Следом в зал вошли бароны. Семь вместо двенадцати, подумать только! Теперь они числом почти сравнялись с графами – семь на пять. Барон Толли загадочно умер этим летом, барона Боклэра обезглавили сегодня на Яблоневой, а Келмворт и Верендарт… Пусть благодарят Древо, что их не настигла та же участь, что и Боклэра.
Шольц всецело одобрял решение короля казнить предателя. Будь его воля, он всех трех бы казнил. Единственное – не так быстро. Тут Его Величество поспешил, презрев все традиции. Но – чем раньше отрубишь гадюке голову… Шольц прищелкнул пальцами, и слуги, подхватив чаши для омовения рук и полотенца, двинулись к степенно вышагивающим маркизам, которые как раз дошли до королевского стола, стоящего на возвышении у дальней от входа стены. Одоле и остальные маркизы пополоскали пальцы в воде, по поверхности которой плавали розовые лепестки, вытерли руки и расселись.
Тем временем появились графы. Шольц с прискорбием отметил, что и их стало меньше. Граф Майоль ему нравился. Он разбирался в садоводстве и был предан королю – а эти два пункта значили для Шольца очень много. Графы выглядели не такими подавленными, как бароны, но и их походная жизнь потрепала – дворецкий не заметил ни одной радостной улыбки, лишь глубоко скрытую усталость и ожидание.
Осталось войти младшим графам – и внимание можно будет перенести на другую часть зала, ведь там с минуты на минуту должен был появиться король. Шольц вообще не понимал, зачем нужны были младшие графы. Разве что титулы эти давались бы за заслуги, так нет – они были, скорее, подачками. А все дед нынешнего короля, Его Величество Данут Первый. Раскидывался золотом и землями направо и налево. Хорошо, его сын, Беорель, исправил положение, ограничил младших графов только титулами, и ничем больше. Что-то вроде красивого ордена «Просто Так С Бантиками». Ни пользы, ни вреда.
Как можно было догадаться, дворецкий Шольц был весьма кровожаден и прижимист. Но оба эти качества, объединяясь с преданностью королевский семье, тактом, отличной памятью, знанием людской сути и управленческими способностями давали в итоге идеального дворецкого.
А Дориан Второй, пожалуй, для Шольца был идеальным королем. Он не жаловал титулы всяким бездарям. По чести, он вообще пока никого не наградил титулом, но так даже лучше. Следил за всеми делами королевства, вникал во все вопросы, а не просто праздно сидел на троне. Выделил Шольцу акр земли в Королевской оранжерее для выращивания роз. И очень правильно женился.
Старый дворецкий считал, что правильно жениться – самая первая и, пожалуй, главная задача короля.
Наконец самый последний младший граф Леккон зашел в зал, и Шольц позволил себе испустить еле слышный вздох облегчения. Ничего неположенного не произошло, потолок не упал, пиршество готово было начаться. Он прошествовал вдоль огромного ковра, следя зорким не по годам глазом за слугами, к королевскому столу. Почти все дворяне уже расселись. В зал все прибывали люди – купцы, управляющие, судьи и банкиры, жрецы Древа и Блеизнецов, бросающие друг на друга неприязненные взгляды.
Шольц пересчитал приборы, придирчиво проверил, отражается ли его длинное, сухое лицо в кубке короля и кивнул Сенешалю второй раз.
В зал стали входить воины – без оружия, естественно, если не считать кинжалов у пояса – надо же чем-то резать мясо. Шольц не ждал от них знания этикета, но все равно велел положить на их стол вилки. Хотя они все равно будут ими в зубах ковырять…
– Его Величество Дориан Второй! – объявил лорд Бауфур.
Все встали. Небольшая дверца за троном открылась, и появился король – в парадном одеянии, в «полном венце», насчитывающем тринадцать бриллиантов. На груди у него висела Роза, чуть покачиваясь на цепи. Она больше не сверкала нестерпимо-белым светом, как тогда, в Храме, и даже не светилась мягкой, молочной белизной. Но она – была, и всякий мог убедиться, что их король – избранник Древа.
Гринер ощутил, как на него устремились сотни взглядов. Опустил руку, которая уже собралась было, словно по собственной воле, сдвинуть корону чуть набекрень, чтобы было удобнее. Весь последний час перед пиром он провел в бессмысленных спорах с Пьетро, который убеждал его, что король не может выйти к праздничному столу в повседневной одежде. Гринер чуть было не зарычал, что король, как ему кажется, может все, что захочет, но Дориан его остановил – и теперь Гринер жалел, что поддался на уговоры. В мантии, короне и с цепью на шее он чувствовал себя не только неудобно, но и не в своей тарелке.
«Привыкнешь».
Он величаво кивнул присутствующим, поднял руку – и выслушал троекратное «Ура Королю!», после чего сел в тронное кресло. Только после этого сели остальные. Сенешаль махнул платком, и из-под потолка полилась музыка.
«Хорошо, что ты перекусил, особо не налегай ни на яства, ни на вино»
«Тогда зачем их сюда выставили, если мы не есть пришли? А кстати, пришли что?»
«Смотреть, слушать. И чтобы показать подданным, что их король в полном расцвете сил, всех помнит, знает и любит. И чтобы наградить воинов, отличившихся в битве. И чтобы…»
«Понял, сидеть для виду».
«Примерно так».
Похоже, понял Гринер, только король на этом празднике оставался без еды и питья – остальные налегали на разнообразные блюда так, словно не ели неделю. Но, понаблюдав за пирующими, Гринер обнаружил, что не только он сидит, ковыряясь вилкой в тарелке, на которой лежал малюсенький кусочек мяса в подливе.
Бароны либо откушали втихую у себя комнатах, либо им кусок в горло не лез. Особенно апатично выглядел Гордойс. Гринер пригляделся к нему незаметно – и понял, что тот все время посматривает на барона Падуа.
«Он выглядит так, будто все время боится», – подумал Гринер, и Дориан тут же ответил:
«А он и боится».
«Почему? Он ведь не предатель?»
«А ты посчитай баронов и графов»
Гринер только сейчас заметил то, что старому Шольцу пришло в голову сразу же. Баронов было существенно меньше.
«Толли умер, не оставив наследника, и вопрос о его землях так пока и висит в воздухе. Хотя по традиции они должны отойти короне, каждый из баронов втайне надеялся склонить меня к тому, чтобы отдать такой лакомый кусок ему. Но это было еще до войны, сейчас у них совсем другие страхи. Смотри – нету Толли, Боклэра. Верендарт и Келмворт сидят тихо по своим комнатам и трясутся. Мервульф восстанавливает Рудего. Баронесса Дурстхен… хм. В итоге их тут всего шестеро из двенадцати. Гордойс, Смерриль, Падуа, Морринт, старый и недалекий Ольдверг, который в стороне от дел Совета, потому что несколько лет просидел послом в Лионе и Уилсонсон, который, хоть и стар, но всецело предан короне. А теперь подумай. Падуа был дружен с Боклэром. Смерриль – с Келмвортом. Из них только Гордойс и Морринт не вызывают особенных подозрений».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});