Знаю, Васечек. И то, как людей расстрелянных добивали, я от одного старичка-чекиста из первых рук слышал. Они раненых не просто достреливали, а лопатой череп проламывали… Вот так-то, Васек.
Он дал газу и роскошный "мерседес" тронулся со стоянки.
Высоцкий искоса посмотрел на сурового критика.
— Ну а за театр что скажешь?
— Я по театрам как-то не хожу, помялся Крюков. — Времени нет.
— Сегодня время есть? Я вечером Гамлета играю. После долгого перерыва. В кино я тут снимался. Про банду "Черная кошка". Вайнеры до последнего против меня стояли, но Слава Говорухин их все-таки уломал.
Крюков как-то видел как в переулках между Сретенкой и Цветным бульваром снимали фильм про военную Москву, где Высоцкий играл роль милицейского опера.
— Сейчас, подожди.
Высоцкий вдруг отпустил руль, повернулся и полез в сумку, которая лежала на заднем сиденье. Его "Мерседес" летел по Фрунзенской набережной со скоростью около ста километров в час.
— Из колеи не выскочим? — робея, поинтересовался Крюков.
— Нет, у меня автопилот, — отшутился Высоцкий. — Он наконец нашел и протянул Крюкову фотографию, на которой был изображен в хромовых сапогах, галифе и пиджаке с орденом.
— Это фотопроба, — пояснил он. — Как тебя величают?
— Друзья просто Крюком зовут, — снова стушевался Крюков.
Высоцкий достал ручку и надписал фото внизу: "Крюку от Жеглова".
— Приходи вечером на "Гамлета" — пригласил он. — Контрамарку тебе на двоих?
"Гамлет" Крюкову не понравился. В смысле постановки. Актеры выходили на авансцену как пионеры на утреннике и по очереди проговаривали текст. Вытягивал все действо Высоцкий. Он играл не просто великолепно. Он рычал и метался по сцене как дикий зверь. Казалось, его темперамент превосходит энергией электростанцию средней мощности. Только тут Крюков понял, что такое настоящая звезда. И главный признак звезды — это колоссальный поток исходящей энергии.
Выходя из театра, Крюков носом к носу столкнулся с Ляхом.
— Вот это встреча! Сколько зим! Где бы нам поблизости посидеть?
Самой близкой оказалась "Кама". Первый этаж, где когда-то была кулинария, теперь занимал коктейль-бар. Там толкалась молодая вшивота. Из темноты доносились звон битой посуды, удалые выкрики и звуки ударов.
Крюков и Лях поднялись наверх. Лях заказал бутылку "Старки", мясное ассорти, по салату "оливье" и по паре шашлыков.
— Как живешь? — спросили оба в один голос и рассмеялись.
— Давай ты, — предложил Крюков.
Лях вкратце изложил прошедшие события. Скрывать ничего не стал. Наверно ему давно хотелось хоть с кем-нибудь поделиться своими проблемами. Только сейчас он понял, что после расставания с Крюковым и Сильвером так и не приобрел настоящих друзей среди пацанов-ровесников.
— Осуждаешь? — скорее обреченно, чем с вызовом спросил он. — А куда мне деваться? У тебя отец писатель. Тебе институт обеспечен, да и после института место в жизни приготовлено. А у меня мать то бросит пить, то снова начнет…
— Ладно, расслабься, — махнул рукой Крюков. — Никто тебя не осуждает. Каждый живет как может. И кто я такой, чтобы судить других? Я вот на днях чемпионат по каратэ просрал. Может оно и к лучшему. Пора с этим детством завязывать, делом заниматься. Давай выпьем, что ли?
Они выпили и принялись с аппетитом жевать холодное мясо и колбасу.
— А ты Генку Сильвера давно не видел? — вспомнил Лях третьего из друзей. — Я слышал, он в бокс ударился.
Крюков хлопнул себя по лбу.
— Хорошо, что напомнил. Он же завтра выступает. Крутым боксером заделался. Я обещал сходить с Михалычем. Ему по юношам в полутяжи срочно человек нужен.
— А разве Сильвер полутяж? — удивился Лешка. — Он же всю жизнь глистопером был вроде меня.
Крюков пожал плечами и разлил еще по рюмке.
— Может разожрался, не знаю. Я его давно не видел. Но, думаю, даром времени он не терял.
ГЛАВА 5. СИЛЬВЕР
Сильвер и в самом деле не терял времени. Но его интересы были иными. Началось все давно и вроде бы случайно. Однажды в школе всем классом они поехали то ли в театр, то ли в цирк. Настроение было прекрасное — еще бы, вместо скучной учебы — представление! Ехали весело. Когда поезд метро трогался, девчонки, сбивая друг друга как кегли, падали в одну сторону, когда тормозил — в другую.
Когда они вышли из вагона на станции "Маяковская", то столкнулись с туристами. Кажется это были немцы из ГДР. Иностранцы оживились и принялись раздавать пионерам значки. Сильверу достался самый красивый, сделанный в форме большого немецкого флага на постаменте. Другим тоже достались значки, но не такие красивые.
Этот значок Сильвер потом обменял на машинку парню-коллекционеру из соседнего класса, а машинку продал за огромные по тем временам деньги — пять рублей. Это ему понравилось и в следующий раз он уже целенаправленно отправился на промысел.
На вырученные за машинку деньги Сильвер накупил значков с