Читать интересную книгу Фрайди - Роберт Хайнлайн

Конечно, я могла настаивать на том, чтобы «приговор» был произнесен мне всем домом, не довольствуясь заявлением одной Аниты. Но зачем? Чтобы выиграть спор? Доказать свою правоту? Или помахать после драки кулаками? Пять секунд ушло у меня на то, чтобы осознать — все, чем я дорожила, пропало. Гордая, как телеграфный столб, вся надувшаяся от спеси, как мыльный пузырь, отныне я — больше не «часть». Те дети — не мои. И никогда мне уже не кататься с ними по полу.

Я размышляла об этом с холодным сожалением и так старалась сохранить глаза сухими, что чуть было не забыла — Анита обошлась со мной весьма «благородно». В контракте, который я подписывала с семьей, черным по белому было написано, что в случае нарушения мною данного контракта, я обязана выплатить всю сумму полностью незамедлительно. Быть «нечеловеком» — значит нарушить контракт? (Хоть я ни разу не просрочила ни единого взноса.) Итак, с одной стороны, если они исключают меня из семьи, мне причитается около восемнадцати тысяч новозеландских долларов. С другой — мне не только не принадлежит выплаченная часть моей доли, но я еще должна уплатить им сумму в два с половиной раза большую.

Но они поступили «благородно»: если я тихо и незаметно исчезну, они не станут выдвигать обвинений против меня. Что произойдет в случае, если я буду подымать шум и нарываться на публичный скандал, не оговаривалось, но ясно подразумевалось.

Я исчезла без шума.

Мне не нужен психоаналитик для того, чтобы понять — я сделала это ради себя самой. Это я и так прекрасно понимала с той самой минуты, когда Анита объявила мне «приговор». Вопрос другой: почему я это сделала?

Я поступила так не ради Эллен, и у меня не было ни малейших оснований тешить себя иллюзией, будто я сделала это для нее. Наоборот, мой идиотизм напрочь лишил меня возможности хоть как-то помочь ей.

Почему я сделала это?

От злобы.

Другого ответа я найти не могла. От злобы на весь род людской за то, что моя порода считается у них «нелюдью», а стало быть, такие, как я, не имеют у них права на нормальное отношение и на элементарную справедливость. За то, что с первого дня своей жизни я столкнулась с непреложной истиной: у рожденных детей изначально есть привилегии, которых никогда не будет у меня по той простой причине, что я не человек. Возможность быть принятой за человека — это возможность очутиться в стане привилегированных, но это не означает, что я приняла собственно систему. Наоборот, я испытывала еще большее ее давление на себе, потому что не могла это высказать. И наступил день, когда для меня стало важнее знать, примет ли меня моя семья такой, какая я есть, чем сохранение теплых отношений под маской. Я хотела получить ответ на этот вопрос.

И я его получила. Ни один из них не вступился за меня… Как ни один не вступился за Эллен. Думаю, я знала это — поняла, что они отвергнут меня, как только узнала, что они предали Эллен. Но этот уровень моего знания запрятан так глубоко, что я сама его не очень хорошо понимаю — это та самая черная дыра, где, по словам Босса, происходит самый главный процесс моего подлинного мышления.

Прилетев в Окленд, я выяснила, что опоздала на сегодняшний рейс полубаллистика на Виннипег. Зарезервировав место на завтрашний рейс и сдав в багаж все, кроме спортивной сумки, я стала раздумывать, чем бы заняться в ближайшие двадцать два часа. И конечно, тут же подумала о своем Вежливом Волке — о капитане Жане. Судя по тому, что он мне говорил, шансы на то, что он в городе — один против пяти, но… В его квартире, если она свободна, наверно, все-таки приятнее, чем в отеле. Я отыскала терминал и набрала его код.

Через несколько секунд экран засветился и на нем появилось довольно симпатичное и радостно улыбающееся лицо молодой девицы.

— Привет, меня зовут Торчи, а вы кто?

— Я Марджи Болдуин, — ответила я, кажется, я не туда попала. Мне нужен капитан Тормей.

— Нет, крошка, ты попала, куда надо. Подожди минутку и я выпущу его из клетки. — Она отвернулась и, отходя от экрана, позвала: — Эй, красавец! Там роскошная девка на проводе? Она знает, как тебя зовут.

Когда она отвернулась и стала отходить от экрана, я увидела сначала обнаженную грудь, а потом и всю ее целиком. Отличное тело — быть может, чуть широковатый таз, но длинные ноги, тонкая талия и ягодицы — точь-в-точь, как у меня… А на мои еще никто никогда не жаловался.

Я тихонько выругалась — ведь я прекрасно отдавала себя отчет в том, зачем я позвонила капитану: чтобы забыть о трех мужчинах в объятиях четвертого. Я застала его дома, но… кажется, место уже занято.

Он появился перед экраном одетый, но не слишком — с полотенцем вокруг бедер, это, по-моему, называют «лава-лава». На лице его сначала появилось удивленное выражение, а потом он узнал меня.

— О-о-о! Мисс… Болдуин! Вот здорово! Вы откуда?

— Из аэропорта. Представился случай сказать вам «привет»!

— Стойте, где стоите. Не двигайтесь и не дышите. Семь секунд, чтобы натянуть брюки и рубашку — и я подъеду за вами.

— Нет, капитан. Я правда только хотела сказать «привет». Я опять здесь транзитом.

— Куда вы летите? В какой аэропорт? Когда вылет?

А, черт! Я же заготовила версии заранее… Ну что ж, иногда бывает лучше сказать правду, чем выдавливать из себя вымученное вранье:

— Возвращаюсь в Виннипег.

— Серьезно? Тогда вы разговариваете с вашим пилотом. Завтрашний рейс — мой. Скажите мне точно, где вы стоите, и я заеду за вами минут через сорок, если мне повезет с такси.

— Капитан, вы очень любезны, но совершенно свихнулись. У вас уже есть одна гостья, и больше вам не осилить — та молодая дама, которая ответила на мой звонок. Торчи.

— Торчи — это не имя. Это ее состояние. Она моя сестра, ее зовут Бетти. Она живет в Сиднее и торчит здесь всякий раз, когда приезжает… Я, по-моему, вам о ней говорил. — Он обернулся и крикнул: — Бетти! Подойди и представься. Только веди себя прилично.

— Уже поздно вести себя прилично! — раздался бодрый голос, и она показалась из-за его спины, поправляя распахнувшийся лава-лава (кажется, с этой проблемой она сталкивается не впервой). — А, чтоб ей черт!.. Мой братец вечно хочет, чтобы я вела себя прилично, а вот муж — тот махнул давно рукой. Слушай, крошка, я слышала, что ты тут говорила. Я его замужняя сестра, это — чистая правда. Но только, если ты не хочешь выйти за него замуж, иначе я сразу становлюсь его невестой, так ты хочешь?

— Нет.

— Отлично. Тогда можешь брать его тепленького. Я пока сделаю чай. Ты пьешь джин? Или лучше виски?

— Я выпью то же, что и вы с капитаном.

— Ему ничего нельзя, у него рейс меньше чем через сутки. Но мы с тобой надеремся, как следует.

— Тогда я пью то же, что и ты. То есть все, что угодно.

Я убедила Жана, что ему не стоит заезжать за мной — в порту было полно такси. Номер 17 по Локсли-Пэред находился в многоквартирном недавно выстроенном блоке с двойной системой охраны: войдя в главный вход, я оказалась запертой между первой дверью и второй, как в космическом корабле.

Бетти чмокнула меня в щеку и я поняла, что она уже успела выпить, мой Вежливый Волк тоже чмокнул меня, и его поцелуй продемонстрировал сразу две вещи: первое — он ничего не пил, второе — он рассчитывал затащить меня в постель в самое ближайшее время. Он ничего не спрашивал о моих мужьях, и я сама не заговаривала о своей семье… Своей бывшей семье. Нам с Жаном было хорошо вместе, потому что мы пользовались одними и теми же сигналами, причем пользовались со знанием дела, не промахиваясь и не вводя друг друга в заблуждение.

Пока мы с Жаном вели этот безмолвный разговор, Бетти вышла из комнаты и тут же вернулась, держа в руках лава-лава.

— Чаепитие официальное, — икнув сказала она, — так что вытряхивайся из своего и влезай в парадную форму.

Интересно, это она придумала? Или он? Я все же решила, что она. Хотя распутные намерения Жана были так же недвусмысленны, как прямой удар в челюсть, по сути своей он был весьма старомоден, чего не скажешь о Бетти — та давно объявила себя вне закона. Впрочем, дело шло к тому, чего хотела я сама, а на остальное мне было наплевать. Обнаженные женские ноги действуют ничуть не меньше, чем обнаженная грудь, хотя большинство людей этого почему-то не понимает. Женщина в лава-лава гораздо более соблазнительна, чем вообще безо всего. Вечеринка развивалась, как надо, и я предоставила Жану решать, когда нам избавляться от опеки его сестрички. Если это вообще стоит делать — я не удивлюсь, если окажется, что Бетти в этом смысле торгует билетами. И не расстроюсь. Ни капельки…

Я здорово надралась.

Как здорово, я поняла лишь на следующее утро, когда, проснувшись, нашла себя в постели с мужчиной и мужчина этот был не Жан Тормей.

Несколько минут я лежала, не шевелясь и глядя на похрапывающего человека, стараясь пробиться сквозь джинсовую завесу на моей памяти и сообразить, кто же это такой. Мне кажется, что женщину все-таки обычно знакомят с мужчиной, прежде чем она ложится в ним в постель. Интересно, представили ли нас с ним друг другу? И знакомы ли мы с ним вообще?